Валютчики - Генрих Вазирович Мамоев

не нужда, вряд ли кто смог бы заставить меня окунуться в этот мир сплошных запахов. Я присел на брошенную прямо на каменный пол мешковину, оказавшись между очкариком и полусонной девицей, почему-то уступившей мне нагретое место.

Пахло так, что в любое другое время я сбежал бы, едва учуяв стойкий аммиачный дух, ближе к костру имевший почти физическую концентрацию, но сейчас я всего лишь отметил неприятный факт и, повернувшись к пожилому очкарику, негромко сказал:

— Я ищу одного человека, — несколько голов лениво повернулись в мою сторону, и я продолжил, — зовут Михаилом, 40 лет. Был в такой высокой шапке…

Я замолчал, глядя на очкарика, но он лишь мотнул головой. Другие головы тоже отвернулись, и я подумал, что нужно двигаться к другим кострам, когда услышал низкий женский голос. Это была уступившая мне место девица. Она откашлялась и так же хрипло, как и очкарик, сказала:

— Тот, что от ментов сбежал?

— Да! — Я даже почувствовал некую симпатию к этой мало похожей на женщину бездомной. — Где он?!

— Где, не знаю, — так же хрипя ответила женщина, — я видела, как он мента толкнул, — она неожиданно рассмеялась, и ее смех был так же неприятен, как и голос.

— А куда побежал-то?

— Он там, — раздался еще один сонный, охрипший голос, который раздавался откуда-то из-под груды одеял, — у третьего цеха стоял. И шапка на нем была… дурацкая!

— Третий цех это из дверей налево, и первое здание справа. Только туда опасно ходить, — сказал пожилой очкарик, бросив на меня интересующийся взгляд.

— Почему?

— Там эти, гопники, мать их, ночуют, — пояснила хриплая девица, — а с ними лучше не связываться. Мочканут зазря, и концов не сыщешь!

— Гопники?! — Я подумал, что если Михаил еще жив, то он наверняка родился в рубашке. Ну, или в той самой шапке…

Гопники — это отдельная тема уголовной милиции. Сбиваясь в мелкие банды по три, редко больше, в Москву ехали преступники всех возрастов, грабившие всех, кого можно было. Припозднившуюся женщину, подвыпившего мужчину, даже дети подвергались нападениям «беспредельщиков», не считающихся ни с полом, ни с возрастом. Иногда они не грабили, а просто избивали студентов или длинноволосых «хиппи», порой насиловали (также невзирая на возраст, а порой и на пол!), и даже убивали свои жертвы. Милиция была бессильна против гастролирующих по всей стране гопников, чем те и пользовались, оставаясь неуловимыми для неповоротливой милицейской машины.

Покуролесив, набив мешки отобранными у граждан ценными вещами, они возвращались в свои провинции, где «с шиком прогуливали награбленное», чтобы снова вернуться в столицу и продолжить свой преступный промысел. От несчастных бездомных их отличала редкая даже в те неспокойные дни жестокость и сплоченность. Даже двое гопников, раскачавших в сырых подвалах провинциальных городков свои треглавые и прочие мышцы, могли легко разогнать толпу бомжей или обычных граждан, чему я сам однажды был свидетелем, наблюдая, как двое низкорослых «качков» избивают целую группу выходящих из стадиона фанатов группы «Сепультура»…

— Да, ублюдки! — выразила общее мнение девица в шарфе. — Конченые твари! Ты к ним не ходи, — она бросила на меня быстрый взгляд, — если жить не надоело, конечно.

— Нет, — я бодро поднялся на ноги, и сказал, — не надоело, но пойду. Спасибо.

Подумав, что спасибо в карман не положишь, и эти люди ничем не хуже взяточника сержанта из вытрезвителя и так же заслуживают вознаграждения за информацию, я достал стодолларовую бумажку и, протянув ее девице, негромко сказал:

— Купи еды, что ли. Или чего хочешь.

Она посмотрела на иностранную купюру, потом на меня и все так же хрипло спросила:

— Она настоящая?

— Конечно, — я усмехнулся, — сам делал.

Незамысловатая шутка вызвала улыбку на лице бездомной. Улыбку, мгновенно изменившую ее унылое лицо.

— Так ты профессор! — Держа на вытянутых руках, она разглядывала купюру в свете костра. — Золотые руки, да?

Я не стал отвечать на ее вопрос и быстро пошел по хрустящим осколкам битого стекла к еле угадываемому отсюда дверному проему…

…Идти к оккупированному гопниками третьему цеху я решил не один. Сейчас мне нужны были все имеющиеся в наличии силы, за исключением «Кефира», который по моему плану должен был оставаться в машине с заведенным двигателем. Сеня, Димон и Сергей шли со мной. У всех троих карабины «Сайга», у меня дикое желание найти Михаила и деньги, что тоже почти оружие.

Третий цех встретил нас громкими голосами, руганью и бликами большого, горевшего посередине цеха костра. Нас еще не заметили, а я, разглядев группу из шести-семи человек, почувствовал некоторые сомнения. Видные на фоне костра фигуры ничем не напоминали Михаила, но чтобы удостовериться в этом, я должен был видеть их лица — в конце концов, мы не так хорошо были знакомы с Михаилом, чтобы я мог узнать его со спины.

Подав своим знак сохранять молчание, я двинулся в сторону громко спорящих мужчин. По мере нашего приближения, голоса раздавались все четче, и летавшее под высоким потолком эхо уже не так искажало слова.

— Пошел ты на х…! — с легким реверсом вторил один из мужчин.

— Сам пошел, б…! — с тем же «пинкфлойдовским» эффектом отвечал ему кто-то.

— Да е…и его, козла! — включался третий голос. — Чё ты сопли жуешь?!

— Сам козел!

— Пидор сраный!

— Гандон штопаный!

— Ты кому сказал?!

— А ты кого назвал?!

Голоса смешивались в кучу, и я все ждал, что сейчас начнется всеобщая свалка, но ругань все продолжалась, не перерастая в более активные действия.

Мы были уже недалеко, когда нас заметили. Гопник резко вскочил на ноги, споткнулся и, заваливаясь чуть не в середину костра, заорал:

— Мусора, б…!

Остальные повскакивали со своих мест, хватая с полу какие-то, видимо, не случайно оказавшиеся рядом трубы и камни. Я увидел, как Сеня вскинул карабин, и то же самое проделали остальные охранники, и понял, что сейчас может произойти убийство (а то и не одно!). Делая шаг вперед, я поднял вверх руки, показывая, что у меня нет никакого оружия, и громко крикнул:

— Тихо! Мы не менты, и никого стрелять не собираемся! Я ищу своего человека и даже заплачу тому, кто покажет мне, где его можно найти.

Гопники немного притихли, но трубы и камни по-прежнему держали в руках. Как, впрочем, и Сеня с ребятами, по-прежнему держащими на мушке сгрудившихся перед костром гопников. Наконец, гопник в длинном кожаном плаще (на манер первых чекистов) неприятным тоном, глядя куда-то мимо моего лица, спросил:

— Что за человек, братан?

— Просто человек, имя — Михаил. На нем была вот эта шапка, — я достал из-за пазухи прихваченную из броневика мурмолку, — может,