Диалоги. Практика латинского языка - Хуан Луис Вивес

Не знаю, как вы, итальянцы, цените ученость, мне во всяком случае кажется, что эта вещь не только очень бесполезная, но даже вредная.

Абстемиус. То же самое, что и тебе, кажется быку и свинье, и нам казалось бы, если бы у нас было не больше ума, чем у тебя.

Азотус. Конца не будет. Итак, слушай же. Прежде всего, мы возлегли, строгие и серьезные, трапеза священна, повсюду молчание и покой. Мы начали доставать каждый свой ножичек, делали вид не приглашенных, но поступающих неохотно, и притом делали это, так сказать, вынужденно; на самом деле, делали очень вяло. Ибо еще не разгорячились души свободным жаром. Каждый прилаживает свою салфетку к плечу, некоторые также к груди, другие протягивают салфетку на колени. Берет хлеб, осматривает, переворачивает, если было [на нем] что-то от угля и пепла, очищает, и это все [делает] спокойный и медлительный. Некоторые начали обед с питья. Другие, прежде чем выпить, взяли немного винегрета и соленой говядины для возбуждения спящего вкуса и подстегивания вялости. Первым был кубок с пивом, чтобы холодный камень был подложен под жар вина. Священная жидкость была принесена сначала в узких и маленьких бокалах, которые больше разжигали жажду, нежели ограничивали ее. Хозяин – человек приветливый, никого лучше его и даже равного ему не было во всем этом регионе, во всяком случае, на мой взгляд (будь это сказано без какой-либо несправедливости); он приказывает принести самые вместительные бокалы. И стали обильно пить по греческому обычаю, как говорил там какой-то филогрек, который некогда учился в Лувене. Тогда мы начали разговаривать, затем возбуждаться, повсюду веселость и широко разносится смех. О, трапезы и ночи богов! Выпили за здравие друг друга и делали это с большой подобающей доброжелательностью; нельзя было собутыльника обмануть особенно в такое время.

Абстемиус. Справедливо, когда говорится не о чаше вина, а о чувстве и уме, главных вещах в человеке. Но чтобы об этом деле, столь приятном и радостном, ты и я поговорили, сначала тебя следует спросить: ты не пьян?

Азотус. Нет, конечно, и это легко узнать из строя моей речи, ведь если бы я был [таковым], подумай, мог бы я до такой степени складно сообщать это.

Абстемиус. Правильно. Кроме того, согласно стишку мима, я спорил бы с отсутствующим. Прежде всего, почему вы не строите в этой области какой-нибудь храм, посвященный Вакху, творцу этой небесной влаги?

Азотус. Это ваше [дело, тех], кто имеет в Риме храм в честь Сергия и Вакха [264]. Нам достаточно совершать ему всюду жертвоприношения [священные обряды]. И, возможно, мы возвели бы храм, если было бы известно, кто был тем творцом [небесной влаги]. Ведь я слышал, что об этом деле велся спор между некоторыми учеными. Есть те, кто считает, что первым был Ной, кто пил вино и был пьян [265].

Абстемиус. Оставим это. Скажи-ка, какое вино пили?

Азотус. Что для нас важно, какое вино или из какой страны? Пусть вино имеет только название и цвет, этого нам достаточно. Те наслаждения пусть ищет галл или итальянец.

Абстемиус. Какое может быть наслаждение, когда ты не испытываешь вкус того, что вливаешь в тело?

Триконгиус. Возможно, некоторые что-то испытывают вначале благодаря чистому вкусовому ощущению, но потом [в скором времени] – искаженному (испорченному): из-за такого изобилия жидкости они теряют всякий вкус.

Абстемиус. Так вот с уничтожением [теперь] жажды не остается никакого наслаждения, ведь оно все состоит в удовлетворении естественных желаний. Так что пить без жажды или есть без голода есть своего рода мучение.

Триконгиус. Ты считаешь, Абстемий, что мы напиваемся для наслаждения или что больше – для веселья?

Абстемиус. [Напиваясь так], вы потому гораздо хуже животных, которые побуждаются естественными страстями, вас же туда не ведет разум и не влечет природа.

Триконгиус. Нас ведет туда застольное общество, и, несведущие, мы мало-помалу напиваемся допьяна.

Абстемиус. Сколько [существует] вас, напившихся допьяна, сколько других вы видели пьяными?

Триконгиус. Каждый день очень многих.

Абстемиус. Не достаточно ли поэтому столь многих наглядных доводов для того, чтобы избежать такого отвратительного дела? Ведь животное даже при одном опыте стало бы осторожнее.

Главция. А знаешь, насколько нежно любят их [напившихся] сами их товарищи [собутыльники], благодаря которым они превращаются из людей в животных? Пока пьянствуют, отдали бы им душу, (а) ушедши оттуда, едва их узнают, и жизнь и душу каждого из них не захотят выкупить за сестерций.

Абстемиус. Из каких бокалов вы поглощали вино и каким образом?

Азотус. Сначала были принесены стеклянные, немного спустя, из-за опасности их разбить, были выданы серебряные. В вино мы набросали трав, так как этому способствовало время года. Немного спустя – мясную подливку, молоко, животное масло, слизистый густой сок.

Абстемиус. О гадость, непереносимая даже животными!

Триконгиус. Насколько трагически ты бы воскликнул, если бы узнал, что одни в бокалы других суют руки, бросают скорлупу яиц, кожицу плодов и орехов, косточки олив и слив!

Абстемиус. Воздержись от рассказов об этом, если не хочешь, чтобы я спасся бегством в какие-нибудь леса.

Триконгиус. Слушай меня внимательно, Главция. Некоторые из них, совершая путь, приносят рог охотника, полный, как и должно, пыли, соломинок, пуха и другой грязи, (и) из этого мы пьем.

Главция. Что?

Триконгиус. Что же? Вино.

Главция. О нет, разум.

Триконгиус. Так и есть. Пропив разум, мы пользовались вместо чаш горшками не очень чистыми, взятыми c припостельной скамейки [266].

Абстемиус. Каково было завершение пира, как бы драмы?

Азотус. Полы утопали в вине. Мы все упились, прежде всего хозяин, человек крепкий, героически свалился два или три раза под стол.

Абстемиус. О, славная победа и в битве прекраснейшей и достойной хвалы! Но все-таки всех вино победило?

Азотус. Да.

Абстемиус. О ты, несчастный! Почему ты считаешь, что ты пьяница?

Азотус. [Потому что] хорошо и по желанию души благоволил (уступал) Гению [267].

Абстемиус. Какому Гению, доброму или злому?

Главция. Если ты правильно во все вникнешь, нигде не найдешь, кому [какому Гению] благоволят те, которые повинуются порокам и низменным страстям души – ни к душе, ни к наслаждению, ни к какому-либо другому делу, чему иные благоволят, [они не снизойдут]. А пьянство означает лишить способности чувства, выйти из власти разума, суждения, мысли; ясно, из человека [пьяница] становится или скотиной, или камнем. Что последует далее? Даже если я никогда не видел пьяных, однако легко догадаться: говоришь и не знаешь, что говоришь; если тебе доверено что-то тайное, что следует более всего скрывать, разболтаешь; а также говоришь то, из-за чего себя и своих и часто отечество и всю провинцию введешь в большую опасность; никакого различия между другом и недругом, женой и матерью, ссоры, брань, вражда, побои, раны, увечья, убийство.

Триконгиус. Даже