Неприступный герцог - Джулиана Грей

Уоллингфорд последовал за ней, подхватил, и они опустились на пол, слившись в страстном поцелуе. Пальцы Абигайль вцепились в пуговицы на рубашке Уоллингфорда, а его пальцы – в пуговицы ее платья.

– О, Уоллингфорд!

– Меня зовут Артур, – простонал он, сражаясь с лифом платья Абигайль.

– Артур?

– Да. – Ему наконец удалось немного спустить лиф платья и зарыться лицом в ароматные кружева сорочки, выглядывающие из-под корсета.

– Но я не могу выкрикивать «О, Артур!» в порыве страсти.

Герцог поднял на нее взгляд.

– Да что вы можете знать о страсти?

– Совсем ничего, кроме того, что страсть нельзя разделить с мужчиной по имени Артур. – Абигайль устроилась поудобнее под герцогом и приподняла лицо для поцелуя. – Но не беспокойтесь, я кое-что придумала. Если вы не возражаете, я буду называть вас как-нибудь иначе. Например, Волфгар, или Тристан, или… Даже Роланд гораздо больше подходит для страстных восклицаний. Только это будет неловко…

Уоллингфорд слегка приподнялся.

– Да, это будет чертовски неловко!

– О, идите сюда. Не стоит обращать внимание на мою неприятную привычку болтать всяческие глупости. Просто игнорируйте. Артур? Прекрасно. Правда. Уверена, я прямо сейчас так вас и назову. – Абигайль взялась за сюртук Уоллингфорда, расстегнула его и стащила с плеч.

Герцог открыл было рот, чтобы возразить, но его взгляд вновь упал на грудь Абигайль. Он провел пальцами по кружевам и принялся их отодвигать, посылая по ее телу сладостные мурашки предвкушения.

– Абигайль, вы такая чудесная. Вы похожи на фею. Мою собственную чудесную фею. Мне даже страшно к вам прикоснуться, – прошептал Уоллингфорд, вновь накрывая ее губы в поцелуе.

Господи, как же он был хорош на вкус! Абигайль ответила на поцелуй и пробежалась пальцами по широким плечам.

– Артур. – Она произнесла его имя для того, чтобы привыкнуть к этим звукам. – Не думала, что победа в споре может доставить мне такое удовольствие.

Уоллингфорд замер.

Абигайль легонько нажала на его плечи.

– Артур?

Уоллингфорд поднял голову.

– Что вы сказали?

– Я сказала: «О, Артур!». Разве нет? – Мысли вихрем закружились в голове Абигайль.

– Вы сказали, что выиграли спор.

Абигайль улыбнулась и коснулась пальцами губ герцога – таких мягких и пухлых, совершенно не соответствующих горящему гневом лицу. Ей ужасно нравились эти губы.

– О да. Замечательно, не правда ли? Какая глупая идея – заключить пари. Я так рада, что с ним покончено.

Уоллингфорд вскочил на ноги.

– Какого черта здесь происходит?

Абигайль ошеломленно заморгала. Приподнялась, села на полу, позволив лифу платья весьма непристойно съехать вниз. Шпильки выскочили из ее волос, и они каскадом рассыпались по плечам и спине. Она чувствовала себя распутной женщиной, и это ощущение ей понравилось.

– Разве это не очевидно? – радостно произнесла она. – Мы занимаемся любовью. Наконец!

Брови Уоллингфорда сурово сошлись на переносице. Красивые губы превратились в узкую полоску. Он потянулся за сюртуком.

– Вы сделали это намеренно, не так ли? Кто вас надоумил? Леди Морли, полагаю?

– Никто. Никто ничего не знает. Все считают, что я вас ненавижу. – Абигайль отбросила с лица волосы. – Да и какая разница? Почему вы одеваетесь?

Уоллингфорд уже поспешно застегивал пуговицы сюртука.

– Мне кажется, меня обвели вокруг пальца.

– О, не говорите чепухи.

Кожу Абигайль все еще покалывало, а соски болезненно упирались в неуступчивый корсет. Она сгорала от желания, а этот невыносимый объект ее страсти поправлял ворот сорочки, возвращая ему безупречность и стирая тем самым воспоминания о мужчине, всего мгновение назад страстно шептавший ей на ухо и называвший своей чудесной феей.

Она в отчаянии протянула к нему руки.

– Вернитесь. Я же предупреждала, что сама не ведаю, что говорю.

– Перья! – процедил сквозь зубы Уоллингфорд. – Каким же идиотом вы меня считаете. Подозреваю, вашей целью было вынудить всех нас покинуть замок.

– Неправда! Я умру, если вы уедете. – Абигайль встала с пола.

Уоллингфорд одарил ее ледяным взглядом, протянул руку к платью Абигайль, и та охнула, подумав, что он хочет сорвать его с нее и начать все сызнова, но вместо этого Уоллингфорд вернул лиф на место.

– Вы выглядите как потаскуха, – холодно произнес он, принимаясь застегивать пуговицы. Абигайль была слишком ошеломлена, чтобы его остановить. – Вы хотели принести себя в жертву. Благородно. Интересно, вы собирались довести задуманное до конца? Или ваши друзья уже сейчас стоят под дверью, чтобы ворваться в комнату и застигнуть нас на месте преступления?

Уоллингфорд рывком застегнул последнюю пуговицу на платье Абигайль, и ей пришлось отступить на шаг назад и сложить руки на груди. Лицо и тело пылали, но теперь не от страсти, а от гнева, для нее непривычного ощущения. Ведь она еще никогда не сердилась по-настоящему. Гнев был так же противен ее существу, как и ревность. У нее не было опыта общения с подобными эмоциями, поэтому она и не знала теперь, что делать с красным туманом, застившим ее глаза, и рвущимися с губ словами.

– Я собиралась сделать вас своим любовником, – сказала она. – Собиралась сделать вам подарок – подарить свою невинность. Надеялась, что это значит для вас то же, что и для меня, но теперь вижу, что ошибалась. Вы всего лишь обычный жестокосердный соблазнитель. Мне стоило выбрать в качестве любовника мистера Берка или славного лорда Пенхэллоу, хотя я никогда не поступаю так со своими друзьями. Да, и еще… Вы заставили меня плакать, невыносимый вы герцог, а я никогда не плачу! – Абигайль схватила мешок с перьями.

– Подождите, Абигайль…

– Надеюсь, вы никогда не встретите женщину, которая вас полюбит. Надеюсь, вы умрете в одиночестве, бездетным и всеми покинутым! – Абигайль взяла мешок за дно и высыпала содержимое на голову Уоллингфорда. – Большего вы не заслуживаете.

Она не остановилась, чтобы полюбоваться делом рук своих. Повернулась и вышла прочь из спальни герцога Уоллингфорда, даже не потрудившись выслушать его извинения, приглушенные слоем перьев.

Перья были на ресницах, в волосах, в сюртуке, во рту, который он опрометчиво открыл, чтобы возразить, как раз в тот момент, когда она высыпала на него содержимое мешка.

– Абигайль! – попытался крикнуть Уоллингфорд, как только может крикнуть человек, горло которого щекотало крохотное гусиное перышко. Уоллингфорд выплюнул его и сделал еще одну попытку: – Абигайль! – Такой рев, присущий только обладающим неограниченной властью герцогам, заставил бы целую армию преклонить колени. Даже камни замка могли бы склониться в поклоне перед этим преисполненным властности воплем, но Абигайль Харвуд не остановилась, как если бы вообще ничего не слышала.