Великий посад Москвы. Подлинная история Китай-города - Александр Викторович Можаев

находятся в определенной гармонии друг с другом. Примыкающее справа крыло на каменном подклете, достроенное его сыном Федором Алексеевичем в 1681 году, напротив, принципиально не желает увязываться с основным объемом дворца. Да и его собственные части изо всех сил не замечают друг друга: Столовая палата, кубическое строение под гигантской деревянной луковицей, бок о бок соседствует с диковинными Сенями, похожими на ярусную пагоду.

В 1682 году Федор Алексеевич внезапно умер, а в 1684-м регентствующая царевна Софья начала возведение Воробьевского дворца, вытянутого в степенную линию и кажущегося полной противоположностью остросюжетным теремам Коломенского. Есть основания полагать, что изображения этого дворца, относящиеся к 1730-м гг., фиксируют здание с перестроенным верхом: в подрядах на строительство фигурируют верхние гульбища и венчающий деревянный орел, для установки которого, очевидно, требовался шатер или иной обособленный элемент кровли. Но все же стилистика здания (в т. ч. малые овальные окошки каменного подклета) говорит о том, что оно открывало следующую страницу московского зодчества, во многом обязанную своим появлением личности блистательного князя Василия Голицына.

Конец XVII века: Лицом к городу

В конце столетия архитектурная мода менялась очень стремительно, переосмысленный немецкий маньеризм уступал место так называемому нарышкинскому стилю, который ныне трактуют как запоздалый «польский ренессанс с голландским оттенком»[103]. Очень примечательны в этом плане стоявшие рядом дворцы Голицына и Троекурова в Охотном ряду. Скорая перемена вкусов отразилась в разной стилистике этажей этих зданий. Причем в доме Троекурова речь идет о надстройке 1691 года над традиционно узорочным объемом третьей четверти столетия. А в доме Голицына разностильная отделка трех этажей демонстрировала быструю смену вкусов заказчика на протяжении нескольких лет строительства в 1680-х.

Красное крыльцо палат Лопухина на Волхонке

Князь Василий Васильевич Голицын, правая рука царевны Софьи, первым импортировал в Россию моду на польско-голландский стиль, вошедший в широкое употребление после его опалы, а позже получивший название нарышкинского. По чести, он должен бы называться голицынским – при участии князя Василия в 1686 году начата перестройка Новодевичьего монастыря и сооружена великолепная церковь Параскевы Пятницы в Охотном ряду, выстроена церковь Иоасафа в Измайлове (1687–1688).

Палаты Голицына, фото начала 1930-х гг. и обмерные чертежи оконных наличников первого этажа

Первый этаж его собственного дворца, возможно, подражал кремлевским Комнатам царевен, в которых проживала Софья (они строились тогда же, в 1684-м, и также под надзором князя Василия). Это исключительно богатое узорочье с наличниками девяти типов рисунка, с резными кирпичными деталями в простенках меж окон и даже на внутренней поверхности проездной арки. Основные окна второго этажа, построенного совсем немногим позже, были однотипны и имели треугольные разорванные фронтоны, которые войдут в общегородскую моду лишь в 1690-е. Третий деревянный ярус, оконченный к 1689 году, имел залы с плоскими потолками и расположенными в два яруса окнами, в том числе «круглыми», что говорит о его сходстве с дворцом Лефорта, который будет построен десятилетием позже, в 1696–1699 годах.

Сравнение наличников верхних этажей палат Голицына и Троекурова. Рисунок Д. Сухова

Надстройка палат Троекурова произведена вскоре после окончания Голицынского дворца, но ее наличники представляют собой уже полноценно «голландское» произведение с тонко проработанными белокаменными скульптурными деталями.

Еще один памятник, на фасадах которого соседствует декор разных стилей, – дом Ван дер Гульста в Немецкой слободе (Старокирочный пер., 6). Его задний фасад украшен кирпичными наличниками с килевидным верхом, а окна главного фасада имеют каменные «барочные» фронтоны.

Исследовавшая памятник И. И. Казакевич полагала, что фасады единовременны, т. е. представляют собой пример «экспериментального» использования новых деталей на парадной части здания

К концу столетия в городских домах в целом намечается тенденция к упорядочению пространства, снова распространяется тип прямоугольного в плане дома, но в основе его уже не «тройня», а развернутая вдоль фасада анфиладная планировка. Нередко крыльца располагаются в торце здания, а помещения в анфиладах строятся в два ряда – возможно, более четко разделяя дом на мужскую и женскую половины. Самый характерный пример таких палат – Староваганьковский переулок, 25, где даже сени разделены поперечной стеной и имеют два противоположных выхода на передний и задний дворы.

Палаты Алферьева в Петровском переулке. Южный фасад: одна из двух симметричных встроенных лестниц обозначена снаружи линией ширинок[104]

Однако ни внешняя стилистика, ни планировка не были определяющим моментом при переходе к новому, европеизированному типу городского жилища. Архаичное «палатное строение» традиционно противопоставляется дому-особняку Нового времени, но четкой границы между этими понятиями нет.

Очевидно, что они не только хронологические (слово «палаты» еще долго встречается в документах XVIII века) и обусловлены не только внешними признаками вроде толщины стен, характера сводов или размера окон. Нам представляется, что принципиальным моментом являлось устройство входа в парадный этаж – внешнего крыльца или внутренней лестницы. Известно, что эта деталь была очень важна не только как украшение здания, но и как место исполнения сложных ритуалов приема гостей либо торжественных хозяйских выходов. Б. Р. Виппер говорил, что в русских лестницах «ярче, чем где-либо, проявляется национальное своеобразие русского архитектурного мышления»[105]. Крыльцо – как борода, без нее бы, может, и проще, но вызывающе неприлично и совершенно бессмысленно. С наступлением Петровской эпохи понятия меняются, и крыльца уступают место практичным непродувным парадным лестницам, а сени становятся вестибюлями. В Москве сохранилось несколько интереснейших памятников, на которых можно проследить процесс этого перехода.

Попытка соблюсти приличия, обозначив крыльцо на фасаде, но при этом убрав его верхний марш внутрь здания, была предпринята англичанами при перестройке Английского двора на Варварке еще во второй четверти XVII века. В палатах Алферьева[106] 1690-х годов в Петровском переулке, 6, крыльца превратились в две симметричные боковые лестницы, включенные в общий объем здания и соединенные продольным коридором: «сени проходные да два всхода каменные»[107]. Однако на торцевых фасадах они еще «прорисованы» косыми ширинками, имитирующими ограждение парапета (точно так же, как в Английском дворе). В палатах на Софийской набережной, 6, выстроенных в 1690-е годы в соответствии с новой «нарышкинской» модой, имелось совершенно традиционное красное крыльцо под рундуками, но была и вторая внутренняя лестница, не вполне умело вписанная в объем пониженной дворовой пристройки[108]. Центральный ризалит палат Аверкия Кириллова, пристроенный к старому зданию в первом десятилетии