След - Патрисия Корнуэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я могу воспользоваться дамской комнатой? – спрашивает Люси.
– Конечно. Воспользуйся. Туда. – Она указывает в сторону северного крыла, немного покачиваясь на широко расставленных ногах.
Люси идет в ванную комнату – с парилкой, громадной ванной, двумя туалетами и биде. Половину содержимого бокала она выливает в унитаз и смывает. Потом, выждав несколько секунд, возвращается на площадку, где стоит, потягивая шампанское и кивая головой, Кейт.
– Какое у тебя любимое шампанское? – спрашивает Люси, вспоминая пустую бутылку около кровати.
– А оно бывает разное? – смеется соседка.
– Конечно. Почему бы и нет? Все ведь зависит от того, сколько ты хочешь потратить.
– Кроме шуток. Я не рассказывала, как мы с Джеффом отрывались в парижском «Рице»? Нет, не рассказывала. Я же тебя почти не знаю, да? Но чувствую, мы с тобой подружимся. – Кейт уводит в сторону, и она хватает Люси за руку и начинает ее поглаживать. – Мы были… нет, подожди. – Делает еще глоток, не выпуская руки Люси. – Конечно, мы остановились в «Отель де Пари» в Монте-Карло. Бывала там?
– Заезжала как-то на «энцо».
– На «энцо»? Подожди-ка. Это который, серебристый или черный?
– Нет, «энцо» – красный. Его здесь нет. – Люси лишь ненамного отступает от правды. «Энцо» действительно красный, и его действительно здесь нет, потому что у нее только черный и серебристый.
– Ага, значит, в Монте-Карло ты была. В «Отеле де Пари». – Кейт все еще мнет ей руку. – Ну так вот, мы с Джеффом отправились в казино.
Люси кивает и подносит бокал к губам, делая вид, что собирается выпить.
– И я совершенно случайно наткнулась на игровые автоматы. Ты не поверишь, но мне повезло сразу на двух! – Она допивает бокал, но не выпускает руку Люси. – Знаешь, а ты очень сильная. Ну вот… В общем, я сказала Джеффу: «Эй, милый, надо отметить…» Да, я тогда еще называла его милым, а не задницей. – Кейт смеется и смотрит на пустой хрустальный бокал. – В общем, вернулись мы в отель… помню, номер назывался апартаменты Уинстона Черчилля… и знаешь, что заказали?
Люси пытается решить, пора ли уходить сейчас или все же стоит подождать, пока Кейт сделает кое-что похуже того, что делает в этот самый момент. Ее прохладные костлявые пальцы впиваются в локоть, и она снова и снова тянет Люси к себе.
– «Дом»?
– Нет, нет, дорогуша. Только не «Дом Периньон». Mais non! Я тебе так скажу, это просто газировка с сиропом для богатеньких. Хотя, заметь, я не говорю, что оно мне не нравится. Но мы тогда так разошлись, что решили: а, будь что будет и заказали «Кристалл роз». Пятьсот шестьдесят с чем-то евро за бутылку. Это, конечно, цена «Отеля де Пари». Ну, ты его пила?
– Не помню.
– Значит, не пила. Иначе бы, поверь мне, запомнила. Кто попробовал «Роз», для того все остальное не существует. Остается только оно. Но слушай дальше. Нам показалось мало, и мы с «Кристалла» перешли на «Руж дю шато-Марго». – Название шампанского Кейт произносит на вполне приличном французском, что даже удивительно для человека, подъезжающего к конечной станции алкогольного путешествия.
– Допьешь мое? – Люси поднимает бокал, сдерживая натиск Кейт. – Давай поменяемся. – Она отдает соседке наполовину полный бокал и забирает у нее пустой.
Глава 17
Он помнит, как она пришла однажды поговорить с его боссом, посчитав то, что взбрело ей в голову, достаточно важным, чтобы совершить поездку на грузовом лифте. А уж на что мерзкое было устройство.
Железное, ржавое, и дверцы в нем закрывались не так, как в нормальном лифте, с боков, а сходились к середине сверху и снизу и щелкали, встречаясь, будто челюсти. Была, конечно, и лестница. Согласно требованиям противопожарной безопасности лестницы должны быть во всех государственных и муниципальных зданиях, но в анатомическом отделении лестницей вообще никто не пользовался, и уж, конечно, не Эдгар Аллан Поуг. Когда нужно было подняться в морг или спуститься под землю, в анатомичку, он каждый раз, захлопывая железные двери кабины с длинным железным рычагом внутри, чувствовал себя Ионой, проглоченным заживо. Поржавевший стальной пол был усыпан пылью, пылью из человеческого пепла и костей, а в углу проклятой тесной клетки стояла обычно каталка, и никому не было дела до того, что оставил в ней Поуг.
Кроме нее. К несчастью, ей до всего было дело.
