Российский колокол №7-8 2019 - Альманах Российский колокол

Гоголь был убеждён, что русская поэзия «звучала не для современного ей времени».

Гоголь считал, что поэзия призвана выйти на битву «не за временную нашу свободу, права и привилегии наши, но за нашу душу, которую Сам небесный Творец наш считает перлом Своих созданий. Много предстоит теперь для поэзии – возвращать в общество того, что есть истинно прекрасного» и что «изгнано из него нынешней бессмысленной жизнью».

Из этих утверждений видно, что творчество и религию Гоголь вовсе не противопоставлял. Они были слиты для него воедино.

Идеалом Гоголь считал патриархально-библейский вид русского человека. Это видно по тому, какие надежды он возлагает на особое отношение русского народа к празднику Светлого Воскресенья. Гоголь верит, что «не умрёт из нашей старины ни зерно того, что есть в ней истинно русского и что освящено Самим Христом».

Как истинный христианин, он во всём ищет какую-то небесную чистоту.

О чистоте театра, искусства вообще Гоголь говорит, что «живя весь в своём искусстве, которое стало уже его высшею жизнью, которого чистоту блюдёт он как святыню, художник-актёр не попустит никогда, чтобы театр стал проповедником разврата» (из письма «О театре, об одностороннем взгляде на театр и вообще об односторонности», 1845 г.). Считает, что театр должен приносить пользу людям.

Как истинный христианин, учит любить своего ближнего. В письме «Нужно любить Россию» Гоголь пишет: «Один Христос принёс и возвестил нам тайну, что в любви к братьям получаем мы любовь к Богу», «идите же в мир и приобретите прежде любовь к братьям». Даже ведя переписку со своими литературными критиками, Гоголь чётко следует этой заповеди. Например, с Белинским, бывшим во многом несправедливым к нему.

Ещё Гоголь пишет в «Четырёх письмах к разным лицам по поводу «Мёртвых душ», что ему нужны насмешки, они учат его, приносят много пользы. Как это по-христиански!

Гоголь старается помочь нуждающимся, хлопочет для о получении содержания художником А. А. Ивановым, работающим над картиной «Явление Христа народу».

Как истинный христианин, в своей «Авторской исповеди» выражает благодарность за упрёки и людям, воздержавшимся от них. «Я не знаю выше подвига, как подать руку изнемогшему духом», – заключает он.

Как истинный христианин, призывал бороться с гневом и унынием.

На собственном примере показывает христианское отношение к болезни и к трудностям, видя в них пользу для души и творчества.

Как истинный христианин, возлагает большие надежды на Церковь, имеющую ответы на все вопросы, на все проблемы общества. Он пишет об этом в письме «Просвещение», раскрывая истинное значение этого слова, которое мы привыкли воспринимать синонимом образования, в то время как оно означает «освещение светом Христовым».

В переписке со святителем Игнатием он признаётся, что монарх в его понимании должен быть образом Христа на земле.

В переписке с отцом Матфеем признаётся, что ему нужен «душевный монастырь».

Как истинный христианин, пишет подробные «Размышления о Божественной литургии», а также делает великое множество выписок из учений святых отцов и молитв.

Гоголь пишет даже статью под названием «Христианин идёт вперёд», в которой говорит, что человек верующий имеет силы даже в старости, как в юности.

Сами его фразы полны молитв.

В «Духовном завещании» Гоголь просил: «будьте не мёртвые, а живые души», велел «быть как дети». «Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом…», – говорит он нам.

В его текстах часто встречается слово «истинный».

Итак, передо мной предстал Николай Васильевич Гоголь – не просто писатель-сатирик, а философ, видящий истинность на первый взгляд таких простых понятий, как добро, искренность, справедливость, честь, на которые не считали нужным обращать внимания многие, – даже большинство. А сатира была лишь средством донесения этих понятий.

Он видел иррациональную сущность вещей – да. Имел возвышенные идеалы в жизни и оттого был повышенно требователен к себе и к людям – да. Не нашёл свою землю обетованную – да. Был разочарован непониманием окружающих и от этого одинок, – да. Но сумасшедшим не был. Этот стереотип был основан на одной из предсмертных записей, понятой буквально, в которой он просил «связать дьявола».

Из анализа произведений Гоголя видно, что под «дьяволом» он понимал материалистический прогресс, убивающий душу человека. Но Гоголь не был понят и поддержан ни передовым обществом, тяготевшим к западничеству (что понятно), ни духовными лицами (что странно).

В своём «Завещании», уже в самом первом пункте, Гоголь просит: «завещаю тела моего не погребать до тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения», и надеется, что посмертный голос его «напомнит вообще об усмо-трительности». Также в его «Завещании» звучит просьба не ставить над ним памятника. Ещё он просит не хоронить его три дня и построить церковь в родовом имении, и чтобы литургии по нему не прекращались.

Интересно, было ли что-то из этого выполнено?

Это и была его личная Голгофа.

И его памятник, чёрная мраморная Голгофа, вместила основные постулаты его мировоззрения и творчества: на малой стороне плиты – «Горьким словом моим посмеются. Иеремии гл. 20, ст. 8» – о непонимании обществом его мыслей и о ложном их толковании; на одной боковой стороне плиты – «Муж разумивый престол чувствия. Притчей гл. 12, ст. 23», «Правда возвышает язык. Притчей гл. 14, ст. 34» – об искренности и мудрости христианства; на другой стороне плиты – «Истиным же уста исполнит смеха, о устне же их исповедания. Иова гл. 8, ст. 21» – о добром целительном смехе.

Но если сейчас есть хоть один понимающий, это может искупить несправедливость.

Накануне

Евгений Чебалин

Квазиморда из Парижской богоматери

(главы из романа «НАНО-SAPIENS»)

Сиамский двухголовец в бешенстве раздрая (на изломе 1989-го)

Ворота в бетонной ограде были распахнуты настежь. Сквозь них отчётливо просматривалась членистоногая толпа – около сотни особей. Она клубилась вокруг здания Штази, источая азарт зверя, закогтившего добычу. Из оконных проёмов, ощерившихся стеклянными клыками, валил чёрный дым. Его пронизывали багряные языки пламени. Людской рёв нападавших прорезывал треск бутылок, разлетавшихся шрапнелью стекла. По стене, по окнам, куда влипали «коктейли Молотова», расплёскивались багряные протуберанцы пламени. Огонь хищно лизал сгущавшийся вечерний полусумрак.

Отсюда, из их особняка, до Дрезденского штаба контрразведки Штази, освещённого мертвенной люминесценцией фонарей и огненными факелами, было не более полусотни метров.

В вибрирующей массе толпы явственно различалось ядро заводил человек в десять. Оно то втягивалось в эпицентр толпы, то рассасывалось по её периферии, увлекая нападавших