Конец Пути (СИ) - Орлеанский де Грегор

— Точно, мистер Гоцеллин. Я гарантирую Вам это, — он вновь повернулся к тому спиной.

Фрэнк понял, что действовать надо незамедлительно. Он бесшумно достал свой револьвер и прицелился Августу в спину.

— Тогда я начну, Вы не против?

— Что?.. — Август обернулся, и, увидев револьвер, тут же пришёл в ужас. — Мистер Гоцеллин, я…

— Как Вы могли?! Я доверял Вам! Делал всё, что Вы мне велели! Как Вы могли предать меня?! — Фрэнку пришлось прикладывать большие усилия, чтобы рука продолжала держать револьвер. Ведь ему хотелось просто накинуться и задушить Августа голыми руками.

— Мистер Гоцеллин, я не…

— Умирающий жандарм сказал мне! Он сказал мне всё! ВЫ предупредили их, что сюда идут освобождать заключённых! О, конечно Вы знали, что им не останется ничего другого, как приказать маленькому отряду их всех расстрелять!

— Я не… Не знал.

— И после этого Вы находите в себе силы продолжать играть свою роль?! — Фрэнк уже чуть было не рыдал, смотря на Августа. Злоба и ужасное горе заполонило его сердце.

— Мистер Гоцеллин, я… — он не успел договорить. Прозвучал выстрел. Август схватился за свою грудь, откуда через пару мгновений полилась тёплая кровь. Его глаза сверкали ненавистью, а сам разум вытеснил привычную холодную расчётливость, и вместо неё все мысли Филиппа Августа заполонила ненависть. Он желал извергнуть ее, испепелить ею Фрэнка. И, дай ему возможность, он непременно сделает это. Он упал на колени, и, глядя на Фрэнка, вымолвил: — Ах ты бездарное ничтожество… Я спас жизнь такому слизняку как ты, и теперь ещё сильнее жалею об эт… — он снова не успел договорить. Второй выстрел поразил его сильнее предыдущего, и он упал на землю. В глазах у него пылала ярость, хоть и жизнь уже оставила его.

Фрэнк подошёл к телу своего врага. Он хотел сделать тому больно, как — то изуродовать мёртвое тело! Но вместо этого он просто сел на колени, уронив револьвер, и начал плакать. Внутри него словно как из откупоренной бутылки лилась по жилам чистая боль. Он вдруг вспомнил слова из оперы, которую слышал когда — то давно: "Вот наконец — то прорвалась с этой первой кровью боль моя…"

Сзади послышались шаги. Кто — то вбежал во внутренний двор, вопрошая при этом:

— Я слышал выстрелы! Филипп, с тобой всё в порядке? — спросил Арчибальд Бэнси. Увиденное его ошеломило. Он глянул на Фрэнка, и, сделав простейшие выводы, заорал: — Ты! Убийца! — он выхватил свой револьвер, но Фрэнк опередил его, и одной точной пулей в голову отослал мистера Бэнси на тот свет.

Всё. На этом история кончилась. Голова Фрэнка так пульсировала, будто была готова взорваться; сердце бешено стучало в груди, словно пыталось сломать кость своими ударами. Фрэнк вдруг почувствовал, что вокруг нет никого. Только он — сама месть.

Вот они. Два человека, виновные в смерти Эллен. Она отомщена. Но почему Фрэнку не сделалось лучше? Почему он чувствовал себя ещё хуже? Теперь, когда жажда мести покинула его, Фрэнк вдруг осознал всю бессмысленность своей дальнейшей жизни. Он молча взял револьвер и двинулся прочь. Бежать, куда глаза глядят.

Долго бежать ему не пришлось. Он был в том парке, где собирался покончить с собой. Там, где всё началось… Но ему было не суждено этого сделать. Подходя к статуе, из кустов резко повыскакивали жандармы. Они нацелились на Фрэнка своими винтовками. Впереди всех вышел их офицер:

— Что делаем здесь в такое позднее время? — говорил он самодовольно. Фрэнк сразу всё понял.

Вокруг стало тихо. Дрожащая правая рука Фрэнка сильней сжала револьвер. Он вспоминал, сколько патронов осталось в барабане. Три, или два? А их тут пятеро.

Он внезапно вспомнил Эллен. Её смех прозвучал в его ушах, и вскоре пронёсся по всему телу. Он вспоминал те счастливые дни, когда они жили вместе, когда он каждое утро просыпался и видел её чудесное лицо; губы, которые так хотелось поцеловать.

