Соня рапортует - Рут Вернер

Прощание с шанхайскими товарищами было для меня очень тяжким. Они оставались в опасности. Большой дорожный чемодан, заполненный почтой, много лет стоял наготове в боксе нашей спальни. Пауль или Гриша организовали дело так, что меня должен был доставить во Владивосток один норвежский грузовоз, который обычно пассажиров не перевозит. Грузовоз находится, видимо, во владении Восточно-китайской железной дороги, являющейся совместной собственностью Советского Союза и Китая. Гриша доставил меня в порт, где околачивался известный нам шпик по имени Бернхард.

Мы решили, что чемодан с почтой Гриша доставит позднее на джонке. Корабль стоял в некотором удалении от причала. С Мишей и багажом я перебралась на грузовоз и долго ждала на палубе в темноте, пока наконец не услышала тихий оклик Гриши. Мы затащили чемодан на корабельной лестнице наверх и простились друг с другом. Я последний раз взглянула на Гришу, затем до меня донесся всплеск весел джонки.

На пароходе меня приняли не очень дружелюбно. Первый офицер был вынужден уступить мне свою каюту. Когда Миша заснул и я включила свет, на его лице сидело множество комаров. Кто-то открыл иллюминатор. Команда меня сторонилась. Я жила изолированно, и даже еду, мне подавали отдельно. Мише это не мешало. Чудеснее было целиком посвятить Мише несколько дней, и мальчик радовался тому, что у меня так много свободного времени. Каждый день я рассказывала ему выдуманные истории. Он упивался ими. Мише было два года четыре месяца. Он любил свою книжку с картинками и стихами и знал наизусть много стихотворений. Порой мы вместе рассматривали канарейку, жившую в клетке на палубе. Погода была прекрасная, и чудесно пахло лесом, которым был нагружен грузовоз.

Новая ситуация вызывает порой подъем духа, ведь человек питает страсть к приключениям. Меня ждало нечто новое. Как-то сложится теперь моя судьба? Меня удручала лишь предстоящая разлука с ребенком. Полгода я буду в отъезде и не смогу наблюдать за его развитием, именно в том возрасте, когда каждый день приносит что-то новое. Когда я думала о разлуке, у меня внутри все сжималось. Правда, Миша будет у любящей бабушки, да и климат в горах для него идеальный.

Гриша сказал мне, что во Владивостоке меня встретят. Корабль причалил. Порт с его четко очерченной бухтой выглядел как на картинке.

Меня никто не встречал. Багаж сгрузили. Деловитые советские таможенники хотели открыть все чемоданы. Итого нельзя было допустить даже на территории Советского Союза, так как со мной была почта. Я заявила, что еду транзитом, после чего все чемоданы были опечатаны. Итак, я сидела со своим добром на набережной, не зная ни слова по-русски, и отказывалась от предложений доставить мои вещи в отель или на железнодорожную станцию. Но и дальше ехать я не могла. Не знала, по какому адресу мне обратиться в Москве или во Владивостоке. Недоумевающие чиновники оставили меня на набережной. Было жарко, булыжник раскалился. Прошел час — никто не пришел. Ребенок захотел пить, да и я никогда не отличалась терпением. Какой-то лоцман, крупный рыжебородый мужчина, не спускал с нас глаз. Он знал немного английский язык и заговорил со мной. Я ответила, что за мной придут. Он заметил мое нетерпение, подошел, положил руку мне на плечо. «Посмотрите на небо, — сказал он, — видите, как высоко взошло солнце и как далеки звезды, по сравнению с вечностью два часа — это мгновение».

Возможно, при других обстоятельствах слова лоцмана показались бы мне банальными, но они звучали мудро, и к успокоилась.

Мудрец был прав: пришел морской офицер с золотыми галунами на рукаве и доставил нас к другому офицеру, у которого была дочь, немного младше Миши.

Товарищи позаботились обо мне. Они доказали мне город, который мне понравился, повезли за город. Я с теплотой вспоминаю это первое общение с советскими гражданами на их родине. Товарищи привезли меня на станцию и сказали, что в Москве меня встретят и заберут мои чемоданы. Мне же надо будет сразу ехать в Прагу и затем в приграничную турбазу в горах.

Мы ехали поездом около девяти дней. В первый день Миша не отрывал глаз от окна, не хотел спать. Его тревожил громкий стук колес. Я легла рядом с ним на полку, и он заснул на руках, а я думала о том, как тяжка будет разлука с сыном. В поезде я наблюдала, с какой любовью русские относятся к детям. Все проявляли заботу о Мише, баловали его. Его желудок выдержал смесь соленых огурцов со сладостями, которыми его все время угощали. На верхней полке спал директор одной фабрики по переработке рыбы. Когда он простудился, пассажиры соседнего вагона решили, что Мишу надо уберечь от гриппа. Пассажир-красноармеец поменялся местами с больным. Во время этой поездки я подчас думала о моей первой поездке по этой же дороге на Дальний Восток. Сколько же событий произошло за эти годы!

В Москве меня никто не встречал. В поезде ехала одна немецкая коммунистка, муж которой работал в Сибири. Она дала мне адрес своей подруги из Гамбурга, которая жила с мужем в Сокольниках. После долгого и напрасного ожидания на вокзале я наняла извозчика, отправилась на авось по этому адресу и рассказала этой немецкой коммунистке какую-то вымышленную историю о себе. Не вдаваясь в расспросы, она взяла мои чемоданы. Товарищеская взаимопомощь — таков наш закон.

Через несколько дней я уехала в Чехословакию. Родителям Рольфа я сказала, что мы думаем переселиться в Советский Союз, поскольку о Германии не может быть и речи, а в Советском Союзе нужны архитекторы. Я также сказала, что хочу изучать русский язык и преподавать английский и что у меня есть договоренность на этот счет с одной школой.

В своих политических взглядах Рольф продвинулся столь далеко, что мы с ним серьезно обсуждали такую возможность. Наш план не очень понравился родителям Рольфа, однако, как всегда, они отнеслись к нам дружески и предупредительно. Моя мать также приехала в горное убежище, чтобы повидаться с нами. Я была очень рада этой встрече и в особенности возможности показать ей внука. Однако мать, жившая в то время еще в Германии, ничему уже не могла радоваться. Прощание с Мишей было очень тяжким. Ведь я даже не знала, когда снова увижу его. Миша, казалось, чувствовал, что расстается надолго со мной. Он жалобно плакал, повторяя: «Мамочка, останься, прошу, прошу тебя остаться».

Когда я вернулась в Москву, на вокзале меня встречал один товарищ. Он привез меня в гостиницу «Новомосковская», что у Москвы-реки на набережной. Мои чемоданы из Сокольников тоже были перевезены в гостиницу.

Немецкие рабочие из Гамбурга стали моими друзьями. Жену одного из них звали Лиза. Когда Советскому Союзу потребовались квалифицированные рабочие и специалисты, супруги, следуя своим убеждениям, приехали в Москву. Насколько я помню, эти немцы работали на меховой фабрике. Они жили в старом районе напротив парка Сокольники. Деревянные домики имели обветшалый вид, дороги не были замощены. Когда шел дождь или таял снег, вокруг стояли лужи, но в самом доме было уютно.