Марина - Карлос Сафон

Под ними мог располагаться собор, но я так и не смог догадаться, какой именно. На ум не приходило ни одного подобного здания, которое могло бы располагаться в этой части Раваля.

Я подошел к нему и попытался заглянуть за скрывавшие здание деревянные панели.

В густой тени я различил большую маркизу в модернистском стиле, колонны и ряд окон с решетками, украшенными замысловатым узором. Билетные кассы. Арки у входа напоминали сказочный замок. Повсюду был строительный мусор, и от здания веяло влажностью и запустением.

Теперь я знал, что это было за место. Большой королевский театр, грандиозное сооружение, которое Михаил Кольвеник заказал для своей супруги Евы, и в котором так и не состоялось ни одной премьеры. Теперь театр представлял собой полуразрушенные катакомбы, сочетая в себе элементы пародии на Парижскую оперу и Храма Святого Семейства накануне сноса.

Я вернулся к смежному зданию, в котором была конюшня. Вход в подъезд казался черной дырой. Деревянная дверь была низкой и массивной, словно вход в монастырь. Или в тюрьму. Она была открыта, я вошел и увидел окно, которое поднималось до галереи из битого стекла. Наверху была паутина бельевых веревок, на которых болтались лохмотья, развеваемые ветром. Там пахло запустением, отбросами и болезнью.

По стенам текли струи грязной воды из лопнувших труб, а под ногами было болото. Я увидел впереди ряд ржавых почтовых ящиков и подошел к ним. Почти все были пустыми, сломанными и без подписи. Только одним, казалось, все еще пользовались. Под слоем грязи я различил имя.

Луис Кларет, Мила, 3°

Имя показалось мне знакомым, но я не мог вспомнить, откуда. Интересно, так ли звали кучера. Я все повторял про себя это имя, пытаясь вспомнить, где же я его слышал. Вскоре мне это удалось: инспектор Флориан говорил нам, что в последние годы жизни Кольвеника только два человека общались с ним и его супругой — Шелли, его личный врач, и шофер, который не бросил своего хозяина, Луис Кларет. Я нащупал у себя в кармане бумажку с телефоном, который Флориан дал нам для связи, и тут на лестнице раздались голоса. Я убежал.

Оказавшись на улице, я забежал за угол переулка. Вскоре следом за мной вышла фигура и зашагала по улице под дождем. Снова кучер. Кларет. Я подождал, пока он отойдет подальше и стал его преследовать.

Глава девятнадцатая

Преследуя Кларета, я стал тенью среди теней. Воздух этих кварталов был прямо-таки пропитан бедностью и убожеством. Кларет широкими шагами шел по улицам, на которых я никогда не бывал. Я понятия не имел, где мы, пока Кларет не свернул на углу на улицу Конде-дель-Асальто. Подойдя к Рамблас, он свернул налево, по направлению к Плаза-Каталунья.

По бульвару шли редкие полуночники, а освещенные киоски казались потерпевшими крушение кораблями.

Подойдя к Лицео, Кларет перешел на противоположную сторону улицы и остановился у двери дома, в котором жил доктор Шелли с дочерью. Стоя у входа, он достал откуда-то блестящий предмет. Револьвер.

На фасаде здания красовались рельефы и фигурные водостоки, из которых струями лилась вода. На верхнем этаже дома горел свет в одном окне — кабинете доктора Шелли.

Я представил, как доктор сидит в своем инвалидном кресле и дремлет, неспособный бороться со сном. Я побежал к двери подъезда. Она была заперта изнутри. Ее запер Кларет.

Я окинул взглядом все здание в поисках другого входа. В задней части дома была небольшая пожарная лестница, по которой можно было подняться на карниз, опоясывавший здание и сообщавшийся с балконами главного фасада. Оттуда до кабинета Шелли была всего пара метров.

Я по лестнице взобрался на карниз и снова огляделся вокруг, додумывая свой маршрут. Карниз имел в ширину сантиметров сорок. Улица подо мной казалась бездонной пропастью. Я глубоко вздохнул и сделал первый шаг по карнизу.

Держась за стену, я продвигался сантиметр за сантиметром вперед по скользкой поверхности. Некоторые блоки шевелились под ногами, а карниз как будто удлинялся с каждым моим шагом.

Стена у меня за спиной, испещренная изображениями фавнов, казалось, наклонялась вперед. Я придерживался пальцами за их зубы, опасаясь, что челюсти схлопнутся, и продвигался все ближе к металлической оградке балкона Шелли.

Мне удалось схватиться за решетку вокруг запотевшего окна, которое не было закрыто на шпингалет изнутри. Я прижался лицом к стеклу и стал всматриваться. Увидев, что окно не заперто, я легонько толкнул его, и мне в лицо ударил поток горячего воздуха с запахом дров из камина. Доктор сидел в своем кресле, будто не покидал этого места с нашей последней встречи. У него за спиной открылись двери кабинета. Кларет. Что-то он припозднился.

