Уроки любви (СИ) - Тория Виктория

Глорий и Натасия в клинику переехали в прямом смысле этого слова. Прорывы тьмы становились очень частыми. Мелкие, но жертв было все больше и больше. Мор, безумие, злоба поглощали людей, не щадя ни богатых, ни бедных. Нася при клинике открыла отделение для бедных и полностью им занималась. Глор спасал богатых. Одно отделение существовало за счет другого. Но как без этого, никак по-другому. Самые безобидные препараты, белье, еду, воду — все это никто не дарил Глору. Нужны были деньги. Немалые деньги. И я об этом не могла не думать. Пыталась поговорить, но ни времени, ни сил у нас не хватало. Тем более что я сама толком не могла сформулировать, что хочу сказать. Что ему не надо на себе тащить весь мир? Но он тащил только ту часть, которую мог взвалить на свои плечи. И все же меня эта тема волновала, и перед сном я часто об этом думала. Иногда нарочно. Мысли все еще вертелись вокруг Марсена. Его каникулы затянулись, а ректор отказывался посвящать меня, вроде бы это дело семьи, и он не вправе. Стоило бы себе сознаться, что я волнуюсь о пропащем парне. Но это бы значило, что он мне не так уж и безразличен. А это было бы плохо. Для меня — очень плохо. Потому я предпочитала вертеть головой, как ребенок, уворачивающийся от противной каши, игнорируя очевидное.

Ирга была призвана командованием (у нее был и есть военный чин, после того как она отслужила свое в армии) на первую линию перехода. Именно там участились прорывы.

Я дальше преподавала, при людях улыбаясь Арту, подставляя вторую щеку для поцелуя, принимая цветы (а он старался дарить только то, что я бы не выбросила) и угощая коллег кульками конфет лучших кондитерских города. Профессорский состав вкупе с ректором подмигивал и спрашивал, почему я не съем все сама. Приходилось ссылаться на сверхстрогую диету, прописанную моим новым целителем. Коллеги еще больше и чаще мигали, загадочно улыбались и то там, то тут намекали, что ждут приглашения на свадьбу. Свадьбу! В такие моменты я благодарила судьбу, что уже несколько ночей Арт пропадает на работе. Был риск, что однажды я прокрадусь в его спальню и придушу его на месте. Диета тоже существовала. Ирга на следующий же день после нашего разговора вручила мне целый список, как есть, пить, дышать. Количество разрешенной еды было весьма обширным. Но тут во мне что-то дрогнуло, или даже я не знаю, как это назвать. Я начала бояться еды. В каждом куске я видела себя в старых платьях и слышала смех студентов из того проклятого мной не единожды дня.

Новый гардероб тоже множился. В нем то и дело появлялись новые платья. Откуда? Арт. Он вручал мне их, и первые несколько моих попыток отнести их куда-нибудь заканчивались тем, что к утру платье снова было в шкафу, отглаженное, с биркой самой дорогой прачечной. Зачем он оставлял бирки, я прекрасно понимала. Или я принимаю платья, или они будут проходить тысячи кругов трат и все равно будут оказываться в моем шкафу.

На вторую неделю третьего осеннего месяца, я не выдержала. Это давление начало меня сводить с ума. Или я действительно слишком сильно волновалась о пропавшем студенте? Я не выдержала. И написала Сильвию. Смысл был достаточно безобиден, а текст и того проще. Я просила сообщить мне о своих планах на учебу, так как хочу откорректировать свой рабочий график. Вроде бы ничего такого. Но волновалась я, как первокурсница, что признается в любви. Мне постоянно казалось, что я проявила некую вольность, перешла черту отношений студиус — преподаватель. И теперь меня засмеют, затопчут, закидают камнями у столба позора[37].

Ответ пришел незамедлительно. И часа не прошло. Сильвий Де Марсен сообщал, что его семьи коснулся мор, умерли родители и дед, глава семьи. Старший брат вместе с королевским охранным кругом[38], членом которого он был, отправился на вторую ближнюю грань. Там тоже случился прорыв. Средний из братьев также готовился выступить на борьбу со злом нашего мира. А младший занимался поместьем. «Можете ли Вы, Анарика, приехать в наше поместье и помочь мне с принятием силы? Я должен присоединиться к братьям, но пока не могу сделать этого в силу известных причин».

