Мир фантастики 2014. На войне как на войне - Олег Макаровский

Он вдруг перестал смеяться.

– Григорьев, ты гаубицы слышишь?

– Так точно, товарищ лейтенант.

– А ведь пять минут прошло.

– Прошло… Ну слава богу! Значит, успели!

Солнце ласково освещало зеленые, облупившиеся стволы гаубиц, еще горячие после утреннего боя. Сейчас от дивизиона осталось лишь три исправных орудия, но главная задача была выполнена: немцы не прорвались. Майор Певчих сидел на пустом зарядном ящике посреди зарослей сирени и с интересом разглядывал пленного офицера. Лицо немца было зеленоватым, взгляд страдальческим. Казалось, даже плен донимал его меньше, чем боль в животе.

– Иван Осипович, – повернулся к политруку командир дивизиона. – Наш-то санинструктор его смотрел?

– Так точно. Дал ему отвар из дубовой коры.

– Ну а сейчас-то он говорить может?

– Да вроде может.

Лейтенант Гершельзон, закончивший перед войной третий курс факультета иностранных языков, переадресовал вопрос пленному. Тот утвердительно кивнул.

– Уточни у него имя, звание, номер части.

– Гауптман Конрад Маркс, – отчеканил танкист – Командир сводного батальона…

– Чё он там про Маркса лопочет?

– Говорит, что его зовут Конрад Маркс.

– Родственник что ли?

– Василь Матвеич, как же он может быть родственником? Маркс – еврей, а фашисты, сами знаете как…

– Вот ты, Иван, хороший парень, как есть герой. Но все ж таки думай, что говоришь. Какой же Маркс еврей. Он – наш.

– В каком смысле?

– Ну то есть немецкий, конечно. Но наш, пролетарий. – Майор Певчих вытянул из кармана расшитый кисет, задумчиво разглядывая немца, свернул самокрутку и чиркнул зажигалкой, сделанной из винтовочной гильзы. – Спроси у него, он родственник или не родственник?

Гауптман Маркс числил родными немецкий и польский языки. За время учебы недурственно овладел французским и отчасти английским. Но его любимая бабушка, уроженка Варшавы, время от времени говорила с ним по-русски. Так что он сносно понимал этот язык.

– О, да! – заулыбался Конрад, услышав вопрос лейтенанта явно еврейской наружности. – Карл Маркс! Да-да!

– Вот видишь, – покачал головой Певчих. – А ты говоришь. Знаешь что, Осипович, давай-ка звони в политотдел дивизии, пусть забирают этого с…ного красавца к себе. Не хватало нам еще родича самого Карла Маркса в расход пустить. Пусть они там голову ломают, что с ним делать.

Дежурный по штабу округа постучал в дверь кабинета:

– Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться!

– Обращайтесь!

– Вам звонок из Москвы. Переключить?

– Из Москвы? Переключи, конечно.

Спустя несколько секунд телефон зазвонил прямо на столе у командующего артиллерией округа.

– Генерал-майор Певчих слушает.

– Василь Матвеич! Григорьев у аппарата.

– А! Это ты? Ну здравствуй-здравствуй! Рад тебя слышать. По работе или так?

– Или так, конечно, – начал бывший вестовой. – Но, сами понимаете, и по работе немного.

– Ага. Стало быть, в «Воениздате» мои стариковские писания тебе отдали?

– Ну, Василь Матвеич, кому же, как не мне. Я всё-таки ответственный редактор. А с чего это вы так: «стариковские писания»? Хорошие мемуары. И слог живой, не суконный. И фактаж широко рассматривается, и название мощное – «Огонь под огнем».

– Григорьев, что-то ты чересчур нахваливаешь. А ну говори быстро, что не так?

Бывший вестовой тоскливо вздохнул.

– Командир, ну если вот так вот честно, есть несколько замечаний. Не подумайте плохого. Не от меня. Сверху.

– Ладно. Не юли, как гимназистка на сеновале.

– Помните операцию «Кульнев», тот бой у горловины? Ну после которого весь корпус Майнцдорфа капитулировал.

– Дурацкий вопрос, Григорьев! Помню, раз о том написал.

– Ну вот об этом. Есть пара замечаний.

– Ты ж сам знаешь, что там всё правда.

– Ну кому как не мне! Но, во-первых, вы упоминаете, что по милости полковника Карасёва в дивизион были доставлены снаряды не того калибра, что поставило операцию на грань срыва.

– Что ж там не так?

– Василь Матвеич, дорогой! Всё так. Да вот в чём загвоздка. Вы там у себя в Забайкальском военном округе не в курсе наших московских пасьянсов, но по старому знакомству шепну: на этой неделе генерал армии Карасёв будет назначен заместителем начальника тыла нашей, как поётся в песне, «несокрушимой и легендарной». Неудобно получится. Тем более, как я слышал, к празднику вам собираются очередную звездочку дать. К чему на ровном месте наживать себе такого врага?

