Аукцион - Яна Николаевна Москаленко

за меньшее пристрелить могли, но Данте, как ни странно, улыбнулся.

– Вообще-то да. – Он отодвинул стул и сел рядом.

Данте носил два перстня и запонки с драгоценными камнями. В Кварталах позволить себе драгоценности могли сам Король и члены Свиты, причем из ближайшего окружения. Город давно подмял под себя все предприятия, оставив Кварталам лишь нелегальщину. Местные рубили неплохие деньги на удовольствиях и запрещенке, но Данте носил запонки не поэтому. Власть Города платила Кварталам, чтобы те не препятствовали сообщению между Городом и Окраинами. По Договору. Но в Кварталах никогда не ограничивались официальными бумажками, реальную власть приходилось подкармливать постоянно, пускай даже драгоценными камнями. Украшения, полученные от Власти, Данте и ему подобные носили как трофеи, чтобы продемонстрировать покорность и сговорчивость городских элит.

– Так фишка в том, чтобы не сдохнуть после первого глотка? – Лисе нравилось, что у нее подразвязался язык и привычный контроль над словами отвалился.

Данте махнул Элечке, и она принесла (на подносе) еще два «Нокдауна». Данте подхватил один, взбалтывая вязкую маслянистость.

– Фишка в том, что коктейль нужно разложить по нотам. Как…

– Как шопеновский этюд.

Данте усмехнулся:

– Можно и так. Что чувствуешь?

Лиса попыталась принюхаться, но проспиртованная горечь перекрывала все. В отличие от слуха, заточенного различать оттенки звуков, обоняние с запахами не справлялось. Данте заметил, как она замешкалась.

– Черемуха, тыква, немного гари. Летняя кухня с открытым окном, два стакана, тыквенное печенье.

– Звучит очень лично.

– Запахи всегда про личное. – Данте опрокинул коктейль одним глотком. – Попробуй еще раз.

Лиса снова принюхалась. Если закрыть глаза: душные лилии, свеженапечатанные нотные листы, кожа после лавандового мыла. Она отстранила стакан.

– Ликер-хамелеон, если по-простому. Каждому – свое. Вожу из Города. Вот в чем фишка.

Она кивнула. Данте закурил, и Лиса заметила пачку «Прогрессивного»: некоторые привычки тащатся из Города даже за отщепенцами.

– Ты знаешь, что на тебе за куртка?

Лиса пощупала карманы, словно что-то потеряла. Куртка как куртка (покупками занималась Валечка) – мешковатая, черная, с врезанными на рукавах молниями; запыленный винтаж, схороненный в глубинах их общего шкафа.

– Видишь кантики на рукавах? Такие в свое время делала Ляля Вишневская. Черные с яркой серебристой нитью. Ляля шила одежду еще до твоего рождения, даже до рождения твоих родителей. Ее давно нет, но я слышал, одна контора все еще работает по ее эскизам, все еще вручную, под протекторатом Аукционного Дома.

– Зачем Аукционному Дому шить одежду?

– Откуда ж мне знать: за модой следить, прощения выпрашивать. Попробуй разбери этих душегубов. Позволишь? – Не дожидаясь ответа, Данте потянул язычок молнии вниз, выворачивая ворот куртки, обводя вышитые ребристые буквы Д.Н., переплетенные настолько, что их отдельные очертания едва угадывались. – Точно, ее логотип. Настоящий винтаж.

– Логотип? – недоуменно переспросила Лиса.

– Да, переплетенные буквы Д и Н. «Дураки и нелюди».

– Бред какой-то…

Данте только рассмеялся в ответ и пожал плечами.

О куртке они больше не говорили, но Данте еще долго потирал пальцы, которыми касался букв, словно пытаясь нащупать на подушечках следы вышитых инициалов. Лисе принесли коктейлей, воды, от шкварок она отказалась.

