Колонна и горизонты - Радоня Вешович

Пребывание наших батальонов и других подразделений в Фоче и Горажде способствовало тому, что городское население значительно быстрее населения окрестных сел оправилось после перенесенных мучений. Более сотни местных парней записалось в бригаду, но тем не менее в горах и лесах еще скрывались люди, опасавшиеся неожиданностей. Для ведения агитационной работы в окрестных селах в нашем батальоне, как и во всей бригаде, были созданы специальные группы. Рударская и 3-я роты 2-го батальона проводили политическую работу в селах, расположенных в горах Яхорина, где тогда впервые в партию принимали местную молодежь.

Группа, в которую попал я, не смогла сразу установить контакт с крестьянами. В первом селе нам едва удалось собрать около десяти женщин и дряхлых стариков. Остальные убежали в рощу и испуганно выглядывали оттуда, ожидая, когда мы уйдем. Нас это обидело, и мы, прежде чем зайти в следующее село, решили схитрить: группа разделилась и окружила дома, а один боец пошел по улице, созывая людей на площадь. Крестьяне и в этом селе хотели убежать в лес, но нарвались на нас и вернулись. Смешным и грустным получилось на этот раз политическое выступление Мирко. Он говорил о целях нашей борьбы, о народно-освободительной власти, а многие из крестьян, стоя на площади, все еще не могли унять дрожь в теле после нашего окружения. После этого в какой-то степени насильного «приобщения» в следующем селе жители встретили нас спокойнее — «связь» среди крестьян работала безукоризненно. Люди, которые пасли в поле коз или коров, а также сельские сторожа с утра до вечера внимательно осматривали местность и при появлении вооруженных людей немедленно давали своим знать о приближающейся опасности различными способами: громко кашляя, подзывая животных, окликая кого-то по имени. Но вскоре мы стали желанными гостями. Однажды несколько крестьян из здешнего мусульманского села вышли нам навстречу. Делегаты просили, чтобы мы случайно не обошли их село стороной.

Во время одного из переходов мы стали свидетелями страшного зрелища. К этому месту нас привела кошка. Она выбежала из леса на тропинку и остановилась, поджидая подходившую колонну. Когда мы приблизились, она подбежала к Михайло Недовичу, потерлась о его ногу и, задрав хвост, повела за собой. Когда мы миновали холм, впереди вместо деревни нашим глазам открылось огромное пепелище.

В этом краю со мной приключилась печальная история. В стороне за садом проглядывались открытые террасы мусульманского села, которое находилось так высоко, что, казалось, висело в воздухе. Из-за деревьев показался небритый старик в феске с бессмысленной улыбкой на устах. Покачиваясь, он шел нам навстречу. Все думали, что он хочет пройти мимо, и уступали ему дорогу. Поравнявшись со мной, старик остановился. Некоторое мгновение он молча вглядывался в мое лицо, а затем раскрыл объятия и обнял меня.

— Али, сынок, я знал, что ты жив!

— Нет, — возразил я. — Я не Али. Ты, дедушка, ошибся.

— Молчи, молчи, родной, — счастливо шептал он. — Ничего, что ты скрываешься, главное, что ты жив.

Как ребенок, он прижал голову к моей груди и замер. Мне стало невыразимо грустно, но товарищи мои начали шутить. Они сказали, что отныне будут называть меня Али.

Женщины и дети, находившиеся наверху, в селе, видели, что произошло, и, словно извиняясь, объяснили нам, что недавно, вымогая у старика признание, где он спрятал деньги, четники у него на глазах зарезали его единственного сына. С тех пор старик целыми днями бродит вокруг села и в каждом молодом партизане видит своего погибшего сына.

Долго я не мог прийти в себя после этого случая.

РОГАТИЦКАЯ НОЧЬ

В лесном селе Малевичи мне перед вечером передали, что я должен явиться к Мирко Нововичу. Штаб батальона посылал нас двоих с пулеметом в качестве подкрепления местному отряду добровольцев, который готовился к налету на Рогатицу. Несмотря на то что это приказание было для меня неожиданным, я радовался, что иду вместе с Мирко. В то время он был секретарем нашей ротной молодежной организации. Рядом с Мирко я чувствовал себя уверенно. Мне казалось, что в случае опасности, угрожавшей его товарищу в бою, он своей грудью закроет его от пуль. Его строгость, иногда, может, несколько придирчивая, никого не обижала: строже всего Мирко относился к самому себе. Вместе с Живко Живковичем он принадлежал к самым сильным бойцам нашей роты.

Мирко перебросил через плечо свой пулемет, а я взял две коробки патронов и винтовку, и мы тронулись в путь. Уже смеркалось, когда мы прибыли на лесную поляну, где находилось около сотни добровольцев.

Вместе с ними мы пошли к лесу в направлении горы Лунь, откуда доносилась автоматная стрельба. По нашим сведениям, на горе закрепились усташи. Перед лесом Мирко сделал мне рукой знак, чтобы я поторопился, а сам скрылся в чаще леса. Потеряв его из виду, я, не разбирая дороги, углубился в заросли и вдруг почувствовал под ногами что-то мягкое. Приглядевшись, я рассмотрел, что это доброволец. Я попытался разбудить его, чтобы он встал и шел вперед, но он молчал, притворившись мертвым. Страх полностью парализовал этого человека. Никому из моих друзей не пришло бы в голову устраивать подобное представление. Когда я снова потряс его, он слабым, испуганным голосом признался мне, что не может даже пошевелиться.

Путаясь в зарослях, я побежал дальше. Кусты наконец закончились. Передо мной лежала небольшая полянка, на противоположной стороне которой стоял Мирко. Он осматривал местность, поджидая меня. Когда я рассказал ему о том, что видел в лесу, Мирко сердито отмахнулся. Мы поспешили к Рогатице. Лунный свет, пробиваясь между облаками, освещал местность, кое-где поросшую лесом. Нам удалось незаметно зайти в тыл противника. Здесь нас догнали три представителя из штаба отряда добровольцев. Вскоре послышался шум работающей рогатицкой электростанции. На окраине города мы остановились, чтобы сделать небольшую передышку, и вдруг со стороны долины донесся топот тяжелых солдатских ботинок, а затем на фоне неба возникла фигура вооруженного человека. Вряд ли мы заметили бы ее, если бы не лежали в траве.

Без предупреждения — оттуда к нам мог подойти только противник — мы одновременно, как по команде, подняли винтовки и, немного выждав, когда человек подойдет поближе, приглушенно крикнули: «Стой!» Отклика не последовало, и мы сразу же открыли огонь. Вражеский лазутчик мгновенно скрылся, установилась абсолютная тишина. Бойцы