Итальянские маршруты Андрея Тарковского - Лев Александрович Наумов

идёт «трудно»[869]. И это несмотря на уже готовую «Ведьму», а также обдуманный и, казалось бы, выверенный ещё в 1982 году план «Двое видели лису»… Нет, наследование старым замыслам здесь сугубо формальное, ограничивающееся сюжетными заимствованиями. Кропотливый труд над новой картиной начался с чистого листа уже хотя бы потому, что её делал новый Тарковский, сильно изменившийся в ходе недавних событий жизни.

Сценарий «Жертвоприношения» едва ли не самый сложный в фильмографии мастера. При этом, написать его нужно было в чрезвычайно короткий срок. А главное, режиссёр впервые работал над историей один, без Кончаловского, Горенштейна, Мишарина, Стругацких, Гуэрры… Не было даже такого «негодного» соавтора, идеи которого бы он неизменно отвергал, отталкиваясь от них. Отсутствовала и литературная основа, даже такая, какую он бы использовал в качестве костыля. Примерно в это время Тарковский признался[870], что вдвоём работается гораздо легче, но одному писать «важнее»: «Я не люблю писать сценарии о деятельности. Это мне кажется скучно. Не то, что утомительно, а, действительно, скучно, занудно самому по себе писать [такой] сценарий. Гораздо проще работать с соавтором… По существу, я два сценария только сам написал, „Гофманиану“ и вот последний, „Жертвоприношение“… И мне стало ясно, насколько всё-таки важнее писать самому сценарий. Насколько, в общем-то, ты ближе к истине». Удивительно, что такой мнительный и суеверный человек, как Тарковский, смело произносит слово «последний». И важно отметить: его шведский фильм как раз относится к историям «о деятельности», в отличие, скажем, от «Ностальгии», где основные события происходят в духовной сфере, а причинно-следственные связи существуют на уровне домыслов. Александр выполняет заранее озвученный план, тогда как запланированная «деятельность» Горчакова — поиски материалов о Березовском — не состоялась и была подменена ритуальным жестом, задачи которого довольно таинственны. Впрочем, несмотря на упомянутую разницу, Гуэрра небезосновательно заметил в своих воспоминаниях[871], что тема обоих снятых на Западе фильмов Андрея «одна и та же».

Работа шла неожиданно тяжело, и Тарковский понял[872], что не успеет. Через Вибум ему удалось пролонгировать начальный период: теперь нужно было закончить сценарий в феврале, чтобы снимать в августе.

Режиссёра звали в Германию на премьеру «Ностальгии», которая состоится 27 января во Франкфурте (видимо, к организации имела отношение Корнелия Герстенмайер), а также уже второй год подряд приглашали в Нидерланды на Роттердамский кинофестиваль. Несколько обстоятельств мешали этим поездкам. Во-первых, работа над сценарием шла слишком медленно. А во-вторых, в текущем положении любое пересечение государственных границ — это всё-таки риск. У Тарковского заканчивался вид на жительство, продлить который быстро не удавалось, потому для возвращения в Италию откуда бы то ни было гражданину СССР пришлось бы получать итальянскую визу. Конечно, её выдавали не советские чиновники, но всё равно — тревожно.

Кстати, с видом на жительство косвенно и внезапно помогла Анжела Флорис, познакомившая[873] Андрея с неким специалистом по пранотерапии — лечебной дыхательной практике, координирующей энергетические потоки как в физическом, так и в «тонком» теле человека. Пранотерапия режиссёра интересовала чрезвычайно и, более того, по свидетельствам близких друзей — той же Анжелы и Нормана Моццато — в ней он достиг огромных успехов и даже активно целительствовал самостоятельно.

Упомянутый специалист, помимо прочего, был профессором университета в Милане. Он сам тоже очень заинтересовался своим новым знакомым. Более того, ему уже доводилось видеть фильмы Андрея. Впоследствии пранотерапевт станет утверждать, будто эти картины привлекли его внимание с профессиональной точки зрения. По его словам, Тарковский — единственный режиссёр, в работах которого присутствует духовная энергия, доступная зрителям. Её можно даже зафиксировать приборами. Эти суждения, в свою очередь, Андрея крайне заинтересовали, хотя и насторожили. Лариса же вспоминает[874], как профессор демонстрировал фотографии, подтверждающие, что фильмы её мужа обладают светящейся аурой.

Пранотерапевт водил знакомства и в высших церковных кругах, пообещав свести Тарковского с Иоанном Павлом II. Как неоднократно отмечалось, режиссёр давно думал о папе в качестве соратника, а теперь он был нужен как никогда. Однако трудно не заметить, насколько стёрты границы между нетрадиционной медициной (Анжела), наукой (профессор) и церковью. Впрочем, возможно, даже чисто терминологически это деление ошибочно. Напомним, что, вообще говоря, Флорис работала в медицинском центре и, более того, у них с Тарковским имелись и совместные «околонаучные» затеи. По её собственным воспоминаниям[875], они планировали изучать возможности измерения энергетического поля людей посредством съёмочной аппаратуры. Анжела утверждает, будто один из разработанных ими с Андреем приборов сейчас используется при исследовании СПИДа в неком римском госпитале. Трудно сказать, соответствует ли это действительности, но режиссёр ничего не писал о подобных изысканиях в дневнике. Так или иначе, видимо, упомянутые ею планы вовлекали и миланского профессора.

Собственно, этот человек имел необходимые связи в политических кругах и мог помочь с видом на жительство. А помощь была нужна, ведь в Италии режиссёр временно находился в статусе безработного, поскольку контракт с «RAI» был завершён. Тарковский часто увлекался новыми знакомыми и о профессоре он рассказывал всем, кому доверял, сравнивая его с Эдуардом Наумовым — одним из ведущих советских специалистов по телепатии, телекинезу и ясновидению, которого при этом не относили к колдунам, а всё-таки, скрепя сердце, считали учёным во многом из-за того, что благодаря международным конференциям он стал известен и уважаем на Западе. Наумовым режиссёр также был увлечён всерьёз после того, как в 1966 году вышла его «мифическая»[876] и поворотная статья «Что такое парапсихология?» в газете «Правда». Вдобавок, Эдуард являлся хорошим другом Лейлы Александер-Гарретт и знакомым Джуны, так что круг был довольно узок.

Вскоре[877] возникла идея заручиться документом от Пио Де Берти, в котором бы сообщалось, что режиссёр разрабатывает новую картину для итальянской студии. Речь шла именно о формальной бумаге, сотрудничать с «RAI» Тарковский больше не собирался. Впрочем, со временем у телекомпании возникнет идея подключиться к работе над «Жертвоприношением», но этого так и не произойдёт. Тем не менее документ был подготовлен 13 марта.

Премьеры «Ностальгии» шли по всей Европе и Америке, в Рим приехал немецкий издатель Карло Крюгер, тоже желавший выпустить книги режиссёра: одну — по теории, а другую — со сценариями. Немца особенно заинтересовала всё ещё лежавшая мёртвым грузом на «Таллинфильме» «Гофманиана». Это даже вызвало некое раздражение Тарковского, который будто сожалел, что «Жертвоприношение» отвлекает его от такой замечательной работы. В дневнике Андрей сделал важную ремарку[878]: непонятно «в каком соотношении с Ольгой [Сурковой] должно происходить издание». Очевидно, речь шла о том, как делить гонорар. Наверное, Андрея злило, что вообще придётся