Ралли Родина. Остров каторги - Максим Привезенцев

к их временному лагерю. Владимир Андреевич, задумчиво глядя себе под ноги, побрел следом за Рожковым. Дорогой раз за разом прокручивал в голове слова Геннадия и дивился, насколько логично и просто тот все обосновал. Мол, я тоже переживаю за Байкал и хочу, чтобы пленка эта не затерялась среди прочих и попала в нужные руки…

«Вот только за этими обоснованиями скрываются, увы, совершенно другие мотивы…»

Владимир Андреевич практически не сомневался, что снятая им беседа с рыбаками так ни на что и не повлияет. Возможно, Рожков даже сдержит обещание и покажет пленку Лазареву, но дальше она не пойдет – зампредседателя просто побоится баламутить воду.

«Как обычно…»

Все оставшееся время привала Владимир Андреевич просидел на берегу, чуть в сторонке от всех, глядя на водную гладь и думая о доме. Удивительно, но даже красоты Байкала на сей раз не дарили привычного успокоения – режиссер видел смутные очертания треклятого целлюлозно-бумажного комбината и с грустью думал, что в ближайшие годы волшебное озеро наверняка превратится в безжизненную лужу.

«Сначала рыба всплывает, потом будут люди… Почему бы и нет?»

– Ты чего такой грустный? – спросил Альберт, когда они после окончания привала рассаживались по своим мотоциклам.

Привезенцев покосился в сторону Рожкова и, убедившись, что Геннадий далеко, вкратце обо всем рассказал. Журналист слушал внимательно, не перебивая.

– Думаешь, не покажет Лазареву? – спросил Альберт.

– Не знаю, – буркнул Привезенцев. – Может, покажет, может, нет. Но, уверен, его действия никак на работе комбината не отразятся.

– Тут ты, к сожалению, прав, – со вздохом согласился журналист.

Он завел «Урал» и принялся надевать шлем.

– Давай напишем статью, как приедем, – перекрикивая рев мотора, предложил режиссер. – Про байкальский комбинат. Про то, как он озеро отравляет.

– Давай, – согласился Альберт.

Они оба чувствовали себя обязанными хотя бы попробовать коснуться этой важной проблемы.

«А на деле ее просто завернут… – подумал Привезенцев. – Как уже не раз бывало… Еще и выговор сделают. С них станется».

От мыслей этих стало еще грустней. И хоть режиссер прекрасно понимал, что жизнь его по общим меркам не так уж и плоха, невозможность говорить то, что думаешь, с каждым днем угнетала Владимира Андреевича все больше.

«Но надо пробовать. Если не пробовать, не получится точно».

«Уралы» и сопровождающая их «Волга» поехали дальше, мимо елей, пихт и кедров, кроны которых раскачивал прохладный северный ветер. Пели птицы, где-то стучал одинокий дятел, а еще дальше, на грани слышимости, куковала кукушка. Она будто отсчитывала, сколько осталось жить озеру – в его нынешнем виде, до того момента, как здешние воды окончательно и бесповоротно отравит своими отходами треклятый целлюлозно-бумажный комбинат.

«Пой подольше, кукушка. Пой подольше… а лучше не смолкай никогда».

* * *

2015

– Добро пожаловать в Иволгинский дацан, или, в примерном переводе на русский, обитель Колеса Учения, приносящего счастье и преисполненного радости, уважаемые путники, – склонив голову и смежив веки, поприветствовал нас молодой бурят в колоритных одеждах служителя культа. – Кто из вас Борис Кац?

– Я, – ответил наш Лама, выступая вперед. – А вы, должно быть, Лама Эрдни?

– Все так, – снова кивнул встречающий. – Рад приветствовать вас в нашей обители. Пройдемте за мной.

