Ким - Редьярд Киплинг

Ким с самого начала притворился, что понимает не больше одного слова из трех. Тогда полковник понял свою ошибку, перешел на урду, которым владел свободно, употребляя образные выражения, и Ким почувствовал удовлетворение. Человек, который так превосходно знает местный язык, так мягко и бесшумно двигается, чьи глаза так отличаются от тупых, тусклых глаз прочих сахибов, не может быть дураком.

-- Да, и ты должен научиться видеть дороги, и горы, и реки, и хранить эти рисунки в своей памяти, пока не наступит удобное время перенести их на бумагу. Быть может, однажды, когда ты будешь землемером и мы будем работать вместе, я скажу тебе: "Проберись за те горы и посмотри, что лежит за ними". А кто-нибудь скажет: "В тех горах живут злые люди, и они убьют землемера, если он будет с виду похож на сахиба". Что тогда?

Ким задумался: "Не опасно ли ходить в той же масти, что и полковник?"

-- Я передал бы вам слова того человека.

-- Но если бы я ответил: "Я дам тебе сто рупий за сообщение о том, что находится по ту сторону гор,-- за рисунок какой-нибудь речки и кое-какие сведения о том, что говорят люди в деревнях"?

-- Почем я знаю? Я еще мальчик. Подождите, пока я стану мужчиной.-- Но, заметив, что полковник нахмурился, он продолжал:-- Думаю, впрочем, что я через несколько дней заработал бы эти сто рупий.

-- Каким путем?

Ким решительно покачал головой.

-- Если я скажу, каким образом я их заработаю, другой человек может подслушать это и опередить меня. Нехорошо отдавать знание даром.

-- Скажи теперь,-- полковник вынул рупию. Кимова рука потянулась было к ней и вдруг опустилась.

-- Нет, сахиб, нет. Я знаю, сколько будет заплачено за ответ, но не знаю, почему задан вопрос.

-- Так возьми ее в подарок,-- сказал Крейтон, бросая ему монету.-- Нюх у тебя хороший. Не допускай, чтобы его притупили у св. Ксаверия. Там многие мальчики презирают черных людей.

-- Их матери были базарными женщинами,-- сказал Ким. Он хорошо знал, что нет ненависти, равной той, которую питает метис к своему единоутробному брату.

-- Правильно, ты сахиб и сын сахиба. Поэтому никогда не позволяй себе презирать черных людей. Я знаю юношей, только что поступивших на государственную службу и притворявшихся, что они не понимают языка и обычаев черных людей. Им снизили жалованье за такое невежество. Нет греха большего, чем невежество. Запомни это.

Несколько раз в течение этой поездки на юг, тянувшейся целых двадцать четыре часа, посылал полковник за Кимом и всякий раз подробно развивал эту последнюю мысль.

"Значит, все мы -- звенья одной цепи,-- сказал себе, наконец, Ким,-- полковник, Махбуб Али и я, когда стану землемером. Вероятно, я буду служить ему, как служил Махбубу Али. Прекрасно, если это позволит мне вернуться на Дорогу. Одежда моя не становится удобней от того, что ее носишь долго".

Когда они вышли на битком набитый Лакхнауский вокзал, ламы там не оказалось. Ким не выдал своего разочарования. Полковник погрузил его вместе с его опрятным, аккуратно уложенным имуществом в тхика-гари и одного отправил в школу св. Ксаверия.

-- Я не прощаюсь, потому что мы опять встретимся,-крикнул он.-- И много раз, если только в тебе действительно есть хорошие задатки. Но ты еще не подвергался испытанию.

-- Даже в тот вечер, когда я принес тебе,-- Ким, как ни странно, осмелился сказать "тум"-- местоимение, допустимое только при обращении, к равному,--родословную белого жеребца?

-- Многое достигается забвением, братец,-- сказал полковник, взглянув на него так, что взгляд этот пронзил Кима насквозь, когда он влезал в экипаж.

Минут пять он приходил в себя. Потом с видом знатока вдохнул новый воздух.

-- Богатый город,-- промолвил он,-- богаче Лахора. Должно быть, базары тут очень хороши. Извозчик, покатай-ка меня по здешним базарам.

-- Мне приказано отвезти тебя в школу,-- извозчик обратился к нему на "ты", что по отношению к белому человеку считается дерзостью. Ким очень недвусмысленно (отличное знание местного языка) разъяснил ему его ошибку, влез на козлы и, когда между ними установилось полное взаимопонимание, катался часа два, оценивая, сравнивая и наслаждаясь.

Нет города,-- если не считать Бомбея, короля городов,-равного Лакхнау по красоте и богатству архитектуры, обозреваешь ли его с моста, перекинутого через реку, или смотришь с верхушки Имамбары вниз, на золоченые зонтики Чхаттар-Манзилаи деревья, в которых тонет город. Правители украсили его фантастическими зданиями, одарили своими щедротами, битком набили наемниками и залили кровью. Он -- обитель праздности, интриг и роскоши, и жители его утверждают, что только в нем да еще в Дели говорят на чистейшем урду.

-- Хороший город... красивый город.--- Извозчику, уроженцу Лакхнау, приятно было слушать такие комплименты, и он рассказал Киму много удивительных вещей, тогда как английский гид говорил бы только о Восстании.