— Ты нарушил свою клятву, — сказал он Шелли.

Я впервые слышал его голос так отчетливо. Низкий, надрывный. Как у садовника моего интерната Даниеля, которому во время войны пуля попала в шею. Врачи прооперировали ему горло, но бедолага заговорил лишь спустя десять лет. И когда ему это наконец удалось, говорил он голосом как у Кларета.

— Ты сказал, что уничтожил все, вплоть до последнего пузырька… — сказал Кларет, приближаясь к доктору.

Последний не потрудился даже повернуться. Кларет достал револьвер и направил его на Шелли.

— Ты ошибаешься, — ответил доктор.

Кларет обошел кресло и встал прямо напротив старика. Шелли поднял взгляд, в котором не было ни тени страха. Либо он не боялся, либо умело скрывал испуг. Кларет навел на него оружие.

— Лжешь. Нужно убить тебя сейчас же… — сказал Кларет, прохрипев каждое слово так, словно оно ему давалось с огромными мучениями.

Он поднес дуло пистолета ко лбу Шелли.

— Вперед. Окажешь мне услугу, — отчеканил доктор.

Я нервно сглотнул. Кларет взвел курок.

— Где они?

— Не здесь.

— Тогда где?

— Сам знаешь, — ответил Шелли.

Кларет вздохнул. Он убрал револьвер и в отчаянии уронил руку.

— Мы все прокляты, — сказал Шелли. — Это лишь вопрос времени… Ты этого никогда не понимал, не понимаешь и сейчас.

— Это ты не понимаешь, — сказал Кларет. — Я-то буду умирать с чистой совестью.

Шелли горько улыбнулся.

— На смертном одре совесть мало что значит, Кларет.

— Для меня много.

Вдруг в дверях появилась Мария Шелли.

— Отец… С вами все в порядке?

— Да, Мария. Возвращайся в кровать. Это всего лишь наш друг Кларет. Он уже уходит.

Мария колебалась. Кларет устремил на нее неподвижный взгляд. И на секунду мне показалось, что было что-то неуловимое в этом обмене взглядами.

— Делай, как велено. Ступай.

— Да, отец.

Мария ушла. Шелли снова стал смотреть на огонь.

— Ты заботишься о своей совести, а мне надо думать о дочери. Иди домой, Ты ничего не можешь сделать. Никто не может. Ты же знаешь, что случилось с Сентисом.

— Что он заслужил, то и случилось, — отрезал Кларет.

— Ты, надеюсь, не планируешь скорую встречу с ним?

— Я не бросаю друзей.

— Но они-то тебя побросали, — возразил Шеллли.

Кларет развернулся и пошел к выходу, но остановился, услышав слова Шелли.

— Подожди…

Он медленно подошел к шкафу, стоявшему рядом с письменным столом. На шее он нащупал цепочку, на которой висел ключ, и открыл им шкаф. Он взял что-то оттуда и протянул Кларету.

— Возьми, — приказал он. — У меня в них больше нет ни нужды, ни веры.

Я напрягал зрение, пытаясь различить, что же такое он давал Кларету. Это был футляр с серебряными капсулами. Пулями.

Кларет взял его и внимательно рассмотрел. Их взгляды встретились.

— Спасибо, — пробормотал Кларет.

Шелли молча покачал головой, будто не нуждаясь в благодарности. Кларет перезарядил револьвер, вставив туда серебряные пули. Шелли нервно наблюдал за ним, потирая руки.

— Не ходи, — попытался он убедить Кларета.

Последний крутанул барабан.

— У меня нет выбора, — бросил он по пути к двери.

Как только он ушел, я опять двинулся к карнизу. Снова пошел дождь. Я поторопился, чтобы не упустить Кларета, и прошел обратно к пожарной лестнице, спустился по ней и быстро обогнул здание, увидев, как Кларет шагает вниз по Рамблас. Я ускорил шаг, чтобы сократить дистанцию.

Он повернул только на улице Фернандо, по направлению к Плаза-де-Сан-Хаиме. Между подъездами Плаза-Реаль я заметил телефон-автомат. Я понимал, что необходимо позвонить инспектору Флориану и рассказать о случившемся, но позвонить ему значило потерять Кларета.

Он углублялся в Баррьо-Готико, я по-прежнему следовал за ним. Вскоре я перестал различать его силуэт среди огромных дворцов квартала. Мы попали в обворожительную Барселону, лабиринт призраков, где улицы были названы именами из легенд, а полотно истории ткалось под нашими ногами.

Глава двадцатая