Длинный путь от барабанщицы в цирке до Золушки в кино - Янина Жеймо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все разошлись по своим каютам, а я лазала по всему теплоходу: мне здесь все было интересно, все нравилось, все приводило в восторг. Постепенно наш домище начало все сильнее покачивать, а к вечеру море разыгралось еще больше. Я лежала в своей каюте и читала – мне хотелось, чтобы это путешествие длилось без конца: какой прекрасный отдых! Я ведь снималась из картины в картину, а иногда и внахлест – сразу в двух. Работала без отдыха, без отпусков – устала ужасно!
В мою каюту заглянула ассистентка и с беспокойством спросила, как я себя чувствую.
– Отлично, – проворковала я.
– А вы были на палубе?
– Конечно! Недавно вернулась.
– Плохо. Режиссер Кудрявцева просит вас на палубу не выходить.
– Почему? – удивилась я.
– Море очень беспокойное, ожидается шторм.
– Ладно, не выйду. Так и передайте режиссеру.
«Вот несчастье, – подумала я. – Даже здесь не могу делать, что хочу». Я снова взялась за книгу. И вдруг чувствую, что не могу прочесть ни строчки. Мою каюту стало раскачивать, как будто я на качелях. Пришлось отложить книгу. Тут, постучав, в каюту вошел моряк.
– Товарищ Жеймо, как ваше самочувствие?
– Прекрасно. А что?
– Начался шторм, и меня попросили узнать, не нужно ли вам чего.
– Так это и есть шторм?
– Напрасно улыбаетесь: скоро он покажет себя во всей красе. Кстати, многие из ваших уже и сейчас лежат в лежку.
– Вы сказали?..
Не закончив фразу, я выскочила в коридор.
– Куда же вы? Постойте! Я провожу вас!
– Спасибо, не надо! Я к своим коллегам! Может, им нужна моя помощь!
Качало уже весьма ощутимо, но не до такой степени, чтобы заболеть. Хотя, говорят, некоторых бедняг укачивает даже в поезде.
Начала я с Кудрявцевой, нашего бесстрашного режиссера, и застала ее в довольно плачевном состоянии.
– Держитесь, Тонечка! Я принесу вам из ресторана какой-нибудь подходящий прохладительный напиток. Я быстро!
Но быстро не получилось: меня швыряло из стороны в сторону, от стенки к стенке. Когда я, наконец, почти добралась до ресторана, то услышала оглушительный звон. Оказалось, что звенели бутылки и бокалы. К счастью, они стояли в специальных гнездах, так что не разбивались. Бармен подал мне бокал, наполненный лимонным соком с водой.
– Выпейте, вам станет легче.
– Мне не надо – я за напитками для моих коллег.
– А! Тогда я скажу официанту, чтобы он попросил у нашего кока рассол от кислой капусты, я туда еще кое-что добавлю, и официант сам развезет все это по каютам.
Поблагодарив, я отправилась в обратный путь. Хорошо, что меня никто не видел: передвигалась я по-разному – чаще всего на четвереньках и кубарем. Шторм быстро набирал силу. Бедные мои товарищи! А мне – хоть бы что.
Наконец, мы доплыли до Одессы. Назначенную на тот день съемку все-таки пришлось отложить: почти все члены группы еле передвигали ноги.
«Горячие денечки»
1935 год
Я сидела на скамейке в каком-то сквере и читала сценарий под названием «Горячие денечки». Режиссеры снова Зархи и Хейфиц. Они предложили мне сыграть маленькую роль девушки-студентки. Но, кроме того, что она студентка, не было ясно ничего. Она нужна была просто как фон. Но фон бывает разный. Поскольку роль маленькая, ее нужно сделать ярко, значит, необходимо придумать характер этой девушки. Но какой? В голове сплошной туман. Через час у меня встреча с режиссерами. А что я им скажу? Меня охватило отчаяние. Ну зачем я стала актрисой? Была бы, например, врачом, делала бы доброе дело, лечила больных. Так нет – стала киноактрисой. Меня научили профессии, а таланта не дали. Откажусь от роли. Скажу, что играть просто фон мне неинтересно.
Вдруг недалеко от меня кто-то крикнул:
– Кика-а! Иди сюда!
«Кика» прозвучало так громко, что я даже вздрогнула. И тут же представила себе девушку лет семнадцати, идущую по дорожке сквера подпрыгивающей походкой. Эта походка как бы прилипла к имени Кика. На студию я уже шла не как Жеймо, а как Кика. Я была так довольна, что меня совершенно не смущали удивленные взгляды прохожих. Теперь я точно знала, как выглядит моя студентка. Ну надо же! Я и не представляла, что образ может родиться просто от имени.
Встретившись с режиссерами, я спросила:
– Можно мою героиню будут звать Кика?
– Почему именно Кика? – удивился Зархи.
– Потому что…
Как же им объяснить? И вдруг я все поняла: музыка!
– Вы только послушайте музыку этого имени!
Не знаю, услышали ли они ее, но, во всяком случае, вежливо ответили:
– Если это имеет для вас значение, то…
– Имеет, имеет! – промурлыкала я.
На следующий день была назначена пробная съемка.
Николай Черкасов
В те годы у нас было принято считать, что Николай Черкасов исключительно комедийный актер. Возможно, потому, что мы видели его на эстраде в очень забавном номере «Чарли Чаплин, Пат и Паташон». Черкасов имитировал Пата и делал это великолепно. Он выходил в узеньких коротких брючках, в тесном пиджачке, и казалось, что просто выскакивает из своего костюма. Его и без того длинные руки и ноги казались еще длиннее. Двигался Черкасов как на шарнирах – это тоже было смешно.
Когда Зархи и Хейфиц задумали снимать «Горячие денечки», они предложили Черкасову роль шалопая Коли Лошака. В сценарии эта роль была совсем не смешной, но тем не менее Черкасов согласился. Вероятно, рассчитывал, что во время репетиций будет возможность поискать и пофантазировать. Правда, не все режиссеры были сторонниками предварительных репетиций, но Зархи и Хейфиц никогда ими не пренебрегали. К сожалению, у меня не часто получалось бывать на Колиных репетициях, но то, что мне удавалось увидеть, было фейерверком фантазии и импровизации. Зархи и Хейфицу оставалось только отобрать лучшее и внести в режиссерский сценарий. Так родился образ смешного Кольки Лошака. Я знала актеров, которые умели хорошо и занимательно рассказывать о своей роли, но когда они начинали действовать, это выглядело гораздо бледнее, чем их рассказ. У Черкасова был свой метод: он не рассказывал, а сразу начинал показывать. Мне это казалось куда эффективней и интересней.
В «Горячих денечках», исполняя роль Кики, я по ходу действия должна была влюбиться в Лошака. Но неожиданно влюбилась не я, а моя маленькая дочка.