-- Ну, а теперь поедем в школу,-- сказал, наконец, Ким. Низкие белые здания большой школы св. Ксаверия in Partibus стоят среди обширной усадьбы по ту сторону реки Гумти на некотором расстоянии от города.

-- Что за люди там внутри?--спросил Ким.

-- Молодые сахибы, сплошь дьяволята, но, говоря по правде (ведь я многих из них вожу на вокзал и обратно), не видал я среди них ни одного такого истинного дьявола, как ты -- молодой сахиб, которого я везу сейчас.

Само собой разумеется, Ким не упустил случая позабавиться разговором с несколькими легкомысленными дамами (ведь его никогда не учили презирать их), глядевшими из окон верхних этажей на какойто улице, и в обмене любезностями постоял за себя. Он собирался было дать отпор последней из дерзостей извозчика, как вдруг взгляд его -- а уже смеркалось -- упал на человека, сидевшего у одного из белых оштукатуренных столбов под воротами, прорезанными в длинной стене.

-- .Стой!-- крикнул он.-- Стой здесь! Я не сразу поеду в школу.

-- А кто мне заплатит за то, что я возил тебя взад и вперед?-- с раздражением спросил извозчик.-- Сумасшедший он, что ли, этот мальчишка? Прошлый раз это была танцовщица. Теперь жрец.

Ким опрометью соскочил на землю и уже гладил пыльные ноги под грязным желтым халатом.

-- Я ждал здесь полтора дня,-- прозвучал ровный голос ламы.-- Нет, со мною был ученик. Тот, кто в храме Тиртханкары был моим другом, дал мне в дорогу проводника. Я уехал из Бенареса поездом, когда мне передали твое письмо. Да, я хорошо питаюсь. Я не нуждаюсь ни в чем.

-- Но почему не остался ты с женщиной из Кулу, о святой человек? Как ты попал в Бенарес? Тяжко было у меня на сердце с тех пор, как мы расстались.

-- Женщина утомила меня непрестанной болтовней и требованиями талисманов для детей. Я расстался с этими людьми, позволив ей приобрести заслугу подарками. Но все же она женщина щедрая, и я дал обещание вернуться в ее дом, если в этом будет необходимость. Затем, поняв, что я одинок в этом великом и страшном мире, я уехал на поезде в Бенарес, где познакомился с неким человеком, обитающим в храме Тиртханкары; он такой же искатель, как я.

-- А твоя Река?-- сказал Ким.-- Я и забыл о твоей Реке.

-- Так скоро, мой чела? Я никогда не забываю о ней, но, покинув тебя, я счел за лучшее отправиться в этот храм за советом, ибо, видишь ли, Индия очень велика и возможно, что некоторые мудрые люди, жившие раньше нас,-- их было два-три человека -- оставили указания насчет местоположения нашей Реки. В храме Тиртханкары этот предмет вызывает разногласия: одни говорят одно, другие -- другое. Люди там учтивы.

-- Так. Но что ты делаешь теперь?

-- Я приобретаю заслугу тем, что помогаю тебе, мой чела, достигнуть мудрости. Жрец тех людей, которые служат Красному Быку, писал мне, что с тобою поступят так, как я желал. Я послал деньги, которых хватит на год, а потом, как видишь, пришел сюда, чтобы посмотреть, как ты войдешь во Врата Учения. Полтора дня я ждал,-- не потому, что меня влекла привязанность,-- это несогласно с Путем,-- но, как говорили в храме Тиртханкары, потому, что, заплатив деньги за обучение, я вправе был проследить за тем, как совершится это дело. Они вполне разрешили мои сомнения. Я боялся, что, быть может, пришел сюда потому, что совращаемый алым туманом привязанности хотел видеть тебя. Но это не так... Кроме того, меня смущает один сон.

-- Но, святой человек, ты наверное не забыл Дороги и всего, что случилось на ней. Наверное, ты пришел сюда отчасти и потому, что хотел меня видеть?

-- Лошади озябли, их давным-давно кормить пора,-- заныл извозчик.

-- Иди ты в джаханнам и сиди там со своей опозоренной теткой,-- огрызнулся Ким через плечо.-- Я совсем один в этой стране; я не знаю, куда я иду и что будет со мной. Я вложил сердце в письмо, которое я послал тебе; и если не считать Махбуба Али, а он патхан, у меня нет друга, кроме тебя, святой человек. Не уходи от меня совсем.

-- Я размышлял и об этом,-- ответил лама дрожащим голосом.-- Очевидно, что время от времени я буду приобретать заслугу,-- если только не найду своей Реки,-- удостоверяясь в том, что ты идешь по пути мудрости. Не знаю, чему тебя будут учить, но жрец писал мне, что во всей Индии ни один сын сахиба не будет обучен лучше, чем ты. Поэтому ты станешь таким сахибом, как тот, который дал мне эти очки,-- лама старательно протер их,-- в Доме Чудес, в Лахоре. Вот моя надежда, ибо он был источник мудрости, он мудрее многих монастырских настоятелей... Однако ты, быть может, забудешь меня и наши встречи.