Земля помнит всё - Тиркиш Джумагельдыев

— Дурсун…

Девушка испуганно вскинулась, ладонью прикрыла ему рот. В соседней комнате что-то пробурчал Гурт.

— С кем он там?

— Никого, один. Иди!

Ораз в нерешительности взглянул на дверь, словно не дверь предстояло ему открыть, а скалу сдвинуть с места. Потом глубоко вздохнул, еще раз глянул на дверь и прямо в туфлях шагнул на узорчатую кошму.

— Куда ты? Туфли сними!

Ораз, не оборачиваясь, снял с ног туфли, сунул их Дурсун.

Переступив порог большой светлой комнаты, Ораз поздоровался, хотя сперва увидел лишь одеяла, горой сложенные на резном шкафчике. Дракон залег в углу у железной печурки, подложив подушку под грудь. Перед ним раскрытая книга. Рядом сидит жена. Это он что ж, книгу жене читает?

Не отрывая взгляда от книги, Ораз снял пальто, сел на кошму. Он даже не разобрал толком, ответили ему хозяева на приветствие или нет. Потом вспомнил, что Гурт вроде сказал "здравствуй!", и малость успокоился. Однако взглянуть на хозяина все еще не решался.

Тетя Аджап ушла. В комнате было очень тихо. Так тихо, что Ораз отчетливо слышал, как колотится о ребра его сердце. Он сглотнул слюну и еще ниже опустил голову. И вдруг разозлился: "А чего это я скис?! Гурт, может, еще ни о чем и не догадывается. Мало ли зачем может прийти человек к старшему товарищу. Очень даже все просто…"

Ораз поднял глаза. Гурт лежал в том же положении и задумчиво царапал ногтем железный бок печурки. Ждет, что скажет гость. А что он может сказать? И когда? Сейчас, сразу или когда чай принесут? Лучше, когда чай.

Ораз снова взглянул на книгу. Пухлая, растрепанная, с дочерна затертыми страницами, она показалась ему странно знакомой.

— Гурт-ага… что это у вас за книга?

— "Гёроглы".

Раз "Гёроглы", расспрашивать больше не станешь. Книгу эту он, можно сказать, наизусть знает. У соседа, учителя Сары, была такая, еще с латинским шрифтом. Читать Ораз тогда не умел, но там были такие картинки! Сары разрешал ему смотреть. Мальчик вылезает из могилы… Могучий Гёроглы верхом на Гырате проносится над городом, а под ним минареты, мечети…

Потом он и стихи выучил. На слух выучил, дядя Берды много раз читал ему эту книгу. Дядя Берды учился в городе на киномеханика и в дождливую погоду, когда трудно было добираться до общежития, иногда ночевал у них. Ораз радовался, если собирался дождь. Раз дождь, значит, дядя приедет. Приедет и до полуночи будет читать ему.

Как только дядя Берды появлялся, Ораз мчался к учителю, брал книгу и бежал домой, радостно сообщая каждому встречному, что вечером дядя будет читать "Гёроглы".

Народу набивалось полно, и ребятишки и взрослые. Изнемогая от гордости, Ораз садился возле дяди — это было лучшее место, под самой лампой. Оразу было чем гордиться: эти буквы и мулла прочесть не может, а дядя Берды вон как!

Дядя Берды не просто читал вслух книгу. Стихи он пел. Если стихи были печальные, голос его дрожал, если смешные, он хохотал вместе со слушателями. Ораз больше всего любил то место, где стодвадцатилетний Гёр-оглы прощается с возлюбленной своей женой и со старым своим конем Гыратом. Каждый раз в этом месте он заливался слезами и все-таки готов был слушать без конца…

Перед восходом солнца они с дядей Берды выходили на улицу любоваться миражем. Белые строения железнодорожной станции сказочными дворцами парили в воздухе; до станции было чуть не полсотни километров, но они казались совсем рядом. Где-то в таком вот дворце живет Гёроглы…

Вставало солнце, и дворец Гёроглы исчезал. До следующего чтения.

Воспоминания отвлекли Ораза, он успокоился. Сейчас он, пожалуй, даже послушал бы эту книгу. Недавно сам пробовал взяться за нее, совсем не то впечатление — "Гёроглы" надо читать вслух.

Тетя Аджап принесла, поставила перед Оразом чайник. И замешкалась, вопросительно глядя на мужа.

— Может, почитали бы, Гурт-ага?.. — нерешительно сказал Ораз.

— Читать? А мне думается, ты не книжку слушать пришел.

Ораз чуть не выронил пиалу.

— Я… Я, конечно… Но если б вы почитали…

— Он эту книжку на память знает! — с гордостью сообщила Аджап. — Чуть не сто раз читал!

— Ты бы пошла, Аджап, — негромко сказал Гурт. — Займись своими делами.

Тетя Аджап бросила на мужа недовольный взгляд, но возражать не стала, вышла.

— Ты только порог переступил, — Гурт протянул руку, принимая от Ораза пиалу с чаем, — а я уж знал, чего ради к нам гость пожаловал. Я тебе одно хочу сказать: не будем сейчас заводить этот разговор. Не время, понимаешь?

Ораз кивнул.

— Вот киваешь, а чего киваешь, и сам не знаешь, — с сожалением сказал Гурт. — Я против дочери никогда не пойду, ясно тебе это? Как скажет она, так и будет. — Гурт отхлебнул из пиалы. — Эх, слабовато Аджап заварила…

— Я не люблю крепкий, Гурт-ага.

— Я тебе вот что скажу, Ораз. Если отец не понимает сына, а сын не понимает отца или понимает, а вид делает, будто не понимает, такая семья без согласия, непрочная это семья. Постой, постой, дай сказать… Ты уже не мальчик, и умом тебя бог не обидел. Если я не прав, если зря о твоем отце плохо думаю, скажи, поправь меня, убеди. Только не враз, ты сначала приглядись, умом пораскинь. Что я ему отказал из-за того случая С водой, это ты не верь, это глупость. Причина у меня другая, только говорить её я тебе пока не буду, все равно за сплетню сочтешь. Сам, своим умом дойди. Я не говорю, что ты его ненавидеть должен, он тебе отец, люби. Только знай, кого любишь. За что любишь. Потому что, раз ты любишь, и дочери моей любить и уважать его придется.

Да что ж это такое? Что он говорит? Ораз уже не чувствовал вкуса чая. Выходит, Гурт предупреждает, что его дочь не будет уважать свекра? И Дурсун прислала его сюда, чтобы выслушивать такое?

Ораз почувствовал вдруг, как ненавистны ему и этот тяжело отдувающийся человек, и теплая тишина, и потрескивающие в железной печурке дрова, и чайник, стоящий перед ним на кошме. И даже обидно стало за любимую книгу — лежит перед таким бессердечным человеком. Это ж надо себе представить: Гурт своим хриплым, надтреснутым голосом читает "Гёроглы"!.. Хоть бы помолчал, хоть бы не говорил ничего больше. Вдруг скажет, что дело можно решить, если зять переедет к ним!.. Тогда все.

Гулкими частыми ударами заколотилось сердце, словно сейчас должны были прочитать приговор. Ведь Дурсун наверняка сочтет,