Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди - Федор Раззаков

Весна началась для советских граждан с очередного «подарка» от Госкомцен. 1 марта тот сообщил об очередном понижении-повышении цен. Вниз скатились цены на следующие товары: телевизоры с черно-белым изображением на 20 %, капроновые ткани — на 20 %, пальто и куртки из искусственного меха — на 15 %. Цены скакнули: на ювелирные изделия из золота — на 60 %, на натуральный кофе — до 20 рублей за 1 кг, на шоколадные кондитерские изделия, на бензин — он стал стоить 15–20 копеек за 1 литр, подорожал и ремонт легковых автомобилей.

2 марта в истории отечественной космонавтики произошло знаменательное событие: вместе с советским космонавтом Алексеем Губаревым в космос отправился первый иностранец — гражданин Чехословацкой Республики Владимир Ремек. Корабль «Союз-28» стартовал с Земли в 18.28 по московскому времени. Как вспоминает А. Елисеев: «В Советский Союз прилетели руководители Чехословакии. Они присутствовали на космодроме при старте ракеты, а потом приехали к нам в Центр управления, чтобы увидеть стыковку и встречу на орбите двух экипажей (в космосе тогда находились Романенко и Гречко. — Ф. Р.). Их сопровождало много наших руководителей. Обстановка была, как в театре. Мы чувствовали себя, словно актеры на сцене. На нас были направлены прожекторы, телекамеры, на балконе собралось много зрителей, которые смотрели в нашу сторону и что-то оживленно обсуждали, иногда аплодировали. А нам надо было не обращать на все это внимания и заниматься своим делом…»

4 марта в чемпионате СССР по хоккею с шайбой определился досрочный чемпион — команда ЦСКА. В тот день армейцы играли со свердловским «Автомобилистом», и их устраивала даже ничья. Но тренер команды Виктор Тихонов ставил перед своими наставниками только одну цель — победить. Что армейцы и сделали, обыграв соперника со счетом 9:3. Набрав за 7 туров до конца чемпионата 50 очков, ЦСКА стал недосягаем для своих ближайших конкурентов (на 2-м месте шло столичное «Динамо» с 34 очками, на 3-м — «Спартак» с 27) и в 21-й раз стал чемпионом страны. «Золотой» состав ЦСКА выглядел следующим образом: вратари: Владислав Третьяк, Александр Тыж-ных; защитники: Сергей Бабинов, Алексей Волченко, Сергей Гимаев, Владимир Лутченко, Вячеслав Фетисов, Геннадий Цыганков; нападающие: Борис Александров, Вячеслав Анисин, Хельмут Балдерис, Михаил Варнаков, Владимир Викулов, Александр Волчков, Виктор Жлуктов, Сергей Капустин, Александр Лобанов, Борис Михайлов, Владимир Петров, Владимир Попов, Валерий Харламов; тренер — Виктор Тихонов.

В эти же дни в Тбилиси проходил чемпионат страны по боксу. Там закатилась звезда прославленного советского боксера Вячеслава Лемешева. Его звездный час состоялся в 1972 году, когда на Олимпийских играх в Мюнхене Лемешев произвел фурор, одержав 4 победы нокаутом в 5 поединках, включая финальный бой с финном Рейно Виртаненом. Лемешев стал самым молодым олимпийским чемпионом по боксу в истории российского спорта — ему было всего 20 лет (рекорд не побит до сих пор). После этого Лемешев дважды становился чемпионом Европы (1973, 1975). Однако потом Лемешев стал частенько нарушать режим, пытаясь снять с помощью алкоголя напряжение после тяжелых тренировок. В итоге «допинг» быстро превратился в привычку. В 76-м талантливого боксера не взяли на Олимпийские игры в Монреале, хотя на тот момент он был сильнее своего заместителя — Руфата Рискиева, победив его по всем статьям на предолимпийской спартакиаде.

На чемпионат Союза в Тбилиси Лемешев возлагал определенные надежды. Но не сложилось. Вот как об этом вспоминает его коллега Василий Соломин:

«Я жил с Лемешевым в одном номере и знал, что незадолго до соревнований он сильно отравился. Обычно к началу турнира ему приходилось слегка сгонять вес, но в тот раз в этом не было необходимости: он весил всего семьдесят два килограмма. Я сказал тренеру Родоняку: «Снимай!» Он подошел к Славе, спросил: «Ну как? Снимать?» Но тот и слушать об этом не хотел.

Другого и спрашивать не стали, сняли бы, и все. Но Лемешев — олимпийский чемпион, двукратный чемпион Европы, тренеры с ним считались. А вдруг у него все получится и он выкарабкается и из этой ситуации? Не получилось.

