Желтые обои, Женландия и другие истории - Шарлотта Перкинс Гилман

и смирился со все возраставшими требованиями к нам как к учителям. Нам повезло, что мы на самом деле знали так мало, и у нас не было книг, на которые бы мы ссылались. Полагаю, в противном случае мы бы до сих пор сидели там и рассказывали пытливым женщинам о нашем мироустройстве.

Что касается географии, они хранили воспоминания и предания о Большом Море за горами. Сами они видели лишь расстилающиеся далеко внизу бесконечные долины, поросшие густыми лесами. И это все. Но из немногих сохранившихся древних хроник (в их случае не «допотопных», а времен до землетрясения, отрезавшего их от остального мира) они знали о существовании других стран и других народов.

В геологии они были совершенно не сведущи.

Что же до антропологии, то у них имелись отрывочные знания о других народах и о живущих в «нижних» лесах первобытных племенах. Тем не менее они пришли к выводу (какими же они обладали великолепными способностями к анализу и дедукции!), что в других местах могут существовать и развиваться иные цивилизации, как и мы допускаем подобное на других планетах.

Когда во время первого разведывательного полета у них над головами прострекотал наш биплан, они сразу же восприняли его появление как доказательство наличия высокоразвитого общества По Ту Сторону и приготовились принять нас, как мы бы готовились к встрече пришельцев, прибывших на «метеорите» с Марса.

Из истории — кроме своей — они, конечно же, ничего не знали, за исключением древних преданий.

В астрономии они обладали хорошими практическими знаниями, поскольку это очень древняя наука, и вкупе с ней на удивление хорошо владели математикой.

Физиология была им очень знакома. Действительно, когда дело доходило до более простых прикладных наук и предмет изучения находился перед глазами, требуя тщательного исследования, их результаты просто поражали. Они преуспели в химии, в ботанике и в физике со всеми смежными дисциплинами, где наука смыкается с искусством или переходит в ремесло. И подобная полнота знаний заставляла нас чувствовать себя школьниками.

А еще мы открыли для себя (как только поездили по стране и в течение дальнейших обсуждений), что у них то, что знает одна, то в весьма значительной степени знают и все остальные.

Позже я беседовал с небольшого роста горянками, живущими в узких долинах у самых вершин, с загорелыми жительницами равнин, с расторопными хранительницами лесов и с горожанками — и везде встречал одинаково высокий уровень умственного развития. Некоторые понимали больше остальных в какой-то одной области. Разумеется, существовала специализация, однако по сравнению с нашей страной все они знали больше обо всем, с чем приходилось иметь дело их народу.

Мы много распространяемся о нашем «высоком уровне общего развития» и об «обязательном общем образовании», однако если учитывать их возможности, они были намного более развитыми, чем наше население.

На основании наших рассказов, набросков и подготовленных схем они составили своего рода рабочую модель, которую можно пополнять по мере поступления новых знаний.

Был изготовлен большой макет земного шара, и на него схематично нанесли наши эскизные карты, дополненные данными из моего драгоценного ежегодника.

Они рассаживались группами из полных любопытства женщин, специально приходивших ради этого, и слушали, пока Джефф конспективно излагал геологическую историю земли и показывал их страну относительно других земель и государств. Из того же моего карманного справочника брались цифры и факты, после чего они с поразительной смекалкой изучались и анализировались.

Эта работа вызвала интерес даже у Терри.

— Если так пойдет и дальше, они попросят нас читать лекции в женских школах и колледжах. Как вам все это? — спрашивал он. — Не знаю, стану ли я возражать против авторитета у такого рода слушательниц.

На самом деле они и правда чуть позже просили нас читать публичные лекции, но не тем слушательницам и не с теми целями, которых мы ожидали.

То, что они с нами делали, походило на… ну, скажем, на то, как Наполеон выпытывал военную информацию у неграмотных крестьян. Они точно знали, что именно спрашивать и как использовать узнанное. У них использовались почти такие же механические устройства для распространения информации, как и у нас дома, и к тому времени, когда нам разрешили читать лекции, наши слушательницы тщательно изучили прекрасно составленные резюме рассказанного нами наставницам. Они приготовили такие наметки и вопросы, которые поставили бы в тупик профессора университета.

Наши аудитории состояли не из девушек. Прошло некоторое время, прежде чем нам разрешили встретиться с молодыми женщинами.

— Вы могли бы сказать, что намереваетесь с нами делать? — как-то раз немного задиристо спросил Терри у спокойной и дружелюбной Моадин. Сначала он бушевал и цветисто распинался, но, похоже, ничто их так не веселило, как подобное его поведение. Они обступали его и разглядывали, словно диковинный экспонат, вежливо, но с явным интересом. Поэтому он научился осаживать себя и был почти логичен в высказываниях, но не всегда и не совсем.

Она ответила ровным и спокойным тоном:

— Разумеется. Мне казалось, что все совершенно ясно. Мы стараемся узнать у вас все, что можем, и научить вас всему, что вы хотите узнать о нашей стране.

— И это все? — не унимался Терри.

Она загадочно улыбнулась.

— Дальше посмотрим.

— На что?

— На ваше поведение, — ответила она.

— Почему вы держите нас взаперти?

— Потому что мы не до конца уверены, что вас можно выпустить на свободу, где много молодых женщин.

Эти слова доставили Терри истинное наслаждение. Про себя он так и думал, но теперь развил тему.

— А с чего бы вам бояться? Мы же порядочные люди.

Она снова улыбнулась загадочной улыбкой и спросила:

— А можно ли всегда быть уверенными в «порядочных людях»?

— Уж не думаете ли вы, что кто-то из нас, — произнес он, сделав ударение на слове «нас», — обидит юных девушек?

— О нет, — быстро ответила она с неподдельным удивлением. — Опасность совсем в другом. Они могут обидеть вас. Если