Марина - Карлос Сафон

— Который час?

— Полдень. Ты проспал почти восемь часов.

Она приложила руку мне ко лбу на несколько секунд.

— Хотя бы температуры больше нет.

Я открыл глаза и улыбнулся. Марина, побледневшая, сосредоточенно смотрела на меня.

— Ты бредил. Разговаривал во сне…

— И что говорил?

— Глупости всякие.

Я потрогал пальцами горло. Больно.

— Не трогай, — сказала Марина, хватая меня за руку. — У тебя тут порядочная рана. А еще порезы на плечах и спине. Кто это с тобой сделал?

— Не знаю…

Марина нетерпеливо вздохнула.

— Ты меня жутко напугал. Я не знала, что делать. Сходила позвонить Флориану, но в баре мне сказали, что ты уже звонил, и инспектор ушел в неизвестном направлении. Я звонила еще раз незадолго до рассвета, но он еще не вернулся…

— Флориан мертв, — голос мой дрогнул, когда я произнес имя бедного инспектора. — Вчера ночью я снова был на кладбище… — начал я.

— Да ты совсем рехнулся, — перебила Марина.

Возможно, так оно и было. Она молча протянула мне третий стакан воды, и я выпил все до последнего глотка, после чего не торопясь поведал ей о событиях прошедшей ночи. Когда я закончил рассказ, Марина лишь молча смотрела на меня. Мне показалось, что ее что-то беспокоило. И это что-то не имело никого отношения к тому, что я рассказал. Она заставила меня съесть все, что принесла, хотел я того или нет. На подносе был хлеб и шоколад. Она не отрывала от меня глаз, пока не убедилась, что съел половину плитки и кусок хлеба астрономических размеров. Попавший в кровь сахар быстро вернул меня к жизни.

— Пока ты спал, я тоже поиграла в детектива, — Марина указала на толстую книгу в кожаном переплете на прикроватной тумбочке.

Я прочитал на корешке заглавие.

— Ты увлекаешься энтомологией?

— Насекомыми, — уточнила Марина. — Я кое-что нашла о хорошо нам знакомой черной бабочке.

— О Дьяволе…

— Уникальное создание. Она обитает в туннелях и подвалах, избегает света. Ее жизненный цикл состоит из четырнадцати дней. Перед смертью она хоронит себя в отбросах, а через три дня на том же месте появляется новая личинка.

— Она воскресает?

— Можно сказать и так.

— А питается чем? — спросил я. — В туннелях ведь ни цветов, ни пыльцы…

— Ест своих же, — ответила Марина. — Все описано в книге. Типичные представители братьев наших меньших среди насекомых.

Марина подошла к окну и раздвинула занавески. Солнечный свет затопил комнату. Девушка в задумчивости не отходила от окна. Я почти слышал, как вращаются шестеренки ее мозга.

— Зачем было нападать на тебя и отнимать альбом, а потом разбрасывать фотографии оттуда?

— Возможно, нападавший искал что-то, что было в альбоме.

— Но, что бы это ни было, этого там не оказалось… — закончила за меня подруга.

— Доктор Шелли… — вдруг вспомнил я.

Марина растерянно посмотрела на меня.

— Когда мы к нему пришли, то принесли снимок, сделанный в его приемной, — объяснил я.

— И оставили ему!..

— Скажу больше. Когда мы уходили, он бросил фото в огонь.

— Зачем Шелли сжигать этот снимок?

— Возможно, он не хотел, чтобы эту фотографию кто-либо видел… — предположил я, поднимаясь с кровати.

— И куда это ты собрался?

— К Луису Кларету, — ответил я. — У этого человека есть ответы на все наши вопросы.

— В течение ближайших двадцати четырех часов ты не выйдешь из этого дома, — заупрямилась Марина, направляясь к двери, — Инспектор Флориан погиб, спасая тебя, давая возможность убежать.

— В течение ближайших двадцати четырех часов то, что обитает в этих туннелях, вполне может отправиться искать нас, если мы не сделаем ничего, чтобы это остановить, — возразил я. — Восстановить справедливость — это меньшее, что мы можем сделать для Флориана.

— Шелли сказал, что для мертвых справедливость не нужна, — напомнила Марина. — Возможно, он был прав.

— Возможно, — признал я. — Но она нужна нам.

Когда мы подошли к границе Раваля, в переулках уже висел туман, окрашенный светом жилых домов и видавших виды притонов. Мы оставили позади приветливый шум квартала Рамблас и стали углубляться в самый убогий район города. Тут не было ни одного туриста и ни одного зеваки. За нами украдкой наблюдали из дверей вонючих подъездов и неаккуратно прорубленных окон фасадов, которые как будто таяли, словно глина. Шум работающих телевизоров и радио наполнял этот остров нищеты, не поднимаясь выше крыш.

