«После рождества» - Елена Руденко

— А, по–моему, он с ума сходит, — сказал Макс, глядя, как герцог (аристократ) обнимает и целует Герцога (пса).

— А, по–моему, вы свою собаку ревнуете, — сказала Мадлен.

— Только вам такое могло в голову придти! — буркнул студент.

Псу Герцогу быстро надоело поведение аристократа, и он убежал.

— Макс, почему ваш Герцог ушел от меня, — возмутился Д’Омон, — я же с ним говорю.

— Он с вами говорить не хочет, — отмахнулся студент.

— Обиделся, что ли?

— Может, ему лицо ваше не нравится, — предположила Мадлен.

— Я один из самых красивых мужчин Франции!

— Это для людей, — сказала девушка, — а для собак вы, наверное, самый страшный мужчина Франции, раз он с вами говорить не хочет.

Все захихикали.

— Кстати, чуть не забыла вас спросить, Максимильен, вы выяснили, кто мне гадость в кофе подсыпал и в комнату ко мне ночью приходил? — спросила Мадлен.

— А-а, это д’Омон, не так ли, сударь? Вы подсыпали Мадлен в кофе наркотические вещества, чтобы, когда бедняжка будет в бессознательном состоянии, овладеть ею. То же самое вы хотели сделать, когда проникли к ней в спальню, но вас спугнул гусь, а потом я. Вы мне тогда хорошо канделябром ударили. Кстати, я его у вас в сейфе обнаружил. Мадлен тогда действительно гуси спасли, которых она спасла от снега и льда. Вам снег, как я помню, тоже не нравился. Никогда не забуду, как вы на следующий день носились по коридору в пижаме в восемь утра с радостным воплем: «Снег растаял!» и истерично хохотали.

— А я, когда снег растаял, плакала, — сказала Мадлен, — снеговичок наш тоже погиб. Я его велела в погреб унести, там же холодно, но не помогло.

— Его Стервози увидел и за привидение принял, — сказал Макс. — Перепугался до смерти.

— Но все же, это были вы, герцог? — спросила Мадлен. — Макс прав?

— Мне остается только покаяться, — произнес герцог, — я и так за свои грехи предостаточно наказан. Со мной даже собаки говорить не хотят, так я запятнал свой род!

— Господи, — Мадлен всплеснула руками, — зачем вы это выдумали мне сыпать что–то в кофе или пугать ночью? Почему вы не рассказали прямо о ваших желаниях? Я бы подумала…

— Вы замуж выходите! — сказал Макс.

— Ну, может, я бы сделала исключение, д’Омон такой милый. Графиня, не ревнуйте.

— Я не ревную, теперь я люблю другого, — сказала графиня.

— Ну и славно!

— Единственное, что мне не понятно, — сказал Макс, — это химера, упавшая на герцога и следы на навозной кучи от полицейских сапог.

— А я знаю, — кокетливо сказала Мадлен, — мне напарник Стервози рассказал. Приятный такой молодой человек, тоже студент, как и вы. Значит, ночью, Стервози, усевшись на химеру с крыши, охранял замок. Рядом на крыше сидел его напарник. Вдруг химера упала, вместе со Стервози в навозную кучу. Стервози решил водрузить химеру не место, привязать ее веревкой и поднять на крышу обратно. На крыше остался его напарник, который спустил веревку. Стервози, то ли после падения, то ли не выспался, привязал не химеру, а стоящего рядом осла…

— Значит, ослиная морда, которую я увидел в окне, мне не показалась! — пробормотал Робеспьер.

— Выходит, что нет. Конечно, они потом поняли свою ошибку и подняли настоящую химеру, но утром она опять упала.

— Мадлен, почему вы мне об этом не рассказали раньше?

— А вы не спрашивали!

И тут герцог так заревел, что все с изумлением уставились на него.

— О боже я так верил ей! — всхлипывал он. — Я так ее любил! Как она могла меня так унизить!?

— Успокойся, родненький, — сказала тетя, доставая платок и утирая племяннику слезинки, — все будет хорошо, найдешь себе другую девушку.

— Что толку, я уже женат! Позор на весь наш род! Ни одна женщина уже не станет моей женой! Я не хочу жить!

