Книга Розы - Роза Эпштейн

«Это ж какое Груне подспорье будет», – подумала я и согласилась. В сельсовете и впрямь мне не отказали. Выделили шесть соток. Я еще попросила для подружки. В общем, получилось двенадцать соток. И весной 1944 года посадили мы с бабкой картошку. Она – отборную, белую крупную сорта «элла», а мне мелкоту сморщенную дала – «репанка» называется.

Подошла пора картошку от сорняков полоть. Бабка мне все уши прожужжала:

– Надо ж полоть, а у тебя там бурьяну столько, что волки воют.

– Ладно, – говорю, – завтра сменюсь и пойду прополю.

Отдежурив, наутро отправилась на поле. Сухариков с собой взяла. Смотрю: бабкина картошка как картинка стоит, вся окучена, прополота, а моя – вся в бурьяне.

– Где ж тут сил хватит с такими зарослями справиться? Провались ты пропадом, бабка, со своей картошкой. Какая вырастет, такая вырастет!

Рассудила я так, постелила фуфаечку в этих зарослях с мыслью, что полежу немного, а потом с новыми силами встану и хоть что-то прополю. Прилегла, только на миг глаза сомкнула, открываю – уже вечер. Целый день проспала – с суток же. Вскочила, оглянулась, слава богу, – никого. Там ведь все могло случиться: и изнасиловать могли, и убить. Лозовая есть Лозовая. Подхватила я фуфайку под мышку, и дай бог ноги. Наутро же опять на дежурство. А бабка меня ждет.

– Ну, как? – спрашивает.

– Не так, как у тебя, бабушка, но хорошо прополола, – говорю, чтоб ее не расстраивать.

Утром, только заступила на дежурство, слышу через окно:

– Розка! Розка!

Выглядываю – бабка с улицы зовет. Ну, думаю, может, случилось что, может, телеграмму какую принесли. Попросила дежурного по отделению сесть вместо меня за селектор. Выхожу:

– Что случилось, бабуля?

А она мне вопрос:

– Ты чей огород прополола?

Оказывается, рядом еще чей-то огород был прополот очень хорошо, и я на это обратила внимание. А хозяйка моя решила, что я перепутала и чужой участок прополола. И давай причитать:

– Ой, лышенько, так и знала! Хиба ж тебя надо было одну пускать. То ж надо было мэни с тобой!

Я поохала для виду, но говорю:

– Не знаю, бабка, может, и так, но больше не пойду. Черт с ней, с той картошкой! Хватит! Надоело!

Подошел сентябрь. Дожди начались. Пришла пора копать картошку. Бабка уже две ходки сделала с тачкой. Вот я и говорю подружке:

– Галь, надо картошку выкопать. Давай сходим, ты себе накопаешь, я – себе.

Приходим, начинаем копать. Как копнем – ведро с куста. Картошка круглая, крупная. По два ведра набрали. А сколько мы на себе унесем? Говорю:

– Галька, копай сколько хочешь, а я больше не буду. Пойду отнесу.

– А я что, сильнее тебя? Я тоже пойду.

Только отошли немного, видим – неподалеку солдаты копают картошку. Галька и говорит:

– Подойди, попроси, может, они нам накопают? Пусть в бурт сложат, а мы потом перевезем. У бабки тачку возьмем. Посмотри, какая картошка – мыслимое ли дело оставлять такую в земле?

Я была в форме, три гайки в петлицах. Подхожу к старшему лейтенанту. Честь отдала. Говорю:

– Неудобно просить. Но не поможете ли нам выкопать картошку? Хоть немного. А то мы по два ведра нарыли, так ее еще надо в Лозовую отвезти. Потом тачку возьмем, перевезем потихоньку.

Лейтенант командует:

– Иванов, Петров, Сидоров – в распоряжение старшего лейтенанта.

Привели мы солдат на свой участок, показали, где копать. У них свои штык-лопаты. Сначала мы какое-то время посидели рядом, а потом говорим:

– Ребята, нам надо отнести эту картошку в Лозовую.