Его противник (Александр Крупин, в будущем — чемпион Европы. — Ф. Р.) так ему жахнул два раза, что он юлой завертелся. Он никакой был. Зеленый. Слабый человек… Во втором раунде бой был остановлен. Тяжелое это было зрелище. На Славу жалко было смотреть…»

Концовка чемпионата ознаменовалась грандиозным скандалом. Случилось это 4 марта, когда игрались полуфиналы. Во время одного из них, где бились боксеры Пак из Узбекистана и Хизанишвили из Тбилиси, случился скандал. Судьи присудили победу Паку, хотя весь зал, естественно, болел за своего земляка Хизанишвили. А ситуация такова: кто победил в полуфинале, тот выиграет и в финале, потому что в их весе им равных нет. Поэтому в зале началась настоящая буча: зрители повскакивали с мест, затрещали кресла, кто-то из особо дерзких обступил судей. Из зала никого не выпускают. Понимая, что унять разбушевавшуюся толпу иным способом не удастся, судьи объявили, что изменили свое решение и присудили победу Хизанишвили. Толпа возликовала.

На следующий день этот инцидент стал темой для обсуждения сначала в Спорткомитете, потом — аж в ЦК республики. Часть судей предложила провести повторный матч в другом, нейтральном городе, но представители грузинского Спорткомитета выступили категорически против: дескать, медаль наша, и баста. Как вспоминает очевидец событий А. Киселев: «Мне очень хорошо запомнился конец этой истории. В комнату вошла секретарь ЦК по идеологии и сказала: «Я связалась с Москвой, ЦК утверждает победу Хизанишвили». В тот день на соревнованиях был образцовый порядок: в качестве зрителей прислали организованные группы с предприятий».

В том, что Москва отдала победу Хизанишвили, был свой политический подтекст. Дело в том, что в те дни Грузия была как на вулкане. В тамошних газетах был опубликован проект новой Конституции кавказских республик, в которой, как оказалось, было выброшено упоминание о национальном языке. Зато в Конституции говорилось о необходимости развития всех языков народов СССР и запрещении дискриминации какого бы то ни было из них.

Намек был очевиден: развивать необходимо было русский язык и его же запрещалось дискриминировать. Население Грузии встретило это новшество в штыки. Особенно взрывоопасная складывалась обстановка в Тбилиси, где власти опасались стихийных демонстраций. Москва об этом тоже знала, поэтому делала все от нее зависящее, чтобы не будоражить Тбилиси.

А в Свердловске в те дни проходил городской смотр-конкурс исполнителей советской песни под названием «Юность комсомольская моя», приуроченный к юбилейной дате — 60-летию ВЛКСМ. В члены конкурсного жюри был приглашен известный московский музыковед Артемий Троицкий, который задумал подложить под этот комсомольский сейшн идеологическую бомбу — заманил туда рок-группу «Машина времени». «Машинисты» согласились приехать, думая, что этот фестиваль станет вторым «Таллином-76» с его изобилием рок-групп и духом свободы. Но ошиблись: на фестивале было около 60 ансамблей, но к рок-музыке относились всего лишь два — «Машина времени» и группа Пантыкина. Но делать было нечего.

Вспоминает А. Макаревич: «Не знаю уж, в каких лживых розовых красках расписал Артем «Машину» организаторам, но, когда они увидели наши концертные костюмы, они заметались — все остальные выходили на сцену либо при комсомольских значках, либо в военной форме, либо в том и в другом. Наше первое выступление должно было состояться вечером. По мере приближения назначенного часа росла паника комсомольцев и ажиотаж зрителей. К началу зал был заполнен, минимум дважды — люди стояли у стен, толпились в проходах, сидели на шеях у тех, кто стоял у стен и в проходах. К тому же все музыканты шестидесяти групп-участников потребовали мест в зале, а когда им попытались объяснить, что мест нет, они заявили, что приехали сюда не комсомольцев тешить, а посмотреть «Машину», и, если их не пустят, они сейчас запросто двинут домой. Согласитесь, это было приятно. Музыкантов запустили в оркестровую яму, в боковые карданы сцены и за задник. Концерт задержали почти на два часа. Последней запрещающей инстанцией оказался обезумевший пожарный, который, наверное, никогда во вверенном ему зале не видел такой пожароопасной обстановки. Я не помню, как мы играли. Видимо, хорошо.

Вечером состоялся банкет для участников — последнее место, куда нас пустили. Дальше фестиваль уже продолжался без нас. Члены жюри хлопали нас по плечу и улыбались, музыканты жали руки, комсомольцы обходили стороной. В конце вечера они, отводя глаза, сообщили, что лучше бы нам уехать с их праздника. Возражений, собственно, не возникало — мы уже выступили и доказали, что хотели. Правда, трусливые и мстительные комсомольцы не выдали нам денег на обратную дорогу, и не помню уж, каким чудом мы их наодалживали…»