Жидков, или о смысле дивных роз, киселе и переживаниях одной человеческой души - Алексей Бердников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И долго ли еще нам позаранчить?
А то меня сомнение берет -
Не дома ль он давно, а так -- так мне бы
Пора в уборщицы пойти -- из хлеба.
* * *
27 октября 1942
Наскучивши томленьем на узлах,
Сегодня я, по зрелом размышленьи,
Решилась вновь подумать о делах
И отнесла в контору заявленье
С горячим попеченьем о полах -
Ведь нам до тов. Курындина явленья
Жить как-то надобно -- и тут примат
Взяла лаборатория строймат.
Теперь я буду с карточкой рабочей,
И ежели что завезут -- дадут
Не "ради Бога", не как "всякой прочей",
А так, как всем положено им тут, -
Без разночтений всяких и отточий.
Работа -- не работа, тяжкий труд:
Протапливать, стирать, скрести до гина,
Холодная вода, песок, да глина.
А Вы... от Вас ни слова больше нет,
Подробностей к Вам о моем приезде
Вы никаких не пишете, где след
Остановиться мне, и точно ль есть где
Устроиться? Не шлете мне ни смет,
Ни мест, решим мы все на месте здесь-де?
Но как с пропиской будет? И вообще,
Как стану жить -- и это не вотще.
* * *
1 ноября 1942
Открытка от десятого туманна
Была по содержанью своему.
Я собрала узлы и бесталанно
На них промучилась -- и к моему
Большому сожаленью, так как рано
Нам, видимо, съезжать и ни к чему!
Но жареный петух нас крепко клюнул,
А тов. Курындин, пораскинув, плюнул.
Тут я узнала, что в наш Ю.-В. трест
Нужна уборщица, и заявила,
Завлаборат согласовал с начтрест,
И я уже почти к ним поступила,
Но главбухтрест на мне поставил крест,
Так как лимита к ним не поступило:
Мне не с чего зарплату начислять -
Так я одна во всем дворе опять.
И я сижу теперь возле корыта
Разбитого. Должно быть, есть окрест
Еще места, но то для нас закрыто:
В сад сына не взяли -- там нету мест,
А как его весь день держать закрыто:
Сиденье под замком ведь надоест.
Нет, не могу в другом работать месте,
А тут в соседнем было бы подъезде.
А главное не в том: трестовику
С завозом отпускают все продукты;
Пшено, картошку, мясо да муку,
А я хожу и клянчу -- сколько мук-то!
А делят по ночам молчком, ку-ку.
Пшено делили -- не дали, и фрукты
Делили -- не дали, вчера как раз
Баранину делили, все без нас.
Три дня я по начальникам ходила -
Здесь тьма начальников -- не помогло,
И все три дня слезами исходила,
На что начальники смотрели зло,
А будь сотрудницей их -- убедила!
Но сорвалось, а сердце залегло,
И на носу зима, и нет надежды,
Как только продавать что из одежды.
* * *
19 ноября 1942
Вы пишете: поездка сорвалась.
И я об этом очень сожалею:
По слухам, жизнь наладилась у Вас,
Я ж на зиму продуктов не имею
И, сидя на узлах, не запаслась.
Со всеми деньгами, что я имею,
Здесь ничего не сделаешь. Тряпье
Придется загонять теперь (свое).
Мы каждый день с Антошей на базаре,
Но ничего не продали пока -
Насчет продажи все теперь в ударе,
Но покупать -- мошна у всех тонка,
Просилась на работу в их виварий -
Завтрестом обещал мне с кондака,
Но главбух отказал -- от неименья
Лимита на уборку помещенья.
Лимита нет, но женам есть лимит -
И жены все пристроены сюда же,
И их термитничек шумит-гремит
В самоснабженческом веселом раже.
И как Павлуша жил среди термит -
Что может быть такой работы гаже,
Где каждому важней его успех,
А он там отдувается за всех.
Зима легла с морозом и метелью
В ночь на 7-е по сухой земле,
А то тянулось тонкой канителью
Тепло сухое -- скоро ль быть в тепле
Еще нам? За какою канителью
Мужнин приезд с форейтором в седле?
Да, видимо, не близок этот выезд.
Еще до солнца роса очи выест.
И плохи старики, и к ним ходить
Изнервничаешься. И свет неблизкой.
Антоша устает колобродить,
Но надобно ходить -- за перепиской.
От Павла писем нет -- но как судить -
Он думает, что я в Москве, с пропиской,
А я все здесь. В одном письме своем
Он пишет, что мечтает вновь в ЦОСТРОМ.
ЦОСТРОМ, конечно, неплохое место,
Но люди бьют в нем всяческий рекорд
По сволочизму мимики и жеста.
Иль не противно видеть гнусных морд
Коровкина и Мазина день весь-то?
Да и не только их, а всех их черт
Побрал бы -- созерцать их целый день же,
Да и зарплата у него всех меньше.
