Зов красной звезды. Писатель - Бэалю Гырма

только-только говорили с товарищами, что хорошо бы пригласить представителей прессы к нам в кебеле. Проходите, проходите. — Деррыбье встал им навстречу. Выйдя из-за стола, пожал каждому руку.

Их было четверо. Один из них, усаживаясь на предложенный стул, сказал:

— Разнеслась весть, что тебя выбрали председателем кебеле. Вот и решили зайти. Как же, все-таки коллега. В одном министерстве работаем.

— Я очень рад. Садитесь, товарищи. — Деррыбье пододвинул им стулья. Он не был с ними близко знаком, хотя встречал в министерстве.

Тот, у которого лысина начиналась со лба, с красным лицом, опухшими от ареки глазами и сиплым голосом, был известным скандалистом. Его личное дело распухло от выговоров и предупреждений. Начальство терпеть его не могло, но выгнать с работы почему-то не решалось. Видно, кто-то его опекал. Рядом с ним сидел широколицый длинноволосый худой юноша. Этот тоже любил выпить, но открытых конфликтов с начальством избегал. Сейчас он сидел смирно — этакий прилежный репортеришка, пришедший по заданию газеты, — и стрелял шустрыми глазами по сторонам. О третьем газетчике говорили, что он толковый парень, хорошо пишет, но слишком неравнодушен к женщинам, просаживает на подружек все жалованье и потому вечно сидит без денег. В министерстве, наверно, не найдется ни одного человека, у кого бы он не брал денег в долг. Ну а если ему кто-либо отказывал, он начинал обливать грязью этого человека. Он был известен как большой сплетник. Любил бахвалиться своими знакомствами. Только и слышишь от него: вчера я провел вечерок с таким-то и таким-то — и называет при этом имена членов высшего армейского руководства. Кое-кто ему верил. Четвертым был пожилой мужчина с густой сединой в волосах, смуглый, рыхлый, напоминающий евнуха. Он все улыбался, поблескивая золотыми коронками на передних зубах. Это был заядлый спорщик. Если он начинал спорить по какому-либо вопросу, то с ним лучше было не связываться. Хотя он и считался ветераном журналистики, статьи за его подписью трудно было найти в прессе. Довольно склочный и задиристый, он часто выступал в дискуссионных клубах, где почем зря поносил начальство, видимо полагая, что именно этим способствует прогрессивным переменам. В министерстве его злого языка боялись как огня.

Обладатель сиплого голоса спросил Деррыбье:

— Говоришь, хотели пригласить газетчиков? Что, интересный материал есть?

— Заместитель мой, командир отряда защиты революции нашего кебеле, убит анархистами. Сегодня будем хоронить. Вот мы и подумали: хорошо бы осветить этот случай в прессе, показать, как враг бьет из-за угла. Лучшие люди гибнут. Вот на таких примерах и нужно воспитывать массы.

Юноша с широким, словно сито, лицом уверенно сказал:

— Дельное предложение! Надо будет позвонить в министерство, чтобы прислали фотографа, кинооператора.

Его перебил златозубый:

— Вообще-то мы пришли по иному поводу. Хотим обсудить с тобой кое-какие важные проблемы. Ты знаешь, бюрократия заела. Никакой жизни. Возьми хотя бы наше министерство — просто безобразие, надо принимать меры, пока не поздно. Мы уже говорили об этом с Вассихоном. Он обещал помочь, да не успел… Теперь-то мы в курсе, чем он занимался…

— Да говори конкретнее, — нетерпеливо вмешался охотник до женщин, который вечно в долгах. — Значит, так. Почему бы тебе, Деррыбье, не стать председателем нашего дискуссионного клуба? Парень ты энергичный, хватка у тебя есть. Наше учреждение необходимо чистить, ты лучше нас об этом знаешь. Да разве такое под силу было Вассихону? Ну а ты справишься. Мы повязаны по рукам и ногам реакционерами-бюрократами…

— Товарищ прав, — добавил сиплый. — Представляешь, копают под нас, хотят ославить бездельниками. Пачкают наши личные дела. Пора надеть узду на бюрократию. Дальше мириться с этим нельзя. Лозунг «Долой реакционную бюрократию» нам необходимо претворить в жизнь. «Демократические права эксплуатируемым — немедленно!» — с пафосом произнес он.

Широколицый подхватил:

— Во-во, верно говорит. Будем бороться за лозунг «Демократические права эксплуатируемым — немедленно!». Вам, руководству кебеле, следует поддержать нас. Не ради собственной корысти, а во имя революционных идеалов мы призываем к решительной чистке.

Тут они зашумели все разом. Трудно было разобрать, что они говорят. Деррыбье сидел, положив локти на стол. Кое-что ему уже стало ясно. Но пока он молчал.

Седовласый журналист, сверкнув золотыми зубами, полез в портфель, лежавший у него на коленях.

— Вот. — Он выложил на стол несколько исписанных листов бумаги. — Список лиц, которых в нашем учреждении необходимо разоблачить и вычистить. Если эти люди срочно не будут удалены, то наша организация в этом учреждении никогда не сможет окрепнуть. Смотри, Деррыбье. — Он приподнялся со стула, перегнулся через стол и ткнул пальцем в список, который Деррыбье держал в руках. — По отношению к первым шестерым надлежит применить самые строгие революционные меры. С них надо начинать. За этим мы и пришли к тебе. Ну как, возглавишь наш дискуссионный клуб?

В списке были обозначены фамилии сорока человек. Большинство — руководители министерства. Против каждой фамилии подробно указывалось, в чем обвиняется этот человек. Среди прочих Деррыбье с удивлением обнаружил фамилию Фынот — Кеббеде. «Одна из наиболее активных членов ЭНРП», — значилось рядом.

— Ну хорошо, вот вы клеймите этих людей реакционерами, саботажниками, сторонниками ЭНРП, подпевалами Хайле Селассие, а конкретные доказательства их вины у вас имеются? Может, вы на честных людей напраслину возводите. — Деррыбье сурово посмотрел на притихшую четверку. В нем закипал гнев против этих прощелыг, которые хотят под шумок борьбы с контрреволюционерами разделаться со своими личными противниками.

Те заерзали на стульях.

— Товарищ, — поучающим тоном начал сиплоголосый журналист, — реакционеры, занимаясь саботажем, всячески скрывают свои преступления. Их не так просто поймать за руку. Но достаточно вспомнить их прежние высказывания, и все станет ясно. Разве во времена монархии не они восхваляли «солнцеподобного негуса[35]»? Не они кричали на всех перекрестках, что правительство Эндалькачеу обеспечит в стране порядок и спокойствие? И сейчас они сбивают с толку народ. Как можно, чтобы в революционной Эфиопии они сохраняли высокие посты? Особенно вот этот, он в списке первый. Мы хорошо знаем, какие передовицы он писал до революции. И тот, что под вторым номером, — чистейшей воды реакционер. Стремясь укрепить бюрократические порядки, он принимает людей, не соблюдая очереди. В списке еще не все, кого следует подвергнуть чистке. Кое-кого нам пока не удалось разоблачить. Очень уж ловко они маскируются.

— Конечно, реакционер не будет афишировать свою подрывную деятельность, — кивнул Деррыбье. — Однако не все те, кто торопятся с разоблачениями, сами честные революционеры. Друга от врага бывает не так-то легко отличить. Потому революционный процесс всегда сложен.

Он внимательно вглядывался в сидящих перед ним людей. Никто из четверых не смотрел ему прямо в глаза. Один нервными движениями вытирал платком выступившую на лбу испарину, другой вдруг