С этими словами он сорвался с места и выбежал из гостиной, перепуганные люди побежали за ним. Бедная тетя чуть не потеряла сознание, когда поняла, что ее племянничек влез на крышу замка.

— Не надо! — закричали все.

Но было поздно. Герцог спрыгнул вниз. Все боязливо подошли к краю крыши.

— Я этого не перенесу! — зарыдала Мадлен на плече студента.

— Кажется, он жив! — сказал Макс. — Или мое слабое зрение опять обманывает маня… Он упал в навозную кучу.

— Слава богу! — воскликнула тетя.

Все высыпали во двор. Герцог сидел в навозной куче, около когда–то упавшей химеры. Рядом стоял перепуганный крестьянин с лопатой, который тайком решил все же убрать навоз.

— Господи! Почему ты мне не даешь умереть!? — всхлипывал аристократ. — За что я должен жить с таким позором!? Почему меня тогда не убила эта химера!?

Тут герцог вскочил, выхватил у перепуганного крестьянина лопату и принялся колотить ею по химере, приговаривая:

— Почему ты меня не убила!? Почему!? Почему!? Химера несчастная!

Бедный крестьянин дал стрекача. Только доктор осмелился подойти к герцогу.

— Все хорошо, все хорошо, — сказал он, похлопав его по плечу, — вам надо отдохнуть, и все пройдет.

— Нет! Нет! Почему бог не дал мне умереть!? Почему он меня к себе не пускает?

— Зачем ты ему нужен с таким дефектом, — пробурчал Макс,

— Он хочет, чтобы ты жил на земле, — заверил придворного врач, осторожно забирая у него лопату. — У вас все хорошо. Вам просто надо поспать.

Как ни странно д’Омон перестал буянить и послушался врача. Все вздохнули с облегчением.

— Анна, — сказала тетя. — Переночуйте–ка у нас, уже так поздно возвращаться.

— Спасибо за приглашение, но я, наверное, долго не засну.

Когда графиня уже ложилась спать, в комнату постучали.

— Войдите, — велела она.

На пороге стояли Макс с Мадлен.

— Все время забываю вам вернуть, — сказал он, протягивая изумрудную сережку.

— Почему вы вдруг решили, что она моя?

— На вашей прабабушки, портрет которой висит у вас в гостиной, была точно такая же, а вы сами сказали, что все ее драгоценности перешли к вам по наследству.

— А вы внимательны.

— Почему вы не рассказали мне, что проникли в замок через подземный ход и удрали, когда увидели Луизу с ножом в спине.

— Я боялась, что это вызовет подозрения. Вы сначала так уверенно говорили, что я выезжала из замка, и я решила не отрицать, а потом сказать правду стало еще труднее.

— А зря, — сказала Мадлен, — Макс только с виду такой серьезный, бесчувственный, вредный, холодный, сухой, своенравный, обидчивый…

— Мадлен, может достаточно? — попросил студент.

— А на самом деле, — продолжала Мадлен, — он другой! Уж я то знаю.

— Спасибо, Мадлен. Спокойной ночи, мадам, — сказал Макс, беря Мадлен за руку.

— И вам того же.

— А как проникнуть в этот подземный ход? — спросила Мадлен. — Герцог–пес нас только до какой–то стены довел и все, там на ней был страшный паук!

Графиня улыбнулась.

— Один камень в стене надо было повернуть, и тогда бы часть стены отъехала бы.

— А я дурак не догадался, — обругал себя студент.

Финал

Был вечер, уже давно стемнело. Экипаж несся по темной дороге, освещаемой тусклой луной и фонарями кареты. За ней ехало еще два экипажа с багажом девушки. Мадлен, положив головку на плечо Робеспьера, задремала под стук колес. На полу мирно спал Герцог. Макс знал, что они с Мадлен скоро расстанутся, знал, что она выйдет замуж, но знал и то, что они все равно увидятся. Что–то подсказывало ему, что разлука долго не продлится. Мадлен открыла глаза и спросила:

— Макс, вы будете на моей свадьбе?

— Как скажете, — ответил он устало.

— Гм, значит, будете!

Мадлен улыбнулась ему, снова погружаясь в сон.