В то утро, о котором думает Поуг, сидя в раздвижном кресле в своих голливудских апартаментах и полируя бейсбольную биту носовым платком, Скарпетта вошла в кабину в длинном белом халате поверх зеленой рабочей формы. Ему никогда не забыть, как тихо, бесшумно шла она по выстеленному коричневой плиткой коридору того подземного мира, в котором он проводил свои дни, а позднее и ночи, у нее были тапочки на резиновой подошве – наверное, чтобы не поскользнуться, – и легкая походка, что удивительно, потому что порой ей приходилось проводить на ногах по несколько часов кряду, вскрывая мертвецов у себя наверху. Странно, но к ее работе, заключавшейся в том, что она резала людей, все относились с уважением, потому что она врач, а он, Поуг, никто. Он не закончил школу, хотя в резюме написано, что закончил. Эта ложь, как и другие обманы, так и осталась нераскрытой.
– Это нужно прекратить. Нельзя оставлять каталку в лифте, – сказала она Дэйву, начальнику Поуга, странноватому сутулому парню с темными кругами под глазами и растрепанными крашеными волосами. – Вы, наверное, пользуетесь этой каталкой в крематории, поэтому в кабине полно пыли, а это нехорошо. И возможно, опасно для здоровья.
– Да, мэм, – ответил Дэйв, поднимая из вделанной в пол ванны с розовым формалином обнаженное розовое тело. Тела поднимали с помощью блока, цепляя покойника крючьями за оба уха. По крайней мере так делалось в те времена, когда там работал Эдгар Аллан. – Но каталка не в лифте. – Он указал глазами в сторону побитой, облезшей и местами ржавой тележки, которая стояла у стены, прикрытая мятой полупрозрачной накидкой.
– Я просто напоминаю вам, пока не забыла. Служебным лифтом здесь пользуются немногие, но это не значит, что мы не должны содержать его в чистоте и порядке. Нельзя оскорблять чувства людей.
Вот так Поуг узнал, что она считает его работу оскорбляющей чувства. А как еще, скажите на милость, понимать такое замечание? Да вот только покойников, завещавших тела науке, постоянно не хватает, студентам-медикам не на чем постигать премудрости профессии, и в конце концов где была бы сама Скарпетта без этих самых мертвецов? Где бы она была без трупов, поставляемых Эдгаром Алланом Поугом, пусть даже сама в бытность студенткой ни с одним из них лично и не познакомилась. В колледж Скарпетта ходила давно – она старше лет на десять – и не в Ричмонде, а в Балтиморе.
В тот раз она не разговаривала с Поугом, хотя в спесивости он ее обвинить не может. Каждый раз, спускаясь в анатомическое отделение по каким-то своим вопросам, Скарпетта здоровалась с ним: «Доброе утро, Эдгар Аллан», спрашивала, как дела и где Дэйв. Но в тот раз она к нему не обратилась, а быстро прошла по длинному коридору. Может быть, не заговорила, потому что не заметила его. Потому что искала не его. А если бы искала, если бы посмотрела по сторонам, то увидела бы его у печи, где он, как какая-нибудь Золушка, подметал пыль и кусочки костей, которые только что разбил своей любимой битой.
Так или иначе, важно то, что Скарпетта не посмотрела. Он же, укрывшись в полутемной бетонной нише у печи, смотрел туда, где Дэйв поднимал из ванны розовую женщину. Цепи шли ровно, слегка подрагивая, и женщина покачивалась в воздухе с приподнятыми руками и ногами, как будто все еще сидела в ванне, и тусклый флуоресцентный свет отражался от стальной опознавательной таблички, висевшей у нее на левом ухе.
Наблюдая за ней, Поуг испытывал нечто вроде гордости.
– В новом корпусе, Дэйв, ничего подобного больше не будет. Никаких цепей и крючьев. Будем забирать из холодильников и отвозить в крематорий на тележках. Это же варварство…
– Да, мэм, – сказал Дэйв. – Холодильники – это хорошо. Хотя в ванны помещается больше. – Он нажал кнопку, механизм остановился, и женщина стала раскачиваться, словно на качелях.
– Если, конечно, мне удастся найти немного места. Вы же знаете, как обстоят дела; отвоевывать приходится буквально каждый квадратный фут. Все зависит от площади. – С этими словами Скарпетта подняла голову и задумчиво оглядела свое королевство.
Эдгар Аллан Поуг до сих пор помнит, что подумал тогда: «Ладно, пусть это все: выстеленный коричневой плиткой пол, ванны, крематорий и комната для бальзамирования – сейчас твое королевство. Но когда тебя здесь нет, а это девяносто девять процентов времени, королевство принадлежит мне. И все те, кого сюда привозят, кого перегружают, кто сидит в ваннах, болтается на крючьях и отправляется на поддонах в печь, мои подданные и друзья».