Данте рассказывал о Кварталах – Кварталах для горожанина: что посмотреть, куда сходить, а куда лучше не соваться. Если быть осторожным, отдыхать здесь может быть весело. И спокойно. Так думалось Лисе, как вдруг снаружи все затрещало, застучало, закричало громче, еще громче.

– Буч сдох! Буч сдох!

Лиса обернулась: за дверью будто разыгралась буря из воплей и человеков и с каждой секундой нарастала. В баре тоже повскакивали с мест, опрокинули пару стульев. Зазвенело оружие, и Лиса, кажется, не дышала эти несколько секунд, ждала, что местные вот-вот бросятся друг на друга. Даже пес у барной стойки открыл оба глаза и приподнял кудрявые уши – настороженно. Прежде чем кто-либо успел дернуться, одна из девушек, что сидели за столом Данте, выстрелила в потолок.

Потолок и так походил на наспех прилаженное решето, но Элечка все равно театрально ругнулась.

– Ебстись вам всем в крысосраку! Что ж творите?

– Ну-ка ша! – рявкнула девушка в ответ.

Данте выпрямился.

– Это что еще за блядство? – Лиса тут же зажала рот ладошкой, но оповещения о штрафе ее не догнало, потому что в Кварталах не было ни домашних мониторов, ни личных планшетов, ни запретов на обсценную лексику. «Нокдаун» растекался внутри теплом, сразу же пробрался в голову. Тяжелело, Лиса хихикнула от такой неожиданно безнаказанной вольности.

– Инаугурация. Не самое удачное время ты выбрала для экскурсии по Кварталам. – Данте не очень заботила закипевшая вокруг суета, он выложил на стол оружие, поправил бороду.

– И что делать? – Лиса старалась держаться невозмутимо. Только ее всю распирало – то на нервное хихиканье, то на отдающую спиртом отрыжку.

Все становилось слишком реальным, осязаемым. Опасность можно предчувствовать, но по-настоящему ею проникаешься, когда она залезла на руки и облизала лицо. Лиса терла щеки, опасность не отступала, размазывала едкие слюни по коже. В окно прилетел кирпич, Лиса подпрыгнула на месте, а Элечка опять ругнулась:

– Бесы ебаные!

– Жалкое зрелище, – заметил Данте. Он махнул рукой, и одна из девушек, та, что стреляла, подошла. На ее веснушчатом лице не было даже тени беспокойства – сплошная скука. – Саш, подгони машину. Малолетке здесь нечего ловить.

– До сих пор жалеешь городских? – съязвила Саша.

– Рот закрой.

Саша не услышала. Она ногой открыла дверь, вышла на улицу и сразу же пустила очередь, уже в небо. Кварталы, наверное, и на нее рыпнулись, правда, Саша их не боялась.

Лиса делала вдох, и пыль собиралась в легких комком страха. Данте за локоть выволок ее на улицу – у Лисы не было причин ему доверять, но и других вариантов не было тоже. В конце концов, в Данте было что-то городское, и это успокаивало. В толпе, в моросящей суете коллективной истерики, Лиса не могла пошевелиться. Люди уверенно расталкивали друг друга плечами, огрызались проклятиями. Доставали нож или пушку. Били или убегали. Кварталы пришли в движение – несмотря на хаос, каждый знал, куда его несет.

Лиса была чужой. Конечности потяжелели и тянули вниз, даже мысли застыли. Она не двигалась. Не знала, не получалось. Кварталы вокруг бежали, а Лиса – нет.

горожанка. нет, городская.

Городские – это был синоним слабых. Лису растопчут, сожрут. Она не умела играть по этим правилам.

– В машину. – Данте вынырнул из потока, материализовался из гомона.

Лиса пялилась на него – тупо, жалко.

– К порядку!

Всего один раз Лиса слышала эту фразу, выгравированную на подкорке сознания каждого, кто жил в Городе. Ее использовали ударники для чрезвычайных и не очень ситуаций. Во время массовых мероприятий,