Совсем, совсем несчастным надо быть,
Чтобы мечтать всерьез в ЦОСТРОМ вернуться,
И как легко так было позабыть
О кражах из карман. А как толкутся
Вслед за начальством, жаждущим убыть!
Из-за галош его передерутся.
А впрочем... что сказать мне на сей счет -
Ему видней. Как хочет. Пусть идет.
Жаль Павла. И Антошу жаль. Ребенок
Ни сладкого не видит, ни жиров.
Все сердце кровью изошло -- так тонок.
А аппетит нечаянно здоров,
И только что глаза продрав спросонок,
Кричит баском: Мама, обед готов?
И в пот меня, конечно, сразу кинет.
Ему теперь без малого пяти нет.
А третьего -- триста шестьдсят пять дней
Со дня рожденья доченьки Ирины,
Я к ней совсем не стала холодней,
Недавно были у ее купины
И новый холм насыпали над ней.
А ночи холодны и длинны-длинны,
Пока утра, бессонная, дождешь,
То вся дотла слезами изойдешь.
Пойду в лабораторию проситься,
Им нужен человек, они возьмут.
Туда жена замглавбуха стремится,
Но ей уйти с работы не дают.
У них служащие, как говорится,
Чужие редки -- ходу не дадут.
У них и с барского стола объедки -
Очередной свояченицы детке.
* * *
29 ноября 1942
У завлабор слетело с языка,
Что если в Ю.-В. тресте беспокоит
Меня работа на предмет пайка -
Идти в лабораторию не стоит,
А просто станут сообщать, пока
Подходят взносы и что сколько стоит,
И нас тотчас же известит она
О поступленье мяса и пшена.
И так, благодаря ее заботам,
Пять сотен я внесла на то и то.
Ходила все на рынок по субботам
И ликвидировала се да то
Из барахлишка, нажитого потом.
Но деньги приняли мои. И то,
Что я впаялась в долю к ним без права,
На всех подействовало как отрава.
И вызвало припадки злобных слез,
И кто-то из ходивших по базару
В комендатуру на меня донес,
И комендант устроил мне базару,
Мне выдавая карточки -- разнос
И склоку, безобразнейшую свару -
Сомненье, видите ль взяло его
В источниках дохода моего.
А эта сволочь, эти ихи "дамы",
С мужьями влезшие в цостромский штат -
Они теперь-то как бы вне программы:
Мужьям дают, им -- нет, вот и шипят
На нас за мизерные килограммы,
Что нам уделят (уделить хотят).
Но я надеюсь выжить вопреки им,
На зло уму, наперекор стихиям.
* * *
21 января 1943
Вносила на пшено и поросят.
Купили поросят, но толку мало -
И те пока, не знаем, где гостят -
Начальство знает где, но толку мало
От знанья их всем тем, кто в аппарат,
Увы, не входит, и таких не мало.
Сын говорит мне: Дай тебе бока
Поглажу -- больно стала ты тонка!
* * *
7 апреля 1943
Вновь в вихре огородных наслаждений!
Вчера таскали ведрами навоз
И, чтоб отмежеваться от хождений
И к нам прыжков с перрона под откос,
Просили проволочных заграждений
С шипами и столбов, и удалось.
Мне этот год участок дан хороший -
А прошлой осенью у нас с Антошей
Все воровали с пограничных гряд,
Что были при дороге у помойки.
Но трестовцы меня спихнуть глядят,
Куда глядят глаза, хоть в этом стойки.
Тотчас судьбу и возблагодарят,
Как только не замру над ними в стойке.
Но мне податься некуда -- навряд
Они теперь меня куда скостят.
* * *
9 апреля 1943
Теперь сижу над вышивкой платочной
В закрай батистового полотна,
Орнамент мелкий, пестрый да цветочный,
Пойдет, как думаю, на семена.
Платки здесь ходят по цене не точной
Пяти стаканов ярого пшена,
А в рубликах с полста до девяноста -
И хорошо. Последнее ж не просто.
Родители кукуют на пайке
В 400 грамм хлеба и кашица,
Отец изнылся ржою в наждаке,
Что он голодный, стонет и томится.
Накидки загнала им на толчке
За 5 кг пшена, еще разжиться
Деньгами удалось, все им снесла.
Пшено взяла, а денег не взяла.
За строченое полотенце дали
2 к. пшеницы, полтора -- пшена.
Все это мы с Антошей проедали.
А литру молока -- 100 р. цена.
К. мяса -- 200 р., 600 и дале.
Пшено -- с 280-ти на
250, пшеница -- 150 р.
Картошка 100 р/к -- таков театр!
Хлеб -- 100 р., керосин теперь 60 -
Зимой был до 80 р/л -
Ни табака, ни водки не хотят
Теперь давать нам -- чудеса! Л.Кэррол!
Бывало трикотаж был. Нет! Отпад!
Нет масла! 1000 р. на рынке! Перл!
Но цены могут снизиться чудок,