Немой. Фотограф Турель - Отто Вальтер

Снова стало так тихо, что слышно было дыхание спящих. Ты осторожно подошел к Ферро.

— Проспись, Ферро, — вполголоса сказал ты и слегка наклонился над ним. — Слышишь? Тебе что-то снится. Проснись.

Напряжение в лице Ферро ослабло. Он глубоко вздохнул и провел рукой по лицу, потом встряхнул головой. Посмотрел на тебя.

— Гайм, — сказал он. На тебя пахнуло водочным перегаром. — Гайм, в чем дело?

— Тебе что-то снилось.

— Что случилось, Гайм?

— Ничего, Ферро. Теперь спи.

— Что случилось, — спросил он, — почему здесь вдруг так чудно стало?

Ты сказал:

— Ветер стих, вот и все.

— Ветер? Гайм, а Немой, что с Немым?

— Ничего, Ферро. Ты же видишь, он спит. Тебе что-то снилось. Уже поздно.

— Поздно, Гайм?

— Ну да. Теперь спи.

А попозже, Гайм, — ты тогда уже разделся, закрутил карбидную лампу, спрятал книгу в карман и лежал на койке, — чуть попозже возвратился ветер. Он снова заревел во всю мочь, и снова слышно было, как за окнами в темноте с силой раскачиваются деревья, а внизу, у кухонного барака, хлопает парусина.

ВОСЬМАЯ НОЧЬ

Когда съели суп, Керер с Джино Филипписом принесли рис, и Керер в свободной руке нес еще мешок. Они поставили миску с рисом на стол, а в мешке оказались мясные консервы, по банке на брата. Младший Филиппис раздавал, Керер держал мешок, и все стали молча есть. Но хотя все молчали, тишины не было, вокруг полно было всяких звуков, они назойливо лезли в уши: ножи скребли по банкам, а ложки по тарелкам; выругался про себя Борер — он открывал банку, и у него вдруг закрылся складной нож, после пяти часов работы в ушах продолжал тарахтеть пневмобур, и отец словно бы снова вдруг произнес: «Давай, Немой, попробуй-ка ты». И посмотрел на него сверху слезящимися и все равно, как всегда, настороженными глазами. «Давай, не мешает тебе иметь хоть представление, как это делается, — сказал он. — Совсем не помешает».

Лот воткнул кайлу в землю и взобрался на два-три метра повыше.

«Прежде всего занять устойчивое положение, — сказал отец. — Так. Теперь берись, — и он отошел в сторону, а Лот взял пневмобур. — Так, правильно. Двумя руками на уровне бедер. Слегка упереться. Выключатели на рукоятках. Нажми как следует. Давай!»

Пневмобур заработал. Его сотрясение отдавалось во всем теле Лота. «Давай!» — кричал рядом отец и еще что-то кричал, но нельзя было разобрать что. Лот отпустил выключатель. Шум сейчас же прекратился. Он посмотрел на отца. Невольно улыбнулся, и у прищуренных глаз отца тоже собрались морщинки, и отец сказал: «Я тебе говорю, горизонтально держи. Не крути. А это значит, — добавил он, показывая на отметку на буровой штанге, — вот до сих пор надо вгонять. Дальше давай».

Снова затарахтел бур, и Лот слегка упирался, держал горизонтально и видел, как, дымясь, раскалывается скала и как буровая штанга, стремительно вращаясь, проникает все дальше, дальше, и Лот смеялся, жмурил глаза, держал рукоятку двумя руками на уровне бедер и работал, пока штанга не ушла в скалу по отметку. Тогда он выключил.

Отец сказал: «Вытаскивай».

Он вытащил бур.

Потом отец сказал: «Пошли», и Лот взял буровую штангу — она была горячая — и перенес пневмобур на три метра левее, и отец сказал: «Включай. Вот здесь, видишь», — и указал на вылом в желто-белом мокром известняке, и Лот ногами нащупал устойчивое положение на покатой осыпи, потом включил и посмотрел отцу в лицо. «Да».

Пневмобур заработал, но вдруг он резко отклонился вправо, и Лот выключил его.

«Нет, — сказал отец, — не вошел. Поначалу, конечно, надо нажимать сильнее… Давай сюда».

Теперь отец сам вогнал бур в скалу. Лот видел, как вздулась жила на мокром виске отца, и почувствовал на лице крохотные брызги осколков. Наконечник бура ушел в камень. «Дальше давай ты», — сказал отец, и потные теплые рукоятки снова оказались в кулаках у Лота. Перед тем как включить, он услышал, как Джино Филиппис, который бурил справа, рядом с Кальманом, что-то крикнул, и отец коротко рассмеялся. Потом бур затарахтел снова.

Теперь уже все открыли свои банки. Лот любил этот острый студень. «Хлеб», — сказал рядом с ним Керер, и Лот передал ему ковригу. На верхнем конце стола у стены сидел отец. Он ковырял ножом в своей банке и смотрел на Лота. Его не смутило, что Лот тоже посмотрел на него, — он не отвел взгляда. Настороженного взгляда. Лот снова стал быстро есть. «Он узнал меня, — вдруг пронеслось у него в голове, — наверное, он меня узнал. Господи, что, если он меня узнал?» И он попытался представить себе, как это произойдет: отец подходит к нему, смеется и говорит: «Я узнал тебя. Ты Лот».

