Инстинкт жертвы - Ирэна Есьман

– Намного сложнее. Зоя не принимала своего ребенка и хотела отказаться от Леры. Если бы не Леон, девочка бы отправилась в детский дом.

– Вы говорили об этом с Леоном? – Рита незаметно для себя нахмурилась.

– Я не лезла ему в душу, он категорически не хотел о ней говорить. Эту историю я узнала отсюда. У Зои был послеродовой психоз. Это не просто депрессия, такое состояние носит уже опасный характер.

– Как часто такое случается?

– Нечасто, по статистике, один-два случая на тысячу родов.

– Что-то провоцирует это? Разумеется, кроме самих родов. Или может случиться с любой женщиной?

– Опять же, если говорить о статистике, то у большинства пациенток уже присутствует психическое заболевание, чаще всего это биполярно-аффективные нарушения, и намного реже – шизофрения.

– Зоя страдала каким-то из этих расстройств?

– Случаев и обращений ранее не было, – она пожала плечами, – но я думаю – да. Судя по записям, ей была необходима колоссальная психиатрическая помощь.

– Сколько она провела здесь?

– Долго. Для такого рода расстройств – очень долго. Но, – она пролистала страницы и добралась до выписки в конце карты, – Зоя поправилась. Ее выписали со стабильным улучшением.

– А дальше, как известно, ее никто не видел, – Рита произнесла вслух свои мысли. – Куда она могла отправиться?

– Я думаю, этот вопрос лучше задать самому Леону.

– Непременно зададим. Но мне интересны мысли профессионала.

– Увы, – Саша развела руками, – я не могу делать таких предположений. А зачем вам карта Зои? Вы думаете, что она похитила своего ребенка?

– Мы не думаем, мы расследуем, – Рита иронично улыбнулась и прищурила глаза, давая Саше понять, что с ней она это обсуждать не намерена.

– Я не думаю, что ей это нужно. Лера – триггер для Зои.

– Но она остается ее матерью. У вас нет детей, насколько я помню?

– Нет, – сухо ответила Саша и снова взглянула на часы.

– Если будет какая-то информация – позвоните, пожалуйста. И еще. Можете дать свою визитку, чтобы всегда была под рукой?

– У меня сейчас их нет. – Саша достала маленький листок вместо визитки и написала свой номер телефона, не забыв указать фамилию с именем и место работы. – Так подойдет?

– Вполне.

Кажется, это Леон был триггером для Саши. Сомнения в правильности своего решения отражались на коже. Она не заметила, как тыльная сторона ладони начала краснеть и чесаться. Нервы.

Ей хотелось набрать его. О чем она только думала…

Несколько лет задушевных бесед, умиротворение и тишина рядом с ним. Куда она так рвалась? В эту больницу, где каждое движение под контролем мерзкого руководителя? Сюда? В квартиру отца, обставленную по принципу «чем дороже – тем лучше», где до сих пор не было уюта?

Куда и от кого она все время бежит? Почему нельзя остановиться? Саша сбавляла уверенный бег по одной из дорог, которую выбрала, перейдя на медленный шаг. Она боялась прийти в тупик, но продолжала идти, чтобы хотя бы убедиться в том, что там действительно тупик. Но сможет ли она в случае неудачи пойти обратно? Саша не знала…

Глава 41

Леон проснулся, когда солнце еще не успело подарить этому утру свет. На часах с цветным циферблатом маленькая стрелка еле приближалась к пяти часам. Тик-тик-тик. Этот звук раздражал и не давал спать.

В комнате было прохладно, и Леон отчетливо ощущал холодный воздух, проникающий сюда через полуоткрытое окно. Завернувшись в одеяло, он встал и подошел к окну и, отодвинув штору, плотно закрыл окно.

Вглядевшись в утреннюю темноту, он содрогнулся – маленький вороненок, сидевший на ветке дерева почти вплотную к окну, смотрел на него своими круглыми черными пуговицами.

Казалось, птица не могла отвести глаз от Леона, наклоняя свою черную, как это небо, голову в разные стороны.

– Каррр! – малыш раскрыл свой маленький клюв.

Что он этим хотел сказать? Леон хоть и не был суеверным, но появление этой птицы не вызвало у него приятных эмоций.

«Вот от чего я проснулся…»

Послышались еще другие крики – крупные вороны энергично пролетели мимо, унося с собой черного вороненка. В эти мгновения Леон смешался с окружающей реальностью и осознал, что находится в другом месте. Это не его спальня. Он уснул в комнате Леры в позе эмбриона на маленькой подростковой кровати в обнимку с ее детской подушкой.

Вспоминая свое детство в интернате, он вновь ощутил на себе жестокое воспитание и тяжелые воспоминания. Он вспоминал ранние утренние подъемы и деревянную палку-указку в руках воспитателя, которая стучала по кроватям, заставляя вставать всех без исключения. Маленький Леон еще не знал, что утро может быть иным, но инстинктивно понимал, что так быть не должно. Он ненавидел воспитателя, испытывая к этой женщине лишь отвращение.

В интернате было много правил. Наверное, он оттуда позаимствовал их для воспитания дочери.

«Леон остается убирать всю посуду. Остальные свободны». Нужно было успеть съесть завтрак и не остаться последним. И в то же время после уборки его ожидали насмешки от старших: «Не забудь свой фартук, Леон! Ты у нас опять горничная!»

От этих воспоминаний внутри здорового крепкого мужчины сжалось маленькое хрупкое сердце. Леон вновь оказался в ряду неудачников, а маленький дерзкий вороненок смеялся над ним. Его жизнь была лишь разбросанной мозаикой, пазлы которой так и не соединились в одно большое полотно.

Сон растворился в гневных мыслях.

«Никто. Никто не будет мне говорить, что я должен делать!»

Леон вышел в холл. Вороны продолжали кружить над домом. Он слышал их крики даже с закрытыми окнами.

Леон насыпал в кружку двойную порцию молотого кофе и залил его крутым кипятком. Он ощущал себя загнанным в клетку цирковым львом, подчиняющимся воле маленького человечка. Он мог бы раскусить его пополам и полакомиться вдоволь победой и свежим мясом. Но кнут слишком опасен. Он вынужден подчиняться. Мудрость и львиная выдержка заканчивались, Леон ненавидел того, кто решил поиграть с ним, всей своей душой.

«Как ты глуп, Леон…» Он слышал смех в этих словах. «Алле-оп! Прыгай, Леон, в горящее кольцо, пусть твоя дочь порадуется за тебя. Алле-оп! Аплодисменты!» Он не знал, как выйти с этой арены, он не видел своего дрессировщика.

Леон опустошил кружку горького напитка и залез в душ, чтобы до конца согреться. Существует ли какое-то временное ограничение для ненависти? Может ли она раствориться в повседневных делах или разбавиться в стакане крепкого кофе? Можно ли перестать ненавидеть того, кого ты не знаешь? А если ты узнаешь его? Что