Уроки любви (СИ) - Тория Виктория

Ужин прошел в тишине. Мы оба устали. Замигал почтовый ящик.

— Твой покойник, — в меня полетел конверт. Я вздрогнула и упустила письмо.

— Ты о чем?

— Ты поняла, — кривоватая улыбочка в лучших традициях бывшего вредного студиуса.

— Сильвий, налей мне что покрепче. Твои намеки на трезвую голову понять невозможно.

— Леди не пристало за ужином пить что-то крепче вина. — Он это сейчас серьезно? — Боги, у тебя вид как у ребенка, которому не дают конфеты. Я и не знал, что ты выпиваешь, Рик.

— Я с тобой не то что начну выпивать, я…

Я как раз взяла письмо в руки и, не подумав, открыла. Первые строчки мигнули перед глазами. Демоны, все демоны бездны. Проклятый и падший. Высшие и низшие. Так вот как выглядит «заболталась»?

— Почему ты не сказал, что это от Артимия Петра-Нова?

— Я так и сказал. Рик?

— Извини. Что-то пропал аппетит. Я… мне надо выйти.

Прочитать письмо стало соблазном. Вдруг он больше не винит меня? Не пытается сделать больно? Вдруг есть шанс, что все снова будет как раньше? Рука дрогнула, конверт выпал из непослушных пальцев. А я так и стояла, глядя себе под ноги, на развернувшийся лист бумаги. Увы или слава богам, но мое зрение не было столь хорошо, чтобы увидеть, что же написано. Я села на пол, рядом с бумагой, но достаточно далеко, чтобы и дальше не видеть, что написано. Прислонившись спиной к стене я сжалась в комок, про себя молясь, что слуги в этот коридор не свернут.

Но я забыла, что у этого дома есть еще и хозяин.

— Ан? Ани? — Марсен присел на корточки, а меня начала бить мелкая дрожь. Будь он неладен! Так ко мне обращался не он. Я замотала головой, как укушенный блохой грифон. — Что с тобой творится, женщина?!

— Кхм. — Я вспомнила, отчего так не любила Марсена. Но на ответ меня не хватило. Много было слов, но ни одного приличного.

— Так уже лучше, — легкомысленно поведал он мне и схватил письмо, я потянулась следом, но не успела. — Что пишет? Что любит и скучает?

Я сжала губы, зубы, я сжалась изнутри вся, пружиной, что вот-вот взорвется, выстрелит, сломается.

— Верни. — Я сказала это тихо. Не скрывая угрозы. Руки потянулись, попытались взять то, что принадлежало мне. Но Марсен опять отодвинулся, а я промахнулась, пошатнулась и еле удержала равновесие, чтобы не пасть на колени перед этим заносчивым индюком.

— Брось, Рик, было бы из-за чего..

— Верни, — все так же тихо повторила я. Руки зависли в том же положении, рядом, почти рядом с письмом.

— У тебя что? Дрожат руки? — Милый мой мальчик, ты так удивлен, будто не видел, как людей трясет от гнева. Или не видел? — Хочешь, я его сам сожгу? Ты…

— Отдай! — Я бросилась на парня раненой гадюкой.

Результат этого сражения, где магии не было, а лишь были неконтролируемая обида, боль и еще что-то, чему я не знала названия, был предсказуем. Студиус все еще был сильнее меня. И всегда будет. Без магии я не так много стою, как бы мне того хотелось.

Прижатая лицом к стене, с заломленными руками, я тяжело дышала и больше, чем Марсена, ненавидела только ту прядь волос, что лезла сейчас мне в глаза.

— Ты успокоилась?

— Письмо отдашь? — Я не успокоилась. Но признаваться не собиралась.

— Что с тобой? — Он собирается со мной вести светские беседы? Я дернулась. Но руку сдавили так, что пришлось признать — не вырвусь. Надо брать хитростью.

— Хорошо, мир.

— Драться больше не будешь?

— Нет.

А что? Я не соврала. Нет, не буду драться.

Меня отпустили. И сделали осторожный шаг в сторону.

— Как в старые добрые времена, да, Рик? — попытался пошутить Марсен. Не слишком удачно. Чувство юмора молодого человека все еще давало сбои. Да, действительно, как в старые недобрые времена.

— Бери свое письмо и возвращайся в кабинет.

— Не хочу.

— Письмо?

— В кабинет не хочу.

— И кто из нас взрослый, — буркнул себе под нос Марсен. — Идем, прогуляемся в парке. Садовник говорил, там расцвели матушкины христалии[44].