– А чего вы будете носить. Вон «студебеккер» придет, прогрузим и сбросим вас в Лозовой. Все равно мимо поедем.

Бойцы копают, а мы вываливаем ведра в бурт. Бурт уже огромный, а выкопана одна треть. Я предлагаю:

– Ребят, может, уже хватит? Вы устали – себе еще будете копать.

Солдаты отшучиваются:

– Командир отправил нас в ваше распоряжение. А вы поступили в наше.

Галя заерзала:

– Роза, мы чем расплачиваться будем?

– Так нам и не сказали, что надо платить! Откуда у нас деньги? Скажем спасибо – и все.

Мы уже к тому времени и выбирать картошку перестали – устали. А у меня спина болела – уже тогда был травмирован позвоночник. Галька подошла опять к бойцам, постояла рядом и говорит:

– Ребята, вы не особо старайтесь. Нам же платить нечем.

– Договоримся, – отвечают. – Иди, не мешай!

Галя опять ко мне:

– Роза, нам плохо придется. Их четверо. Как бы они нас не изнасиловали.

Я не поверила:

– Если кричать начнем, то рядом копают – услышат. Они побоятся. Им же служить.

Галя возмутилась:

– Тебе так картошка нужна? Ну и оставайся, а я пойду.

– Иди. Тебе же в ночь. Они сказали, что «студебеккером» довезут. Так ты свою картошку рядом сложи, а я привезу.

Галька ушла. Ей в ночь, она на Конградском направлении диспетчером работала. А я осталась и думаю: «Не может быть, чтобы они вчетвером на одну набросились».

А спать хочу. Чтоб не заснуть, беру ботву и лицо ею тру – она ж влажная. Пить хочу, есть хочу. А ничего нет. Решила пойти к лейтенанту – спросить, нет ли воды с собой. Лейтенантик был белобрысый, с раскосыми глазами. Подхожу:

– Извини, но вашим ребятам пить хочется, может, я хоть кружку воды им отнесу?

– Там бочка стоит, – показал лейтенант. – Бери.

Смотрю – и впрямь бочка с чистой водой. Первую кружку сама выпила, вторую им отнесла. А солдаты, оказывается, уже два раза сами бегали пить. Отошла я на свою горку. Умылась немного. Свернулась в калачик в бурьяне – у кого-то такой же, как у меня вырос. И уснула. Проснулась от того, что кто-то меня тормошит:

– Девочка! Девочка!

Открываю глаза – пожилой мужчина стоит:

– Ты чего тут разлеглась?

– Так мне картошку солдаты копают.

– Это тебе? Тогда вставай! Машина приехала.

Оказалось, это водитель. Картошки накопали двадцать два мешка. В каждом – по три-четыре ведра. Мешки мне водитель дал и предостерег:

– Ты, девочка, так больше не делай, – наверное, знал: солдат есть солдат. И один ушлый среди многих порядочных всегда найдется.

– Ой, дядечка, да я с суток. А тут огород.

– А зачем тебе столько картошки? – спрашивает.

– А у меня сестра в Харькове голодает страшно.

– Что у нее – семья большая?

– Небольшая. Но они в оккупации были. Теперь бедно живут. С работой плохо. Пайки не дают.

Пошли мы к машине. Нашу картошку уже затарили. Подъехали к Лозовой, они сгружают мои двадцать два мешка. А бабка бегает вокруг, квохчет:

– Сюда сгружайте, поближе к клуне тащите. Розка, как же ты выдержала?

– Бабка, дай пожрать что-нибудь, – прошу. – Умираю, как жрать охота.

А солдаты спрашивают:

– Что ж ты нам не сказала? У нас же с собой пайки были.

Наутро, когда пришла на работу, передала с нашего ВЧ на телеграф телеграмму: «Володя. Приезжай картошкой. Двадцать мешков картошки увезете». Два мешка я решила оставить себе. Груня телеграмму получила, всполошилась: