Инстинкт жертвы - Ирэна Есьман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы были влюблены в нее, – утвердительно сказал Артур, слегка улыбнувшись. Он не привык к таким искренним беседам, особенно если его собеседник – мужчина.
– Да. Я и сейчас влюблен. Зачем это скрывать? Люди боятся признаваться себе и кому-то в том, что влюблены, закапывают, зарывают это в глубь себя. Прячут под кожей, а потом становятся черствыми и злыми. А ведь нам, музыкантам, нельзя прятать чувства! Они же поют! Слышите? Они поют!
Артур нахмурился и совершенно не понимал Капинуса вместе с его странными умозаключениями.
– Ну я понимаю вас, да. А дальше-то что было?
– Вы все хотите знать, да? Ну я расскажу. – По Капинусу было видно, что он был счастлив наконец-то обрести свободные уши, чтобы рассказать о своих чувствах, а Артур представил себя в роли психолога. – А дальше я хотел, чтобы Зоя ответила мне взаимностью, но она только позволяла себя любить, чего мне было всегда мало. Я посвящал ей стихи, писал музыку ей одной, но она выбрала этого. И даже делилась со мной, когда встретила его, рассказывая о его статном телосложении. Она считала меня другом, близким хорошим другом, понимаете? А что я? А я так любил ее.
Артур заулыбался. Он не знал, как реагировать на откровения Капинуса, а тот продолжал:
– Она была счастлива с кудрявым, я был счастлив оттого, что она счастлива и проводит времени со мной не меньше, чем проводит его с ним.
– И все счастливы, – подытожил Артур.
– Вы зря смеетесь. Мы были в одном оркестре. И наша духовная связь куда важнее, чем их плотские утехи. Чтобы достичь этого понимания, нужно быть самому на высокой ступени духовности.
– Получается, Зоя была не на высокой?
– А-а-а, вы все смеетесь. Вам не понять, молодой человек, вам нужно еще идти и идти по этой лестнице. Может и жизни не хватить.
Артура уже утомила эта философия под чаепитие.
А Капинус продолжал:
– Зоя была духовна, иначе она не была бы такой талантливой. Оступилась. Прибежала ко мне, слезы вытирала. Тогда она и сообщила, что ждет девочку. Она мне, понимаете, мне сказала первому.
Артур решил, что пора бы уже уйти в другое русло разговора.
– Виталий, что произошло с Зоей? Почему она оказалась в психиатрической больнице? Вы знаете ее лучше всех.
– Да, но после того, как Зоя родила ребенка, мы практически не виделись уже с ней, а потом она сошла с ума с этим ребенком. Вот так бывает. Хотел бы я думать, что никто в этом не виноват… но…
– Но что?
– Но… – он сделал паузу. – Если бы Зоя была со мной, нам не нужно было бы ничего, кроме музыки и любви. Я все еще надеюсь, что она вернется. Нет, я не надеюсь, а знаю это. – Его тонкая костлявая нога закачалась, словно стрелка метронома. Он сцепил руки в замок, обхватив колено, будто пытался успокоить свои упорядоченные движения ноги. – Она чувствует и знает, что я жду ее. И не так, как ее кудрявый, который тут уже со всеми успел покрутить. Она – часть моей души, а я – ее. Зоя вернется. Вы увидите.
– Вы ничего не сказали о Лере.
– Но вы и не спрашивали. Да и что я могу о ней рассказать? Хорошая девочка, послушная, талант, который нужно еще развивать. Ну… Что ж, уважаемый, чай кончился, пора бы и нам тоже заканчивать беседу. – Он резко поднялся, показывая всем своим видом, что Артуру пора уходить.
Артур встал, оставив на столе кружку с так и недопитым чаем.
– У меня последний вопрос. Могла ли Зоя забрать Леру?
– Зачем ей спустя столько времени забирать дочь? Если она и хотела бы вернуться, то точно не за ней.
– А если она хотела причинить ей боль?
– Боль? – он округлил глаза. – Вы не знаете Зою. Она не способна убить даже комара, не говоря уже о насилии над кем-то. Не там вы ищете, товарищ сыщик.
Кроме того, что этот Виталий Капинус был очень странным, Артур ничего для себя не вынес. Ему так хотелось прижать музыканта к стенке, показать свою физическую силу перед тощим скелетом, вытащить из его философской головы какую-то ценную информацию, а не слушать романтическую чушь про души и музыку.
Подозрения сгущались темным облаком над нимбом этого святого с тонкой душой. Артур обещал Рите обходиться без неприятностей.
Он снял бахилы, засунул снова их в карман до следующего нужного случая и, попрощавшись с Капинусом, вышел за дверь, услышав за собой быстрые щелчки запирающегося дверного замка.
Глава 40
Леон сидел у Риты в кабинете.
– Это обычная процедура. Не стоит переживать. – Рита стояла над Леоном. – Я напомню, что подозреваемым лицом вы не являетесь.
– Я понимаю. – Он поднял на нее глаза.
– Но мы должны все проверить, это наша работа. – Рита дала Леону списывать первую попавшуюся статью с Уголовного кодекса. – Пишите печатными буквами этот текст. – В ее голосе появилась настойчивость.
– Это все? Мы закончили?
– Нет. Вам может это не понравиться, но еще нужно написать текст записки. – Она дала Леону несколько чистых тетрадных листов.
– На всех листах?
– На всех.
«Ты плохой отец ты плохой отец ты плохой отец».
Чередующиеся собственноручно написанные три слова призывали Леона поверить в них. С каждым движением руки он понимал, что пишет о себе.
Когда закончилось свободное место на последнем листе, он отложил ручку и передал все Рите. Выглядело это как собственное признание.
– Я могу идти? – Леон вопросительно посмотрел на Риту и приподнялся со стула.
– Пока можете.
Леон выходил за дверь, столкнувшись с Артуром плечами.
– Ты его уже отпустила?
– Да. Время не ждет. – Она уже надевала плащ. – Что там с музыкантом? Давай быстро. Мне нужно ехать к экспертам и дальше сразу же в психушку.
– Кроме того, что он очень странный, я ничего не узнал.
– Получается, ты ничего не узнал. То, что он странный, уже известно.
– Получается, что так. Я не знаю, Рит, но мне кажется, что он неохотно говорит о девочке. Вся наша беседа состояла из его воспоминаний о Зое. А когда я начал задавать вопросы о девчонке, он