Просить дважды не пришлось: вертя головами из стороны в сторону, мы устремились вслед за Ламой Эрдни к самому сердцу Иволгинского дацана – храму-дворцу, в котором находилось тело великого XII Пандито Хамбо Лама Даши-Доржо Итигэлова. Согласно преданию, в тысяча девятьсот двадцать седьмом году этот верный слуга Будды собрал вокруг себя учеников, принял позу лотоса и дал наставление: «После того, как закончится наша сегодняшняя медитация, поместите мое тело в саркофаг и откройте его не ранее, чем через семьдесят пять лет». Затем Итигэлов начал читать молитву, название которой по-русски приблизительно может означать «благопожелание для умершего». Ученики один за другим подхватывали строки этой молитвы и читали ее до тех пор, пока Хамбо Лама, погруженный в состояние медитации, не достиг высшего буддийского блага – ушел в нирвану.

Следующие семьдесят пять лет обитатели дацана терпеливо хранили саркофаг, не предпринимая никаких попыток вскрыть его раньше оговоренного срока.

И вот 10 сентября 2002 года пришло время для эксгумации. Вскрыв саркофаг, буддисты обнаружили в нем тело человека в позе лотоса. Удивительное дело, но, хоть живым его назвать было нельзя, мертвым он тоже не казался: мышцы сохранили мягкость, кожа – эластичность, а суставы – подвижность. Буддисты сочли это железным аргументом, доказывающим превосходство духа над телом, однако явление Ламы Итигэлова породило немало теорий вне дацана и вообще буддийского культа. Скептики утверждали, что случайная сохранность тел в мире известна, и таких случаев немало. Химический анализ биообразцов, на который дали добро служители дацана, показал, что Итигэлов применял бромосодержащие растения, и это немного снизило градус всеобщего восторга – ведь общеизвестно, что большие дозы брома угнетают процессы возбуждения, но не подавляют отделы мозга, отвечающие за кислородное дыхание и кровообращение. То есть лама, по науке, не в нирвану погрузился, а в некое подобие анабиоза.

«Вот только насколько велика разница?..» – думал я, шагая между вычурных красных домов с покатыми крышами и шпилями, устремленными в небо.

Впрочем, прежде чем делать какие-то выводы, я хотел полюбоваться главной реликвией дацана – телом ламы Итигэлова, которое с недавнего времени хранилось, точно музейный экспонат, в стеклянном кубе на массивном постаменте.

– Пальцем не тычь, – прошипел Боря, обращаясь к Ивану. – Не принято.

Камов, смутившись, поспешно опустил руку, которой мгновением ранее указывал на одну из храмовых фигур – каменного дракона, чье изгибающееся тело напоминало змею. Я покосился в сторону Бори и только с превеликим трудом смог сдержать улыбку: когда речь заходила о буддийских правилах, наш Лама был самым строгим их защитником. Собственно, только благодаря его познаниям мы и смогли попасть на территорию дацана в период «межсезонья» – обычно экскурсии проводились только по большим религиозным праздникам, но Боря взялся убедить здешних обитателей в том, что нас стоит допустить на территорию вне очереди, и действительно смог это сделать. Мы написали письмо-прошение, в котором рассказывали о «Ралли Родина», о причинах, заставивших нас отправиться в путь именно в начале лета, и попросили сделать для нас одолжение. Ответа мы ждали долго, уже разочаровались в этой затее, но потом с Борей связался этот самый Лама Эрдни, который сейчас нас встретил, и они довольно быстро обо всем договорились.

Так что, отправляясь на Сахалин, мы уже знали, что на бурятской земле нас ожидает весьма интересная экскурсия.

– Каковы буддийские представления о человеке, допускающие явление нетленности тела и другие феноменальные проявления, непостижимые для современной науки и медицины? – вещал Лама Эрдни по дороге к храму-дворцу. – Помимо «грубого» физического тела человек обладает особым, «тонким», телом, которое не видно глазу. «Тонкое» тело есть основа для «толстого». Достигая особого состояния «самадхи», йогин в