Исповедь шлюхи - Андрей Анисимов

Ира подпрыгнула на стуле:

— А можно сегодня?

Олег дернул девочку за косичку:

— Можно, только спать придется на раскладушках.

В прихожей раздался звонок.

— Мальчики из кино пришли. — Крикнула Ира и побежала открывать дверь. Они ввалились, подпихивая друг друга.

— Зря, Ирка, не пошла. Фильм такой прикольный. — Сообщил Саша.

— Да, там про космические войны! Наши их разгромили. А потом, этого, инопланетянина забрали на землю. — Восторженно добавил Леня.

— Мы тебе сейчас все кино расскажем. — Пообещал Тема. И только самый маленький Митя ничего не говорил, но улыбался во весь рот. Ребята скидывали куртки, снимали обувь, продолжая возбужденно делиться впечатлениями от фильма.

— А у меня мама нашлась. — Сказала Ира.

Мальчишки тут же замолчали, улыбки на их лицах исчезли.

— Как мама нашлась?

Ира пояснила:

— Приехала и нашлась.

Саша посмотрел на девочку исподлобья:

— Только твоя мама? А моя?

— Твоя не нашлась.

Четверо мальчишек окружили Иру и молча смотрели на нее. Они не могли и не хотели понимать, почему нашлась только одна мама. Ира повернулась и гордо пошла в комнату. Ребята постояли и медленно пошли за ней.

Олег поднялся им навстречу:

— Чего скисли, разбойники?

Мальчишки остановились и молча смотрели на Лену.

— Так, слушать мою команду. Сейчас вы улыбнетесь, по очереди подойдете к Елене Ивановне, поздороваетесь, назовете свое имя, и скажите, что вы рады за Ирочку. — Голенев по лицам мальчиков все сразу понял. Не случайно он вывел Лену из детского дома через свою волшебную дверь, из которой его мама так никогда и не вышла. Каждый из них тоже ждал свою маму, а пришла чужая.

Но Голенев усыновил этих мальчиков. Ему предстояло выпустить их в мир настоящими мужчинами. А это означало, что они должны научиться не только сочувствовать чужому горю, но и радоваться чужому счастью. Что иногда бывает гораздо труднее.

Мака была убеждена, что сегодня Олег появится. Он ей не звонил, о встрече они не договаривались, но девушка обладала редкостной интуицией, и своей интуиции доверяла. Она не стала валяться пол дня в постели. Утром посетила парикмахерскую, а днем вызвала Светлану с уборщицей из кафе «Какманду». Женщины отмыли полы и окна, пропылесосили ковры и натерли до блеска мебель. Коттедж убиенного бандита сиял чистотой.

В десять вечера Мака сама накрыла маленький столик в каминной. Она никогда не готовила дома и утолять голод предпочитала в кафе. Но сегодня, выставив на стол бутылку белого вина, холодную осетрину и несколько сортов сыра, соорудила нечто вроде ужина. Завершался натюрморт вазой с фруктами.

Трофим приволок дрова, растопил камин и откупорил бутылку. Он уже привык, что Мака дома одежд не признает и, застав хозяйку в томном вечернем платье, сообразил, что она ждет любовника. В дни, когда в коттедже появлялся Голенев, Мака голой не ходила. Догадку подтверждала и сервировка стола, накрытого на две персоны. Телохранитель сделал вывод, что сможет провести ночь у себя дома. И оказался прав.

— На сегодня ты свободен. — Сообщила ему хозяйка и с бокалом в руках уселась возле огня.

— Когда мне прийти? — Спросил Трофим.

— Позвоню. — Ответила Мака и отвернулась. Со своими работниками она никогда не здоровалась и не прощалась. Трофим вышел.

Камин разгорелся. В его чреве оранжевые язычки пламени нежно губили березовое полено. Их танец помогал Маке обдумывать просьбу Курдюка. Полковник просил вызволить Стеколкина из тюрьмы. И хоть девушка к Вячеславу Анатольевичу ничего, кроме брезгливости, не испытывала, она решила его освободить. Чиновник ей был нужен на свободе. Но Мака хорошо понимала, что просто так Голенев за взяточника заступаться не станет. Она уже достаточно изучила своего кавалера. Афганец хоть и занимался бизнесом, но принципы сохранял фронтовые. Нужно было придумать нечто неожиданное. И сейчас, глядя на огонь, хитроумная дева размышляла, чем бы его зацепить. Размышление прервал шум. К воротам кооператива подъехала машина. Мака поняла, что это «Универсал» Голенева. Пробитый глушитель «Волжанки» она узнала сразу. Не допив вино, встала, взяла с каминной доски канделябр, поставила на столик, зажгла свечи и вернулась в кресло. Когда Олег вошел, девушка поднялась ему навстречу, нежно обняла и поцеловала в губы:

— Присаживайся.