Но когда он снова поднял глаза, отец был занят едой и смотрел на свой нож. А Лоту расхотелось есть. Почему отец смотрел на него? И почему он вообще совсем не такой, как Лот всегда себе представлял? И в чем дело с этой канистрой бензина? Когда он подумал об этом, кровь вдруг бросилась ему в лицо, так что ему пришлось быстро нагнуться над тарелкой и начать есть, чтобы никто не заметил, о чем он думает. Он думал об этом свертке под пустой койкой рядом с его вещами, об этом обвязанном веревкой пакете в оберточной бумаге, и знал, что есть какая-то связь между свертком и тем, что отец сидел в тюрьме, между свертком и теми поступками, которые отец совершал раньше и которые, значит, продолжает совершать и сейчас. Он негодяй, почти что убийца, да и обманщик. Тетя… «Вспомни о Лене! Не зря же его посадили!» Он снова увидел себя в кровати, темно — хоть глаз выколи, он стоит на коленях, прижав ухо к стене, а за стеной слышны голоса, дядин и тетин голос: Лот знал — они говорят об отце, он не смел шелохнуться до тех пор, пока не продрог и пока через стену не донеслись протяжные звуки, означавшие, что дядя и тетя заснули. Теперь он тот же, что и тогда, и вместе с тем совсем другой, продолжал он думать, и вдруг решил: сегодня! Сейчас, сразу же после еды. Пусть узнает. Я покажу ему ключ, так лучше всего: возьму ключ и покажу ему, и тогда он поймет.

«А потом, — подумал он, — потом я, может быть, даже покажу ему канистру, чтобы он понял, что я все знаю. Почему бы нет?»

На верхнем конце стола кончили есть. Кальман встал. Отец тоже встал, только Керер и Джино Филиппис еще ели. Лот тоже встал. Он подождал, пока отец выйдет из барака, потом медленно обогнул весь ряд кроватей, остановился и стал ждать у двери в тамбур. «Пропусти-ка меня, Немой», — сказал Муральт и прошел мимо. Лот увидел, как он вынимает из кармана спецовки «Курьер Юры», привезенный Самуэлем, а потом снова пропустил его: Муральт вернулся в комнату. И вот он стоит в тамбуре, прислонясь к стене у двери, и больше нет никого, только он и он. Отец не замечал, что он в тамбуре не один. Как обычно, вытащил ящик из-под консервов и присел рядом с NSU. Он снял мешковину с мотоцикла и вывинчивал ослабевшую пружину из заднего сиденья. Знакомые медленные, уверенные движения, напоминающие прежнее время и сегодняшнее утро: «А сейчас, — сказал отец, — будем заряжать. Ты знаешь хоть, что такое заряд?» — и он повернул к нему обросшее лицо. В жесткой седой щетине поблескивали капли пота и дождя.

«Ну так вот», — сказал он. Они спустились. Кальман и Филиппис уже забивали заряды. Ящик со взрывчаткой стоял рядом с компрессором. Мотор не работал, и снова стало слышно экскаватор и свист ветра в лесу. Ветер задувал все злее. Теперь он стал резким, порывистым. Сквозь общий гул в лесу прорывался треск сухих веток, сломанных ветром. Точно далекие выстрелы. Отец поднял мокрый брезент, прикрывавший ящик, и показал на отделения, в которых лежала взрывчатка. «Капсюли-детонаторы, — сказал он. — Вот эти. Восьмой номер. Они всегда упакованы по десять штук в коробке». Он вынул капсюль.

«Берешь запальный шнур, — продолжал он и отделил шнур от связки, — слегка постукиваешь капсюль, вот так, чтоб высыпались опилки. Выдувать нельзя, тут внутри пистон. Если на него дуть, он отсыреет, и никакого взрыва не будет. Вводишь запальный шнур — вот так. Ясно? Потом вот так», — и отец поднес капсюль с воткнутым в него запальным шнуром ко рту. Зажал медный капсюль зубами.

«Теперь крепко, — сказал отец. — На, держи». — Лот взял капсюль с запальным шнуром в руку. «А это, — сказал отец, — шеддитовый заряд». Он вынул тоненький бумажный столбик длиной сантиметров в двенадцать и закрыл ящик. Вынул из кармана маленькую деревянную палочку, потом развернул бумажную обертку с одного конца столбика. — «Так», — пробормотал он и слегка наклонил шеддитовый заряд в сторону Лота. Лот заглянул: внутри был желтоватый порошок.

«Шеддит, — сказал отец. — Шеддит шестидесятый номер».

Деревянной палочкой он провертел ямку в шеддитовом порошке. «Запальный канал. Видишь? Вот сюда воткни капсюль. А ну давай».

Лот воткнул капсюль в бумажную обертку с шеддитом.

«Держи, пока я буду завязывать».