Его просьба меня удивила. Все письмо казалось нереальным. Начиная с того, что я не единожды слышала слухи, где фигурировали родители Марсена. Разведены! Они были разведены, так как же? Смерть объединила их? Или?.. Это была первая странность. Вторая: старший брат — любовник принцессы. Как он мог отправиться на войну, если принцесса не отпускала его от себя далее чем на два шага? Простой люд даже сочинил по этому поводу похабные песенки, которые так часто можно было услышать возле трактиров или на рыночной площади от какого-то пьяницы. Принцессу называли драконом, а ее любовника ее сокровищем, ведь нет ценнее ничего для страстной дамы, чем тот, кто способен удовлетворить ее в том самом смысле. Третья странность касалась уже не братьев, а самого письма. Ко мне обращались на «Вы» и просили! Просили! Последней каплей или лопатой земли в мою могилу было то, что Марсен приглашал меня в родовой замок. Или нет, не это. Последним стало его желание пойти убиться на благо короны. После того как он стал темным, даже если я буду учить его с утра до ночи без перерывов, для него это будет самоубийство. Нет. Я долго думала и приняла решение. Ответ отправила сразу как в голове более-менее улеглись мысли.

«Сильвий Де Марсен, как студиус и новый темный маг, Вы не можете принимать участие в военных действиях без разрешения своего куратора. Так как оным являюсь я, то из этого следует, что Вы должны были попросить у меня на это разрешение. Чего Вы не сделали. И все же, предполагая такой поворот, я сразу же пишу Вам, я отказываю Вам в этом желании. Вы не готовы. Заканчивайте дела с поместьем и явитесь поскорее в университет, где мы займемся вплотную Вашей подготовкой как темного мага».

Я даже не успела закрыть корзинку почты. Как туда упало следующее письмо: «Сегодня выезжаю. С.»

Отчего-то мне показалось, что Марсен в гневе. Предпосылок у меня для этого не было. Письмо написано красивым аккуратным почерком. Печать рода, гладкая шелковистая бумага. И все же я чувствовала, что это письмо лишь эхо от раскатов грома. А гроза только надвигается.

Глава 19. Письма, объятия и шутки богов

Спустя два часа пришло новое письмо. «Где ты?!» Слишком быстро. Я стояла в окне и высматривала знак свыше. Мне он был нужен, и срочно. А еще лучше, чтобы вместо меня кто-то написал ответ. Исходя из вопроса, понятно, что Марсен явился к моей квартире и там меня не обнаружил. Письмо, как оно водится, отправляется к адресату, достаточно того знать по имени. Письмо меня нашло, а Марсен пока нет. На следилку не хватило денег? Впрочем, магическая почта такие вещи не приветствовала, и это было более чем противозаконно. Неужели Марсен стал на путь праведный? Вот уж вряд ли.

Села за секретер, дабы таки написать хотя бы что-то. Первая попытка была ужасной. «Студиус, вынуждена отказать Вам..» Нет. Не то. Мы перешли на ты, и надо бы смягчить. Иначе нас ждет скандал. Уж что-что, а предвидеть подобное — и оракулом не надо быть. «Сильвий, простите, но вынуждена…» А почему я оправдываюсь? И Сильвий? По имени — не означает ли это безоговорочную капитуляцию? Нет, не то. Левая нога непроизвольно начала отстукивать мрачную мелодию. Не иначе как марш тюремщика[39].

Походила по комнате. Открыла окно. Закрыла. Сначала задержалось лето, а потом слишком быстро решила прийти зима. Снега пока не было, но холод стоял такой, что впору было впадать в спячку, потеснив северных троллей[40].

Села. Что же писать? Правду? Идея показалась достаточно забавной. Написала: «Кара моя небесная, ненаглядный мой студиус, чтобы тебе икалось хотя бы до утра. Клянусь, что замучаю тебя пересдачами, если ты не осознаешь тот факт, что в наших отношениях главная я, а не ты. Это я твой учитель, а не наоборот. Ты молчишь, я говорю. Ты учишься, я учу. Так, и не иначе. А если ты этого не понимаешь, то, может, стоит мне опять отхватить от тебя кусочек твоей силы? Или ты предпочитаешь ментальное воздействие? Увы, я в нем не сильна, но ради тебя, так уж и быть, куплю какой-нибудь изощренный артефакт в лавке любви мадам Страус»[41]. Долго смеялась. Смяв все испорченные листы и отбросив их в сторону, еще около получаса крутилась на стуле, то берясь за перо, то бросая его, как ядовитую гадюку.