Олег опустился в кресло:

— У тебя праздник?

Она улыбнулась:

— Когда ты приходишь, для меня всегда праздник.

— Я серьезно. Вдруг ты родилась, а я без цветов.

Мака усмехнулась:

— Я никогда не праздную ни своих рождений, ни своих именин. Я даже не знаю, есть ли у меня день Ангела…

— Тогда по какому случаю накрыт стол?

— Я же сказала, тебя жду.

— Я не обещал навестить тебя сегодня.

— Обслужи девушку. — Потребовала Мака и протянула Голеневу свой бокал.

Он взял бутылку и налил ей вина:

— Ты мне не ответила?

— Разве ты не помнишь, что я ведьма?

— Да, ты говорила.

— Выпей со мной. И разберись с осетриной. Поверь, она того заслуживает… — Мака наполнила бокал гостя и чокнулась с ним.

— Знаешь, я с удовольствием займусь не только осетриной, а всем, что ты здесь разложила. У меня был сложный день, и за обедом у своих родственников я почти не ел.

— Вот и чудненько. — Улыбнулась хозяйка, наполняя тарелку гостя закусками: — Мы же еще с тобой не отметили победу твоего друга на выборах. Кстати, ты передал мое подношение господину Стеколкину?

— Конечно. Только ему сейчас не до подношений. Твой Стеколкин в камере.

— Славка в камере? — Разыграла она удивление: — Ты чего-то путаешь.

Голенев рассказал, как Вячеслав Антонович угодил в тюрьму.

Мака тяжело вздохнула:

— Это для твоего Постникова очень плохо.

— Чем же? Тиша сумел и доказательства получить.

— При чем тут доказательства? Люди подумают, что злопамятный мэр усадил конкурента. Победил на выборах и свел счеты. — Пояснила свою мысль любовница: — Если ты ему друг, уговори сделать красивый жест и выпустить этого слизняка. Народ оценит.

— Этот тип сидит не за то, что баллотировался в мэры, а за взятку.

Мака улыбнулась, уселась Голеневу на колени, расстегнула ему на груди рубашку и нежно погладила:

— Взятки берут все чиновники, и люди это знают. Они подумают, что мэр после победы сводит личные счеты. Но хватит об этом, я соскучилась.

Олег едва ответил на ее долгий, завлекающий поцелуй. Слова о Постникове его озадачили. Под таким углом он об аресте Стеколкина не думал.

Мака надула губки и перебралась в свое кресло:

— Голодному мужику не до любви. Давай, ешь.

Голенев машинально положил в рот кусок осетрины и допил вино:

— Пожалуй, Тиша не прав…

— Вот и объясни ему это.

— Понимаешь, Стеколкин не просто взял деньги, он за взятку отнял квартиру у вдовы погибшего офицера. Тихон такого не простит.

— Я же тебе говорила, что твой друг дурачок. А ты обиделся. Он слишком прямолинейный для своей должности. Но давай больше о нем не будем.

— Я попробую с ним побеседовать. Не уверен, что получится.

— Получится, не получится… Разбирайтесь сами. — Мака делала вид, что ее раздражает беседа на посторонние темы, а сама внимательно следила за реакцией любовника. Но бывший афганец ничего не замечал. Он волновался за репутацию друга:

— А ты уверена, что это в глазах людей будет выглядеть расправой с бывшим конкурентом?

— Да брось ты о своем дружке. Пришел к девушке, уделяй ей внимание. — Притворилась недовольной Мака.

— Прости, больше не буду. — Олег попытался сменить тему: — Как ты тут без меня жила?

— Скучно. Вызывала директора и мастера кирпичного завода. У них пошел брак. Мастер божился — что-то с печью не так. Остановила конвейер, велела найти причину.

— Нашли?

— Печь оказалась ни при чем. Слишком много опилок сыпали в массу. Уволила мастера и бригадира цеха, который за массу отвечает. Взяла других. Брак прекратился.

— Ты ездила на завод?

— Зачем, я не выходила из своей спальни.

— И все решила лежа в постели? — Не поверил Голенев.

— А зачем мне ездить? — Удивилась Мака: — Все равно в печах ничего не понимаю. Я их тут по очереди достала и картинка нарисовалась.

— Умеешь с людьми… — Не без удивления заметил бывший афганец.

— Сам сказал, что я мужик в юбке. У меня и к тебе деловое предложение.

— Валяй.

— Хочу твоих сирот на довольствие взять.

— Каких сирот? — Не понял Голенев.

— Детский дом евреечки…

Олег поморщился:

— Не смей так говорить о маме Руфе.

— А что, она не евреечка? — Прикинулась простушкой Мака.

— Мама Руфа человек с большой буквы. При чем тут ее национальность?