Колонна и горизонты - Радоня Вешович

недоуменно переглянулись. Если лазутчик остался жив, он мог бросить гранату, но этого не произошло. Он исчез, как видение.

Чтобы показать добровольцам, насколько дисциплинированы пролетарцы, Мирко неестественно строгим тоном приказал мне тщательно осмотреть место, где, судя по всему, лежал солдат противника, и немедленно доложить о результатах осмотра. Прижимаясь к траве, я исследовал каждую пядь земли, но ничего не обнаружил.

Рядом с нами что-то плюхнулось в овраг. Это оказалась минометная мина. Если бы ее взрыватель сработал, вряд ли кто-нибудь из нас остался жив. Я молча смотрел на мину и думал о том, что в эту ночь на шестое апреля все мы пятеро родились заново. То же, наверное, думали и все остальные, но держали себя так, будто ничего особенного не произошло.

— Это лазутчик, — сказал кто-то из добровольцев. — Скатился вниз и передал наши координаты минометчику.

После полуночи мы поспешили по той же тропе назад, чтобы до рассвета пройти под Лунем. Наверху спали усташи. Время от времени слышалась пулеметная очередь и снова устанавливалась тишина. На поляне, где мы были вчера вечером, нет ни души. Добровольцы уже отошли.

Брезжил рассвет. Когда мы вернулись в расположение своего батальона, третья рота уже спала, и мы присоединились к ней.

Из-под Рогатицы батальон вернулся в Горажде, а оттуда его на грузовиках перевезли в Фочу. Освещенные светом автомобильных фар, деревья вдоль дороги казались покрытыми снегом. Когда рассвело, мы увидели, что кусты на обочине шоссе посерели от пыли. Вражеские лазутчики легко могли определить интенсивность движения на этом участке. В Фоче нам стало известно о крупном поражении гитлеровцев под Москвой. План «молниеносной войны» против Советского Союза потерпел провал. Здесь говорили также и о нашем наступлении в северном направлении. Несколько наших батальонов и недавно сформированная в Чайниче 2-я пролетарская бригада, в которую вошли бойцы 5-го шумадийского батальона, оставшиеся в живых в боях за Пеновац, осуществляя широкий охват, нанесли мощный удар по четникам в районах Устипрачи, Хан-Пиесака, Сокоца, Власеницы, Братунаца и Любовии. Это была прелюдия к последующим объединенным операциям против четников в Герцеговине и Черногории. Теперь мы имели уже две пролетарские бригады.

Во Власенице к 1-й пролетарской бригаде присоединилась группа испытанных коммунистов, которые под видом четников действовали на территории Сербии. Во главе этой группы стояли белградские революционеры с довоенным стажем — Мишо Трипкович и капитан Предраг Маркович.

Белградцы, посавинцы и крагуевчане впервые после нескольких месяцев разлуки с родными краями увидели с берега Дрины ласкавшие их взор холмы Сербии. Но вскоре эти места пришлось покинуть. По приказанию Верховного штаба они должны были срочно вывезти из Дринячи и Власеницы трофеи и вернуться к нам в район Фочи и Горажде. Приближалось время нового, третьего наступления противника, и нельзя было допустить, чтобы оно застало бригаду разбросанной по огромным просторам Восточной Боснии. А может, было бы даже лучше — если бы это, конечно, допускалось с точки зрения общей обстановки, — чтобы бригада перед вражеским наступлением была рассредоточена: противник не знал бы, куда следует нанести главный удар.

МОСТ НА ТАРЕ

По просьбе черногорского руководства Верховный штаб направил в горы Дурмитор наш 1-й ловченский батальон. Вместе со 2-й пролетарской бригадой туда вслед за нами вскоре должны были отправиться и остальные подразделения 1-й бригады.

За какой-то день ловченский батальон из весны шагнул в зону снегов. Крутые горы, усталость, лед и холод снова лишили нас способности замечать красоты природы.

В который раз я вглядываюсь в лица идущих. Измученный горными переходами и голодом, Душан Влахович, инженер из Трмане, со щегольскими усиками, присаживается на обочине тропинки, склоняясь над тетрадью. Он использует передышку, чтобы сделать записи. Спасое Драгович, словно зачарованный, смотрит на крутые вершины гор и радуется, что батальон все ближе подходит к его родному краю. А Милан Бигович, опираясь на ствол своего ручного пулемета, мучительно о чем-то думает, и лоб его покрывают капли пота. «До чего же рискованное и трудное дело эта война!» — всем своим видом говорит он. Я пытаюсь хоть на минуту как-то отвлечь от тяжелых дум фотографа из Загреба Эрнеста Гргича, воевавшего в Испании, но он поднимает свои проницательные глаза и снисходительно замечает мне: «Ты, Радоня, теленок. И будь доволен, что это так». А сараевец Йоже Поэ, несмотря на чрезмерную усталость, добродушно отбивается от пристающего к нему со всякими шутками Дервиша Сумича. «Матерь божья, — просит он умоляюще, — избавь ты меня от этого человека».

Поблескивают очки доктора Боро Божовича. Во время привала Джани что-то горячо доказывает представителю штаба батальона. Из кожаной сумки Джуро Лончаревича выглядывает «Анти-Дюринг» Ф. Энгельса, и я спрашиваю себя, удастся ли мне когда-нибудь в спокойной обстановке прочитать эту книгу. Милоня Стийович, бывший до войны судьей, в одной руке держит длинную австрийскую винтовку, а другой рукой помогает лошади, несущей станковый пулемет. Обессилевшее животное то и дело останавливается, а Милоня злится и ругается.

Колонна продолжает свой путь, сливая свои жизни в единое течение воспоминаний и желаний. Молодой симпатичный еврей Хаим Папо из сараевского пополнения стал мне так же близок и дорог, как Хамид и Юсуф. Я слышу, как Саво Бурич рассказывает о школьнике из Белопавлича и его собаке, которая шла за колонной до самой Плевли. Напрасно люди швыряли камни, гнали ее. Она не убегала. Во время боя она вертелась возле наших товарищей. А когда мальчик получил смертельное ранение, собака шла за его носилками вместе с бойцами, отступавшими от Плевли к Отиловичам, а затем осталась лежать у его могилы.

В Фоче Иван Милутинович ознакомил нас с обстановкой в Черногории. На оккупированных территориях, особенно в Черногории, итальянцы стремились создать из четнических подразделений надежные силы для борьбы с партизанами. Для этой цели итальянские фашисты стремились привлекать к себе на службу наших граждан любыми путями, вплоть до подкупа и запугивания. Иногда они добивались своего и тем самым в какой-то степени укрепляли моральное состояние своих войск, внушая им, что в борьбе против коммунизма на Балканах они, мол, не одиноки и что у них и здесь есть союзники. Но одновременно итальянские оккупанты невольно разоблачали четников, которые, пытаясь обмануть народ, обещали повернуть оружие против своих хозяев, когда наступит для этого время.

Постепенно вырисовывались контуры целой системы борьбы против восстания в Черногории и