Сияние снегов (сборник) - Борис Чичибабин

«Спокойно днюет и ночует…»

Спокойно днюет и ночует,кто за собой вины не чует:он свой своим в своем домуи не в чем каяться ему.

Он в хоровом негодованьеотверг и мысль о покаянье.А я и в множестве один,на мне одном сто тысяч вин.

На мне лежит со дня рожденьяпроклятье богоотпаденья,и что такое русский бунт,и сколько стоит лиха фунт.

И тучи кровью моросили, –когда погибло пол-Россиив братоубийственной войне, –и эта кровь всегда на мне.

«Скользим над бездной, в меру сил других толкая…»

Скользим над бездной, в меру сил других толкая, –такое время на Руси, пора такая.Самих себя не узнаем, а крику много, –с того и на сердце моем тоска-тревога.

О, как бы край мой засиял в семье народов!Да черт нагнал национал-мордоворотов.Ох, не к добру нам этот клич – свободы недуг,что всех винит, себя опричь, в народных бедах.

У них обида правит бал, внутри темно в них,ужо такой у них запал – искать виновных.Весь белый свет готовы клясть, враждой несомы.Ох, как бы небу не попасть в жидомасоны.

Какой бы стяг не осенял их клан и веру,вот так же Гитлер начинал свою карьеру.И слово замерло в зобу, простор утратив,и ох как страшно за судьбу сестер и братьев.

Любви-разумнице плачу всей жизнью дань яи не возмездия хочу, а покаянья.И лгали мне, и сам я лгал и кривде верил,но дух мой истины взалкал и зло измерил.

Среди всколыхнутых стихий народной драмымои плакучие стихи стоят, как храмы,да кто услышит их – спроси у мила-края.Такое время на Руси, пора такая.

Сто раз готов оставить кров, лишиться жизни,но только пусть не льется кровь в моей отчизне.Зачем был Пушкин тамадой, зачем рождаться?Ужели мало нам одной войны Гражданской?

О злая ложь! На что зовешь? В кого ты целишь?Что человек тебе, что вошь. Так неужели жодин за всех – на всю страну, на всю планиду –я исповедую вину, а не обиду?

Республикам Прибалтики

Вы уже почти потусторонние.Вам еще слышны ль мои слова,Латвия моя, моя Эстонияи моя медвяная Литва?

Три сестры в венечном белоночии,что пристало милым головам,три беды мой стих уполномочили,чтоб свечой над кровью горевал.

Я узнал вас запоздно, да вовремя,в середине избранной судьбы,и о том, что вольность ваша попрана,с той поры ни разу не забыл.

Перемогший годы окаянные,обнесенный чашей на пиру,вольный крест вины и покаянияперед вами на душу беру.

Слава вам троим за то, что первыевышли на распутие временспорить с танкодавящей империей,на века ославленной враньем!

Да прольется солнце светлым гениемк вам в окошки, в реки, в озерца!Лишь любовью, а не принуждениемвяжутся и движутся сердца.

Только в ней останутся сохранными,как строка, что в память возжена,города граненые с органами,моря шум и сосен вышина.

Я люблю вас просто, без экзотики,но в чужом родное узнаю.Может быть, свободой вашей все-такиозарю под вечер жизнь мою.

Может быть, все как-нибудь устроитсяи, святыни вечные суля,нам с любимой, любящим, откроетсяприбалтийской Троицы земля.

Сколько б ни морозилось, ни таялось,как укор неверцу и вралю,вы сошлись во мне и никогда я васне отрину и не разлюблю.

«На меня тоска напала…»

На меня тоска напала.Мне теперь никто не пара,не делю ни с кем вины.

Землю русскую целуя,знаю, что не доживу ядо святой ее весны.

Изошла из мира милость,вечность временем затмилась,исчерствел духовный хлеб.

Все погромней, все пещернейвремя крови, время черни.Брезжит свет – да кто не слеп?

Залечу ль рассудка раны:почему чужие странынашей собственной добрей?

У меня тоска по людям.Как мы истину полюбим,если нет поводырей?

Не дослушаться ночамислова, бывшего в начале,из пустыни снеговой.

Безработица у эха:этот умер, тот уехал –не осталось никого.

Но с мальчишеского Крымане бывала так любимарастуманенная Русь.

Я смотрю, как жаждет жатва,в задержавшееся завтра,хоть его и не дождусь.

Что в Японии, что в Штатах –на хрена мне их достаток, –здесь я был и горю рад.

Помнит ли Иосиф Бродский,что пустынницы-березкивсе по-русски говорят?

«Милый, где твоя котомка?» –вопрошаю у котенка,у ромашки, у ежа.

Были проводы недлинны,спьяну каждому в их спинывсе шептал: «Не уезжай…».

А и я сей день готовил,зрак вперял во мрак утопий,шел живой сквозь лютый ад.

Бран был временем на и́змор,но не сциклился с цинизмом,как поэт-лауреат.

Ухожу, не кончив спора.Для меня настанет скоровремя Божьего суда.

Хватит всем у неба солнца,но лишь тот из них спасется,кто воротится сюда.

«Кто – в панике, кто – в ярости…»

Кто – в панике, кто – в ярости,а главная беда,что были мы товарищи,а стали господа.

