Магазинчик грешницы. Забудь меня… если сможешь - Виктория Вера

тоже молчу и исподтишка рассматриваю острый точёный профиль.

Я не видела его так близко с того момента, как он нашёл меня на чердаке в доме Ании. Кажется, за последнее время он ещё немного похудел…

— Проходите, леди Милс, — жестом указывает на кресло рядом с рабочим столом, когда мы оказываемся внутри богато обставленного кабинета.

Шкафы из тёмного дерева, приятный приглушённый свет настольной лампады, догорающий камин, куда Рэйнхарт мимоходом подкидывает пару поленьев.

Он что работал в такое время?

Тёмноглазый лорд на пару минут оставляет меня одну, исчезая за неприметной боковой дверью, а возвращается с чашкой, которую неожиданно протягивает мне.

Я снова леди Милс и подчёркнуто на «вы»… но на этот раз с чашечкой тёплого травяного чая.

Как мило.

— Итак, леди Милс, что вы делали на месте преступления? — холодно и безэмоционально.

— Пыталась предотвратить смерть. Пострадавший терял много крови.

Чувствую на себе знакомый препарирующий взгляд, но вопреки здравому смыслу лишь ещё больше расслабляюсь.

— Конкретнее, леди Милс, — подтягивает к себе лист бумаги.

Пересказываю ему то же самое, что и Герху. Он иногда задаёт уточняющие вопросы и делает какие-то заметки. Каждый раз, когда он опускает глаза к своим бумагам, я потихоньку пью чай и беззастенчиво его рассматриваю.

Сегодня он выглядит иначе. Вместо привычного бархата, на нём кожаный жакет. Его волосы в лёгком беспорядке, и даже верхняя пуговица рубашки небрежно расстёгнута, обнажая яремную впадину.

— Вы видели, с какой стороны площади появились те двое в плащах?

— Кажется, с северо-запада… — напрягаю память. — Вышли с улочки, которая расположена чуть левее храма Варрлаты.

— И они убежали, как только вы закричали?

— Нет… нет, они убежали, когда услышали звук приближающегося патруля. Гвардейцы были неподалёку и прискакали на мой крик.

Долгий мрачный взгляд, от которого хочется поёжиться.

— Леди Милс, вы вообще в курсе, что женщине не пристало выходить ночью из дома одной?

— Это единственное, что вас беспокоит, милорд? — вскидываюсь, потому что это вовсе не то, что я ожидала услышать. — Если у вас ко мне больше нет вопросов, то я бы предпочла отправиться домой.

Раздражённо поднимаюсь, но мешкаю… потому что мне некуда поставить опустевшую чашку.

— Сядьте, леди Милс. Я не отпускал вас.

Ага. Только шнурки поглажу.

— Не вы ли сами сказали, что я не подозреваемая, а свидетельница? Как свидетельница и леди, я требую, чтобы меня отсюда выпустили!

— Вас настолько тяготит моё общество? — язвительно.

Кто о чём… Но я тоже умею быть вредной:

— Да, милорд, представьте! Весьма тяготит! — с громким стуком ставлю пустую чашку прямо на его идеально убранный рабочий стол. — Спасибо за чай, господин обер-прокурор! Если у вас появятся вопросы, относящиеся к делу, готова выслушать их в дневное время.

Разворачиваюсь на каблуках и раздражённо направляюсь к выходу. Рэйнхарт догоняет и преграждает путь. Пытаюсь обойти, но он шагает ко мне почти вплотную, нависая своим немаленьким ростом.

— Я бы попросила вас отойти!

Бесполезно. Стоит, неподвижный, как камень, и буравит меня антрацитовым взглядом. Только грудь вздымается от тяжёлого дыхания.

— И чем же вас так тяготит моё общество? — глухо и зловеще. — Что такого я сделал, чтобы заслужить к себе подобное отношение? — делает маленький шаг ближе, практически касаясь моего тела… отступаю на такой же маленький шаг, снова увеличивая между нами дистанцию. — Разве я давил на тебя? К чему-то принуждал? С самого начала я ничем тебя не ограничивал и лишь пытался защитить, а ты сбежала, даже не удостоив меня объяснением!

— Я не сбегала… — сдавленным шёпотом.

Его шаг вперёд и ещё один мой назад… Дальше отступать некуда. Спина касается стены и Рэйнхарт этим пользуется — придвигается ближе и сжимает горячими пальцами мои скулы. Достаточно жёстко, но ровно настолько, чтобы не было больно.

— Ты отказалась от брака со мной, но так легко пускаешь других в свою постель… ради чего? — ядовитым шёпотом. — Я мог бы дать тебе больше, Лори… много больше… просто скажи, сколько ты хочешь?

Звук пощёчины оглушает даже меня. Рэйнхарт отшатывается, прикрывает глаза и шумно выдыхает.

Зло стираю с щеки дорожку от слёзы и быстро шагаю к дверям. Я даже успеваю их открыть… но он ловит меня, одной рукой перехватывает талию, другой захлопывает перед самым носом дверь. Щёлкает ключом и вытаскивает его из замка.

— Выпусти! — шиплю и ногтями впиваюсь в его руку, желая сделать ему также больно… но Рэйнхарт игнорирует мои попытки высвободиться и притягивает спиной к своей груди.

— Подожди… выслушай… — тихо и напряжённо. — Я идиот. Прости… прости меня. Вижу тебя и… не могу нормально мыслить… — его руки сжимаются вокруг меня чуть сильнее. — У меня не было ни единого права говорить тебе подобные вещи. И права на тебя у меня тоже никогда не было. Ты мне ничего не обещала.

— Я хочу уйти, — шёпотом.

— Я не могу тебя отпустить, — его дыхание обжигает висок. — Как только ты окажешься в своём особняке, все лорды, которым король дал право личного расследования по некоему закрытому делу, начнут требовать тебя к себе на допросы. Ты не сможешь игнорировать отправленных за тобой гвардейцев и будешь вынуждена подчиниться. Главы управлений будут подозревать, давить и пытаться обвинять, чтобы выжать всю возможную информацию.

— Несмотря на то что я леди?

— Несмотря на то что ты леди, так как знают, что ты не сможешь защититься… Я не хочу, чтобы ты оставалась с ними наедине.

— И что вы предлагаете, милорд? — холодно и стараясь спрятать в голосе дрожь.

— Останься. В моём управлении им придётся проводить допросы по моим правилам. Здесь я смогу тебя от них защитить…

— А от себя?

Напряжённо замирает.

— Не знаю, Лори… рядом с тобой я не знаю сам себя.

Глава 20

Леди Милс спит

Ева

— Я останусь… если вы, милорд, пообещаете выслушать меня. Не перебивая. Не насмехаясь. И не делая выводы до тех пор, пока я не закончу говорить.

Молчание.

— Обещаю, Лоривьева. Конечно, обещаю, — в его голосе слышится лёгкое замешательство и… улыбка. — Это единственное условие?

— Да, — киваю, спиной чувствуя, как постепенно расслабляется его тело и выравнивается дыхание.

В горле всё ещё ощущается горечь, от того, какой он