А затем смех оборвался. Теперь он вспомнил её слёзы и страшный крик, когда их разлучили на станции. Он понял, что смысл жизни, появившийся так незаметно и неожиданно, моментально угас. Фрэнк понял, что надо сделать, и глотнул побольше воздуха: он был готов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но если сравнить чувства Августа перед смертью, то Фрэнк почувствовал умиротворение. Но лишь на мгновение, ибо вновь нахлынувшая ненависть взяла верх над разумом несчастного, и толкнула его на самоубийственный поступок.

Без единого слова, он тут же вытащил револьвер и всадил три оставшиеся пули в офицера. А через одну, может две секунды, послышался ружейный залп.

И это было последнее, что услышал Фрэнк Гоцеллин.

Глава 17. Крах

Глава 17. Крах

Генерал ехал в Ставку. Он глядел на происходящее вокруг, наслаждаясь каждым мгновением. И хоть любой человек выбрал бы в последние часы своей жизни видеть что — нибудь приятней, чем разбомбленные дома и измученные жители, он жадно ловил каждую секунду.

Генерал понимал, что живым ему удастся уйти, только прячась от всего мира. А он был не из таких. Лучше на груди кресты, чем голову в кусты, так думал генерал.

Он вспоминал о былых временах… Вот он, молодой офицер, вербуется в республиканскую армию… Он стоит на крыше императорского дворца и машет победоносным флагом… Его награждают орденом Спасителя Республики… Вот его командируют в штаб генерала Манфреда, что находилась на границе с противником… А через несколько месяцев он становится командиром почти уничтоженной армии Манфреда… Его тут же повысили до генерала.

И вот он прибывает в столицу, вместе с остатками этой армии, которая тут же оказывается расформирована, а он сам назначен временным правителем города. Армия Кадэра начала двигаться по направлению к осаждённой столице… Как Кадэр будто бы погибает, а его назначают военным министром… Как его повышают до генерала — фельдмаршала. И вот он здесь, едет навстречу собственной судьбе.

Возле Ставки было тихо. Караульные ещё не знали, какой приказ им вскоре придётся исполнить, или быть убитыми за непослушание. Генерал был внутри своего штаба один. Он вошёл в свой кабинет и принялся писать письма. Сначала он записал свои последние приказы. Затем начал строчить письмо генералу Вайсу с уведомлением о том, что планирует переводить свою армию из столицы на восток, дабы дать отпор противникам с двух сторон.

Закончив свои дела, он просто сел за стол и принялся осматривать свой кабинет, стараясь запомнить каждую деталь. И хотя он видел все эти предметы уже много раз, сейчас всё было по другому. Вот там его полка с книгами и документами, у стены… Вот там место для посетителей. А прямо напротив него стоит большая карта страны. Старые границы были наведены красным. Нынешние же — чёрными чернилами. И я вам скажу, что контролируемая территория занимала не больше одной десятой всей страны.

Он просто смотрел вокруг. А потом, глядя в окно, подумал: "где я ошибся?". И действительно, только злой рок и ужаснейшее течение обстоятельств стало исходом генерала, а никак не его личные ошибки.

Наконец, он услышал нужный ему сигнал. К Ставке подъехало несколько машин или телег, откуда массово повыскакивали вооружённые солдаты. С улицы послышался крик Аккермана: "Окружить здание! Перекрыть все выходы!".

Караульные начали было протестовать, мол, внутри один только генерал — фельдмаршал… Но в ответ раздались выстрелы. Генерал услышал, как внутрь зашло несколько человек. Затем раздался стук в дверь.

— Разрешите? — спросил Эшфорд.

— Конечно. Входи, Эшфорд.

— Мой генерал… Снаружи полковник Аккерман. По приказанию…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Сядешь может сначала?

— Я адъю…

— Адъютант генерала предателя? Какая теперь между нами субординация, Эшфорд.

— Если Вы настаиваете, — тот присел на свободный стул и продолжил: — По приказанию премьер — министра Кадэра Вы арестованы за попытку переворота против действующей власти…

— Видимо сами они боятся зачитывать мне приговор, — улыбнувшись, сказал генерал. — Не беспокойся, Эшфорд. В данной ситуации ты всё делаешь правильно. Скажи, что я сейчас выйду. Если не против, мне нужно немного времени… Собрать вещи.