Сцены сексуальной жизни. Психоанализ и семиотика театра и кино - Дмитрий Александрович Ольшанский

Он нуждается в наследнице, в том, кому мог бы завещать свою истину, то есть только ребёнок становится для него тем любовным объектом, который позволил бы принять ему идею кастрации и смерти, предельности и ограниченности любого наслаждения. Отцы умирают в своих детях, как известно, вместе с первенцем принимают от Женщины и долю своей смерти. Обнаружить, что объектом желания для матери является её ребёнок, а вовсе не его отец (и вообще не мужчина), встреча с этим отчуждением желания часто оказывается для него роковой, как для Дон Жуана Захер-Мазоха, проповедующего, что именно рождённые в браке дети являются причиной несчастливого супружества.

Герой же Виталия Малахова сперва завещает своё имя, потом пытается усыновить священника, во втором акте удочеряет девочку, что снова указывает на то, что пол для него совершенно не важен. По сути, его желание состоит не в том, чтобы обладать бесчисленным количеством женщин, а стать отцом, хотя бы номинальным, стать наследодателем, пусть даже наследство его пусто и распоряжаться им никто не сможет. В финале спектакля он становится почти толстовским стариком, рассуждающим о служении перед будущими поколениями: «Пусть я сам и не получу удовольствия, но зато дети мои получат, — мне спасибо скажут». — Идея немыслимая для Дон Жуана.

Вполне можно допустить, что роль Дон Жуана могли бы играть два разных актёра: один из них был бы классическим неуёмным покорителем женских сердец, ниспровергающим все социальные порядки, другой — благородным отцом, утверждающим семейные ценности и передающим двум молодым людям свои знания и опыт, отказывая себе в прямом сексуальном удовольствии. Действительно, сложно представить, что один и тот же человек столь высоко ценит брак и супружеский долг, о котором он вещает своей новоявленной дочери и нареченному сыну, и он же нарушает этот закон 617 раз. Явно не вяжутся друг с другом его прилипчивость к женским телам и неожиданно возникающий эдипальный запрет на женское тело и желание стать для неё отцом.

Мужчина между страхом и сексом

(Отзыв о сектакле «Летучкина любовь» Владимира Богатырёва, ТЮЗ им. Брянцева)

Тогда устами женщины природа говорит ему: «Ты не менее смерти боишься меня, но я то же, что и ты».

Леопольд фон Захер-Мазох «Коломейский Дон Жуан»

Спектакль Владимира Богатырёва представляет собой почти пособие по мужской сексуальности, преисполненной героики и комизма, риска и трусости, поиска и страха, и неизменно соединяющей любовь и смерть. Эта связь и является главным вопросом для героя: делает ли любовь меня в полной мере живым? чем чревато для меня соприкосновение с моим любовным объектом? является ли смерть моим наивысшим наслаждением? — Эти классические для каждого невротика вопросы ставит перед собой и главный герой спектакля.

Летучкин попадает в чистилище для самоубийц, общество мёртвых нарциссов, которые настолько погружены в жизнь своих влечений что даже не нуждаются в другом человеке, да и вообще не замечают друг друга: один наслаждается зрелищем своих похорон, другой захвачен оральными объектами, непрерывно поглощая несметные яства. Они выглядят предельно счастливыми, поскольку все их желания исполнились, все влечения удовлетворены, и больше они ни в чём не нуждаются, — именно так и должны выглядеть мёртвые люди, самый счастливые люди.

Живому же человеку всегда чего-то не хватает, и именно влюблённость наиболее полно даёт нам этот опыт нехватки, поскольку она не может быть удовлетворена, восполнена простым приобретением того или иного объекта (у любви вообще нет объекта, а есть только два субъекта), сколько бы ты ни имел, это не позволит тебе покрыть ту зияющую пустоту в сердцевине человеческого бытия, на которую указывает тебе любовь. Если мы и любим кого-то, то лишь потому, что он может сказать нам нечто новое о нашем бытии. В любви ценен, конечно, не объект привязанности, но тот опыт становления, который ты можешь приобрести в отношениях с ним, та субъективность, которую ты может возделать внутри себя.

Именно любовь даёт Летучкину шанс разомкнуть свою нарциссическую капсулу и обнаружить нехватку внутри самого себя, что и наводит его на мысль, что, быть может, он ещё живой. Поэтому он и занят поиском той девушки, которая может дать ответ на вопрос, жив он или уже умер, — основной вопрос для каждого мужчины. Если у тебя есть желания — значит, ты ещё жив, — свидетельствует мужской любовный фантазм, поэтому мужчинам там важно поддерживать своё желание в неудовлетворённом состоянии, изобретать всё новые ухищрения для того, чтобы отсрочить исполнение желания на наиболее длительный срок и не встретиться с ним лицом к лицу. Должно быть, поэтому Ромео отказывается обладать Джульеттой, когда ему предоставляется такая возможность, а Летучкин не решается поцеловать Олю, когда она, наконец, оказывается в его объятьях. Неожиданный страх сексуальных отношений останавливает его, ведь он думает, что умрёт, если поцелует возлюбленную. Тогда и начинает работать диалектика любви и смерти для главного героя спектакля: только любовь позволяет чувствовать себя живым, и только любовь может позволить тебе прикоснуться к своей смерти.

Женское тело является одновременно и объектом влечения и предметом страха (как для мужчин, так и для самих женщин); ведь мы боимся именно того, чего хотим. — Классика мужской сексуальности, проходящая натянутой нитью от «Каменного гостя» до «Обыкновенного чуда»: вся драма вращается вокруг мужской трусости, поскольку что Дон Гуан, что шварцевский принц, что Летучкин — не решаются следовать своим желаниям и изгаляются, как могут, лишь для того, что отдалить от себя их исполнение. Всё, что изобретает мужчина в адрес женщины, направлено на то, чтобы организовать не-встречу со своим желанием. Уклониться от женщины, тем не менее, изобразив преследование или завоевание. Поэтому в своей любовной игре мужчины так охотно вписываются в сценарий охотника, преследующего жертву (которая, впрочем, никуда и не думала убегать), создают препятствия на своём пути, измышляют риски и подстраивают козни, и с наслаждением промахиваются в своих ухаживаниях. Некоторым из мужчин удаётся даже обладать женщиной таким изысканным образом, чтобы с ней не встречаться. Равным образом и герой спектакля ходит рядом со своей возлюбленной, повсюду встречает знаки её пребывания, но никак не может встретить её, а когда, наконец, встречает, то, конечно же, не узнаёт её в новой одежде. Или боится узнать, или страшится признаться, что узнал: любовная драма мужчины часто выглядит фарсом трусости в глазах женщины.

Летучкин боится прикоснуться к своей возлюбленной, поскольку умрёт в тот самый момент, когда поцелует её corps(e), то ли тело, то ли труп. Именно