Саймон Холодное Сердце - Джоржетт Хейер

— И мне с вами, милорд. Но я буду всего в нескольких милях отсюда.

— Хм! — Фалк отпустил Саймона из своих объятий. — В каком состоянии твои владения?

— В плохом, милорд. Там с июля нет хозяина.

— Не беда. Это дело как раз по тебе!

— И я так думаю, милорд, но мне другого ничего и не надо.

— Да-да, и я дам тебе в помощь людей, сколько понадобится. Милорд Бьювэллет — надо же! Мог ли я подумать и представить себе такое, когда три года назад ты пришел сюда впервые. И прямым путем — Бог свидетель! — как ты сказал, так все время и идешь. Ах, что за упрямый мальчишка ты был тогда. Карл, знал бы ты, сколько я натерпелся от этого упрямца за три года!

— Удивляюсь, как вы оба еще живы, — отозвался Гранмер.

— Не стану отрицать, он часто меня бесил, но что толку воевать с глыбой льда? Ладно, пошли обедать. Это и радостный и грустный день для меня, — и Фалк тяжело поднялся с кресла, опираясь на плечо Саймона.

На другой день Фалк с Гранмером и Алан с Саймоном выехали из Монтлиса верхом осмотреть владения Саймона. Даже больная нога не могла заставить Фалка остаться дома. Он тяжело вздыхал и чертыхался, когда трое попутчиков помогали ему взобраться в седло. В дороге он и его кузен держались чуть впереди Саймона и Алана.

— Скажи, Саймон, найдется у тебя в замке место для меня? — спросил Алан.

— Да, в любое время, когда ты бы ни приехал, — ответил Саймон. — Вот только наведу там порядок.

— Я думаю, у тебя это хорошо получится. Но дело будет, наверное, нелегкое.

— Ничего, мне не привыкать, — сказал Саймон.

Чуть погодя Алан бросил на Саймона озорной взгляд:

— А кто будет в Бьювэллете хозяйкой, а, Саймон?

— Никто.

Алан засмеялся.

— Можешь говорить все, что хочешь, но любовь рано или поздно приходит к каждому человеку.

— Бог даст, пройдет мимо меня.

— Ах, нет, и ты не устоишь, Саймон. Я еще увижу тебя у ног какой-нибудь прекрасной дамы, уверен.

— Уверен? — угрюмо спросил Саймон. — А я сомневаюсь в этом, мой друг.

Но Алан недоверчиво покачал головой и снова засмеялся.

Через «Красивое Пастбище» они проезжали молча, зорко осматривая все вокруг оценивающим взглядом. Лишь изредка Фалк оборачивался к Саймону и обращал внимание на что-нибудь важное:

— Взгляни вон на то поле, — говорил Фалк, — слишком запущено.

— Я знаю, — отвечал Саймон.

Когда проезжали мимо сбившихся в кучу придорожных зевак, Фалк возмущенно бурчал:

— Больше бездельников, чем работников. Трудное дело тебе предстоит, Саймон. Когда думаешь перебираться сюда?

— Немедленно, милорд.

— Да-да, разумеется. И сколько людей ты думаешь взять с собой?

— Никого не возьму, милорд, кроме Роджера и маленького Арнольда-пажа. И то, лишь если вы согласитесь.

— Они будут мне куда полезней, мучаясь вместо меня с тобой, — съехидничал Фалк. — Возьми еще Малькольма, тогда у Роджера будет вечный соперник в борьбе за твою благосклонность. И неужели ты такой умник, что откажешься от моих стражников? Почему бы тебе не взять человека из Монтлиса командовать здесь твоими солдатами?

— Нет, я не хочу никого брать в Бьювэллет со стороны. Ни за что не стану производить перемен без маршала, но когда я получше узнаю своих людей, то назначу кого-то из них командовать под моим началом.

— Это говорит мудрый человек, — заметил Гранмер. — Хотел бы я заглянуть к тебе через месячишко — увидеть, каким ты станешь хозяином.

Саймон еле заметно улыбнулся.

— Через три месяца здесь больше не будет беспорядка и беззакония, — пообещал он своим спутникам.

Глава IX

Саймон вступает во владение своим поместьем

В небольшой комнатушке возле кухни при замке поместья «Красивое Пастбище», известного теперь как «Бьювэллет», сидели мистер Хуберт, управляющий, Джеймс по прозвищу Короткая Нога, потому что был хромым, и Бернард Тальмэйн, секретарь покойного Джона Барминстера. Они сидели за дубовым столом, на котором стояли три полных кружки хереса и кувшин, из которого они пополняли свои кружки. Мистер Хуберт, маленький, пузатый человечек с одутловатым лицом и могучим, звучным голосом, держал речь, в которой звучала обида и горечь, вызванная чьей-то несправедливостью. Он то и дело ударял по столу свой пухлой рукой, а его голос дрожал от чувства оскорбленного достоинства и праведного гнева.

— И я говорю вам — это невыносимо! — вещал он. — Клянусь честью — никто этого не выдержит. До каких пор унижаться нам под пятой этого деспота? Кто он такой — спрашиваю я вас. Чьи мы люди? Да, мы были людьми Джона Барминстера! Но он повешен как нечестивец. Так чьими же людьми мы должны быть? Своими собственными, говорю я, и это справедливо!

Мистер Хуберт прервал свои разглагольствования и, воинственно сверкая глазами, смотрел на своих слушателей.

— Кто станет отрицать это?

Ни Джеймс, ни Бернард ничего не отрицали, и мистер Хуберт счел возможным продолжить свое выступление.

— Разве плохо жилось нам, пока этот череп с нависшими бровями не свалился на наши головы? Здесь было вдоволь продовольствия, хереса и крепкого, славного эля, плодородная земля считалась нашей собственной, и жили мы себе мирно и легко. Что же имеем мы теперь? Да, что же, как не юнца с тяжелой челюстью, нагрянувшего на нас подобно тирану и угнетателю? Ни слова предостережения, ни секунды на размышление на досуге. Свалился нам как снег на голову с этими своими нахальными сквайрами и хозяйничает в замке — фу ты ну ты! И эти его дьявольские глаза — не глаза, а стекляшки. И голос — точно погребальный звон!

— Нет, — прервал Хуберта Бернард. — Вы ошибаетесь, мистер Хуберт. Он говорит довольно мягким голосом и не очень громко, хотя суровые нотки и пробиваются сквозь эту мягкость.

Мистер Хуберт опять хлопнул рукой по столу:

— Так ли важно, как он говорит, мистер секретарь? Важно, что он говорит. Его слова — погребальный звон!

— Да, это уж точно, — поддакнул Короткая Нога. — В самом деле погребальный звон, в котором заносчивости и высокомерия выше крыши.

Джеймс Короткая Нога поднял свою кружку, пытаясь утопить тревогу и беспокойство в спасительном хересе.

Управляющий закинул ногу на ногу и расстегнул короткий камзол, чтобы легче дышалось.

— Вот именно — заносчивость и высокомерие! Что делает он, спрашиваю я! До каких пор он будет мучить нас? Надо же — он вызывает меня к себе в кабинет! Меня! Как будто я мальчик для мытья посуды, а не управляющий «Красивого Пастбища»! Он посылает лакея, чтобы тот привел меня к нему. Меня! Сегодня я спрашиваю себя, зачем я был так глуп, что пошел к нему? Вы можете мне сказать? Уж не затем ли, что я учтивый, вежливый и миролюбивый человек? Что еще могло…