– Так уж и на ровном? – раздражённо буркнул Певчих. – Да ладно. Откорректируй там как-нибудь поаккуратней. Мол, кто-то не подсуетился, ети его мать.

– Спасибо, Василь Матвеич. Со вторым вопросом сложнее. – Григорьев сделал паузу. – Это насчёт Медузы.

– Что такое? – Генерал-майор от волнения встал из-за стола. – Ну? Давай не томи. Я по голосу твоему слышу, что ты о нём что-то узнал.

– Василь Матвеич! По правде говоря, всегда знал, – голос редактора звучал глухо и виновато.

– Григорьев, ну не скотина ты после этого?! Я его обыскался, по всему Союзу, по всем военкоматам письма разослал! Тишина мертвая! А ты все эти годы знал и молчал?

– Командир! Его нет в Советском Союзе.

– То есть как это?

– Да вот так. Вы ж тогда, ну когда дивизион на переформирование отвели, полк получили. А мы с Иваном Осиповичем рука об руку до Одера дошли.

– Ну?

– А что «ну»? Девятого мая война закончилась, а, как сейчас помню, одиннадцатого августа капитана Гершельзона арестовали.

– Как это «арестовали»?

– Приехали с автоматчиками и арестовали за самоуправство и разграбление социалистической собственности. Помните те брёвна, из которых мост построили? Они по очень высокому заказу в Москву шли. А Иван Осипович начальнику состава расписку оставил. Вот по ней его и взяли.

– Вот так-так! – доставая из пачки с горной вершиной и всадником папиросу, сдавленным голосом проговорил Певчих. – А ведь его тогда орденом Боевого Красного Знамени за это дело наградили. Что же выходит? Одной рукой наградили, а другой посадили?

– Так и выходит.

– Так что, сгинул наш Медуза где-то в лагере?

– Да нет. Не сгинул… Василий Матвеевич, у вас как со связью?

– Григорьев, ты соображаешь, куда и кому звонишь?! Закрытая связь, не дрожи коленкой.

– Я не дрожу. Просто голову на плечах имею. И, прямо сказать, сроднился я с ней как-то. Так вот, товарищ генерал, тут всё хитрее получилось. Значит, в сорок пятом Ивана Осиповича посадили, а в сорок восьмом возникло государство Израиль. Может, вам неизвестно, сейчас об этом говорить не принято, но мы тогда очень это государство поддерживали. Думали сделать из него наш форпост на Ближнем Востоке.

– Да ну?!

– Уж поверьте мне. И одним из дружественных шагов, которые делались в этом направлении, была посылка в Израиль целого парохода с советскими офицерами еврейского происхождения. А таких, сами знаете, имелось немало, и дрались они отчаянно. В плен-то им попадать никак нельзя было.

– Верно говоришь…

– Вот тогда и вспомнили про нашего Медузу.

– Так, стало быть, он там?

– Там, Василь Матвеич. Мы недавно по своим каналам зарубежные газеты получили с фотографиями делегации армии обороны Израиля в Вашингтоне. Смотрю и глазам не верю – в первом ряду бригадный генерал Йоханан Гершельзон! Вот такие вот пироги. А поскольку Израиль теперь, так уж вышло, – наш враг, то в 50-м году на самом верху было принято секретное постановление: всех офицеров, туда отправленных, из коммунистической партии исключить и считать изменниками Родины. А хвалить в книгах военного издательства изменника Родины…

Тут генерал-майор Певчих выругался, да так увесисто, что дежурный по штабу приоткрыл дверь поинтересоваться, не время ли объявлять по округу боевую тревогу.

– Вот что, Григорьев, – наконец беря себя в руки, заговорил начальник артиллерии. – Ты, конечно, падлюка, что все эти годы молчал. Ну да хрен с тобой. Значит, так, слушай мою команду. Мемуары без этого эпизода я печатать не буду. Так что шли их обратно.

– Не могу, Василий Матвеевич. Книга уже в плане стоит. А план, сами знаете, у нас закон. Да и подумайте, как оно получится, если в Главном политуправлении узнают, что вы отказываетесь печатать свою книгу из-за какого-то изменника Родины.

– Григорьев, ты-то соображаешь, о чём говоришь?! Какой он тебе изменник Родины? Черти бы вас всех там побрали, вояки паркетные! Не можете вернуть книгу – хрен вам в дышло, печатайте как хотите. Но чтоб я ее в глаза не видел. Усек? Сволочи!

Он с силой опустил трубку на рычаг.

Аристократично тонкими пальцами Конрад Маркс погладил блестящий гравированный нагрудник максимилиановского доспеха. Драгоценный подарок сослуживцев в день пятидесятилетия. На постаменте красного дерева красовалась серебряная табличка: «Личный танк для лучшего танкиста ГДР, доблестного генерала Конрада Маркса». Воистину, этот доспех – первый германский танк. И стоит он разве только на самую малость дешевле!