Я пошла первой. Письмо еще оставалось в руках Марсена. А я кровожадным зверем примерялась, прицеливалась и ждала, когда же оно окажется в моих руках. Марсен шел следом, если и пытаясь изображать джентльмена, то так, что я этого не заметила. Или не хотела видеть. Очень спешила в сад. Будто там я получу обратно свое спокойствие и прежнюю жизнь.

Глава 22. По горячим следам

Небольшая скамейка с вязью гербов, искусно переплетавшихся с ничего не значащими узорами, привлекла не только мой взгляд.

— Присядем? — спросил студиус.

— Да. Письмо можно попросить вернуть?

— Проси, — изобразил улыбку, но сказано было таким тоном, что решила пока обойтись наблюдением. Пальцы подрагивали, мне надо вернуть письмо. — Рика, что с тобой?

А вот это уже серьезно. Серьезнее некуда. Отвернулась, пытаясь высмотреть те самые хрусталии. Где же они? Один тающий снег и грязь. Какой сейчас месяц? Нетипичная погода для джануара[45].

Пожимаю плечами. Говорить перехотелось. И зачем я сюда пошла? Хрусталии хоть и редки, но не диковинка. Тем более, я в цветах особо никогда не нуждалась. По телу пробегает новая волна дрожи.

— Холодно, — говорю, поеживаясь, пытаясь стать меньше, чем есть, — вернемся обратно?

— В доме ты вела себя еще страннее. Посмотри на меня. — Поднимаю голову, смотрю. На подбородок с ямочкой. Темную щетину. Губы, красные, как у девицы. Покусывает он их или подкрашивает? Нос. Это правильная форма? Или нет? Надо было в детстве больше уделять внимания урокам живописи. Может быть, сейчас бы разбиралась в том, что правильно, а что некрасиво. — В глаза, Рика.

Он приказывает. Ударить? Обидеться? Как-то все равно. Смотрю в глаза. Темные пушистые ресницы. Мне бы такие. А глаза светлые. Яркие. Светятся. Манят. Как светятся?

— Мне нехорошо, — с трудом сглатываю подступающую мигом слюну. Слишком много, обильно. Моргаю. Еще и еще. Но все плывет в сторону.

— Быстро, как проверить ауру? До учебников не доберусь.

— Касания. Личная связь через чувства. Кровь. Сильные эмоции. Связь…

Последние слова я бормочу себе под нос, вглядываясь в огоньки глаз.

— Рика, смотри на меня! Ты меня убьешь? Говори что угодно, говори, слышишь?

Слышу. Но так красиво. Светятся. Вспыхивают. Что-то шепчет. Где-то, кто-то.

— С тобой легко не бывает. И не будет, да? — Он еще что-то говорит. Слишком много говорит.

— Помолчи, — шепчу ему я.

— Что?

Приходится приблизиться, наклониться, ухо. Красивое. Безупречное. Хочется прикасаться, изучать эту идеальную часть тела.

— Помолчи, у тебя красивые глаза, знаешь? А ухо…

Меня хватают, тащат, ведут, укладывают. Слишком быстро, в голове не успевает откладываться все, что происходит. Марсен что-то говорит, ругается.

— Морталиум, прости.

Я падаю, теряя сознание. На краю сознания память подсказывает: тебя прокляли, Рика.

— Ты меня чуть не убил. — Спустя час, и очень-очень злая.

— У тебя была ментальная дыра в ауре. Такого порядка, которого я никогда не видел. Из заклинаний, что подходили, я знал только одно, прости.

— Ты уже извинялся. Повторяешься. — Я понимаю зачем и почему. Но ситуация злит.

— Возьми у меня в комнате, на секретере стоит серая книга с золочеными символами смерти. Принеси ее, будь добр.

Я валяюсь в кровати Марсена. Двусмысленная ситуация, но и глупая. Глупее всего связывать факт нахождения в постели молодого мужчины женщины не первой молодости с чем-то интимным, пошлым.

— Есть, что искать?

— Дай сюда, — я тянусь, но он садится напротив, в кресле у камина. — Сильвий, пожалуйста!

— Нет, Рика. Лучше скажи, что искать?

— Чтоб тебя. Ищи привязку.

Еще час ушел на то, чтобы ее отследить. Письмо Марсен сжег сразу же, как я отбыла в мир между жизнью и смертью. Бездыханный сон от проклятия Морталиум. Не стазис, который останавливает мгновение для живого, запечатывает жизнь в теле. Со сгоревшим письмом привязка как таковая исчезла, в этом я отдаю себе отчет. Но как и зачем, отследить получается. А также снять закрепившийся на мне маячок.