Ох, господа и дамы!Рассыпался наш дом –бог весть теперь куда мынесемся и бредем.

Боюсь при свете свечексмотреть на образа:на лицах человечьихзвериные глаза.

В сердцах не сохранитсябратающая высь,коль русский с украинцемспасаться разошлись.

Но злом налиты чашии смерть уже в крови,а все спасенье нашев согласье и любви.

Не стану бить поклоныни трону, ни рублю –в любимую влюбленныйвсе сущее люблю.

Спешу сказать всем людям,кто в смуте не оглох,что если мы полюбим,то в нас воскреснет Бог.

Сойдет тогда легко с наспроклятие времен,и исцеленный космосмы в жизнь свою вернем.

Попробуйте – влюбитесь, –иного не дано, –и станете как витязь,кем зло побеждено.

С души спадет дремота,остепенится прыть.Нельзя, любя кого-то,весь мир не полюбить.

Современные ямбы

Не верю сызмала словам я,тружусь, как пахарь, за столом.Мы ж рушим мир до основаньяи ничего не создаем.

Звезда имперская погасла,все стало задом наперед –сидим без сахара и масла,а президенты делят флот.

Уж так, Россия, велика ты,что не одну сгубила рать, –нам легче взлезть на баррикады,чем в доме чуточку прибрать.

Одни дружки в Советах рады –избыли совести рубеж,для рыл престижные окладыпоназначав самим себе ж.

Как тут невежды и невежигуртом из дыр в поводыри!А ты трудись, с утра не евши,да их же и благодари.

Попал из безвести как раз тына погребение страны,чьи социальные контрасты,как в зоне нож, обострены.

Сидишь, не чуя ног разутых,в конфорке газу не зажеги, как мешается рассудок,печально чувствуешь, дружок.

Во времена живешь не те ты –гроша не стоят ум и честь,сплошные суверенитетыи очень хочется поесть.

О, быть бы заодно со всеми,к харчам всеобщим приобщаться!Но Богом брошенное семямне не сулит такого счастья.

Я верен Богу одинокуи, согнутый, как запятая,пиляю всуперечь потоку,со множеством не совпадая.

Что нет в глазах моих соринок,не избавляет от нападок.Я всем умом моим за рынок,но сердцем не люблю богатых.

Я не могу, живу покуда,изжить евангельские толкинасчет иголки и верблюда,точней, отверстия в иголке.

Зачем мне дан был дар певучийи светопламенные муки,когда повсюду мрак паучийи музы, мрущие, как мухи?

Неужто ж так мы неумелыв своих стараньях многосильных,что есть у нас миллионеры,но нет товара в магазинах?

Над нами, нищими у храма,как от зачумленных отпрянув,смеется сытая рекламас глумящихся телеэкранов.

О дух словесности российской,ужель навеки отмерцал ты?А ты погнись-ка, попросись-ка:авось уважат коммерсанты.

Тому ж, кто с детства пишет виршии для кого они бесценны,ох как не впрок все ваши биржи,и брокеры, и бизнесмены!

Но пусть вся жизнь одни утраты –душе житьем не налякаться,с меня ж – теши хоть до нутра ты –не вытешешь американца!

Да знаю, знаю, что не выйтинам из процесса мирового,но так и хочется завыти,сглотнувши матерное слово.

Среди родного бездорожья,как от голгофского креста,на нас ниспала кара Божья –национальная вражда.

В дарах вседневных не скудея,равняя всех одним концом,несть эллина ни иудеяпред человечества Отцом.

Мне каждой ночью лица снятся,что красят вечности простор.Я в чарах их не вижу наций,но чаю братьев и сестер.

Мы пили плеск одной криницы,вздымали хлеб одних полей, –кто б думать мог, что украинцывозненавидят москалей!

Но, как слепцы б нас ни разнили,в той розни выплывет не раз,что лучшими людьми Россиииз рабства вызволен Тарас.

Кого судьба с другими месит,кто в общем нищенстве возрос,тому и в голову не влезетрешать этнический вопрос.

Когда ко мне, как жар, нагая,ты льнешь, ласкаясь и любя,я разве думаю, какаянациональность у тебя?

Душа, свергая в перегрузкахшовинистический дурман,болит за молдаван и русских,азербайджанцев и армян.

Откуда ж пагуба такаяна землю тысячи племен?Какому бесу потакая,друг друга губим и клянем?

Всю жизнь страшась кровопролитий,крещен тюрьмою да сумой,я связан тысячами нитейс простонародною судьбой.

Душе не свойственно теряться,когда на ней судьбы чекан.В России бунта и тиранствая дух склонял к бунтовщикам.

Под старость не переродишься,я сам себя не сочинил:мне ближе Герцен и Радищев,чем Петр Аркадьевич иным.

Еще не спала чешуя с нас,но, всем соблазнам вопреки,поэзия и буржуазность –принципиальные враги.

Я ж в недрах всякого режиманад теми теплю ореол,кто вкалывал как одержимыйи ни хрена не приобрел.

Как мученики перед казнью,нагие, как сама душа,стихи обходят с неприязньюбарышника и торгаша.

Корыстолюбец небу гадок.Гори, сияй, моя звезда!В России бедных и богатыхя с бедняками навсегда.

Сонеты