Глас Раваля вообще никогда не достигал неба.

Вскоре в просветах между зданиями, покрытыми многолетним слоем грязи, стал виден темный, внушительный силуэт Большого королевского театра. На шпиле здания, словно флюгер, красовалась большая бабочка с черными крыльями. Мы замерли, глядя на это фантастическое зрелище. Самое невероятное здание Барселоны разлагалось здесь как труп в болоте.

Марина указала на освещенные окна третьего этажа пристройки. Я увидел вход в конюшню, откуда можно было попасть в жилище Кларета.

Мы направились к двери. Под лестницей все еще хлюпала вода, оставшаяся после вчерашнего ливня. Мы стали подниматься по шатким темным ступеням.

— А если он не захочет нас принять? — Обеспокоенно спросила Марина.

— Вероятно, он ждет нас, — пришло мне в голову.

Когда мы поднялись на второй этаж, я заметил, что Марина дышала тяжело, с большим трудом. Я остановился и увидел ее бледное лицо.

— Ты как?

— Немного устала, — с неубедительной улыбкой ответила она. — Ты идешь слишком быстро.

Я взял ее за руку и повел наверх ступенька за ступенькой.

Мы остановились у двери Кларета. Марина глубоко вздохнула, и я увидел, как задрожала у нее грудь.

— Я в порядке, правда, — сказала она, угадывая мои опасения. — Пойдем скорей. Ты меня сюда привел не окрестностями любоваться.

Я постучал в дверь костяшками пальцев. Деревянная дверь была массивной, старой и твердой, как стена. Я постучал еще раз. Послышались медленные шаги. Открылась дверь, и мы увидели Луиса Кларета — человека, который спас мне жизнь.

— Проходите, — только и сказал он, снова уходя в глубь комнаты.

Мы закрыли за собой дверь. Квартира была темной и холодной. Краска хлопьями свисала с потолка, словно чешуя рептилии. В светильниках без ламп обитали пауки. Плиточная мозаика у наших ног превратилась в осколки. Тут мы услышали из глубины квартиры голос Кларета.

Мы пошли за ним следом и попали в комнату, слабо освещенную огнем в камине. Кларет сидел у камина, молча глядя на раскаленные угли. Стены были увешаны старыми портретами, изображениями людей и лиц из других времен. Кларет посмотрел на нас. У него был ясный, пронизывающий взгляд, седые волосы и морщинистая кожа. Время избороздило его лицо десятками линий, но в нем чувствовалась такая жизненная сила, какой не было и в людях на тридцать лет моложе. В нем угадывались стать и манеры человека, привыкшего к высшему свету.

— У меня не было возможности вас поблагодарить. За то, что спасли мне жизнь.

— Ты не меня должен благодарить. Как вы меня нашли?

— Вас упоминал инспектор Флориан, — вмешалась Марина. — Он сказал нам, что вы и доктор Шелли были единственными людьми, которые до конца оставались с Михаилом Кольвеником и Евой Ириновой и никогда их не покидали. Как вы познакомились с Кольвеником?

На губах Кларета заиграла слабая улыбка.

— Сеньор Кольвеник приехал в этот город в самую холодную зиму века, — начал он. — Одинокий, голодный и замерзший, он нашел убежище в подъезде старого здания, где и решил переночевать. Денег у него едва хватило бы на хлеб и горячий кофе. Больше у него не было ничего.

Пока он размышлял, как быть дальше, он заметил, что был в подъезде не один. Там так же скрывался от холода ребенок лет пяти — нищее дитя в лохмотьях, такое же потерянное, как и он сам. Они говорили на разных языках, так что понимали друг друга с трудом. Но Кольвеник ему улыбнулся и отдал свои деньги, жестами показав мальчику, чтобы тот купил себе еды. Ребенок, не веря в то, что произошло, со всех ног побежал в круглосуточную булочную на Плаза-Реаль за ковригой хлеба. Он вернулся назад, чтобы разделить трапезу с незнакомцем, но того уже забирала полиция.

В тюрьме Кольвеника сильно избили. Пока он отлеживался в больнице, ребенок околачивался у дверей тюрьмы как потерявшая хозяина собака. Спустя две недели Кольвеник, хромая, вышел на свободу.

Мальчик ждал его, чтобы помочь. Он превратился в его проводника и поклялся никогда не покидать человека, который спас его в худшую из ночей, отдав все до последнего гроша… Этим мальчиком был я.

Кларет поднялся и жестом показал нам, чтобы мы последовали за ним по узкому коридору, ведшему к двери. Он достал ключ и открыл дверь. За ней была еще одна такая же дверь, а между ними — небольшая прихожая.