Любовница - Джилл Чайлдс

От разочарования мой голос звучал сердито. Он же любит театр. Я точно знала. Сам говорил, что до женитьбы постоянно ходил и на премьеры, и просто так. Но с появлением Анны театр стал жертвой на алтаре отцовского долга.

Он осторожно снял мои руки с плеч.

– Все сложно. Извини. Сейчас не могу.

– Но почему?

Я уже все придумала. Даже выбрала пьесу, которая наверняка ему понравится. Так мы могли бы заранее отпраздновать День святого Валентина, поскольку настоящий День святого Валентина он конечно же проведет с женой.

Ральф даже не пытался выглядеть виноватым.

– Слушай, давай поговорим об этом в другой раз.

Он повернулся и взялся за ручку двери.

Я решительно загородила ему дверь:

– Не делай так.

– Как?

– Не уходи вот так. Ты отмахиваешься от меня, будто мои чувства ничего не значат, и мчишься к своей… Я не смогла заставить себя произнести ее имя. Да в этом и не было необходимости. Мы оба знали, о ком идет речь.

Его лицо стало раздраженным.

– Не сейчас, Лора, ладно? Я устал. Давай в другой раз.

В другой раз? – Что-то вспыхнуло во мне – наверное, растущий страх, что я теряю его и не знаю, как это остановить. – Ответь мне сейчас! – почти рявкнула я. – Прямо сейчас, пока ты никуда не ушел. Почему мы не можем пойти на спектакль?

– Ты отлично знаешь почему, – проговорил он, отчеканивая каждое слово. – Потому что нас могут увидеть вместе. И вообще, с деньгами туго. Я не могу сейчас позволить себе билеты в театр, ясно? Теперь я могу уйти?

Он оттолкнул меня в сторону и, прежде чем я успела сказать что-то, выскочил на площадку.

Затем я стояла у окна и смотрела, как он шагает к своей машине. У меня дрожали руки. Что же я наделала? Я все испортила. Рискнула всем. И все из-за того, что так и не научилась быть тихой и терпеливой.

Вскоре я уже сидела на краю кровати с телефоном в руке и писала сообщение с извинениями:

Прости меня! Мне правда жаль, что так произошло. Конечно, я все понимаю.

Тишина. Я ходила по квартире, убрала посуду после ужина и вымыла наши бокалы. Как я могла вести себя так глупо! Это все моя гордыня, и не более того. Хотела оторвать кусок побольше, вместо того чтобы беречь то, что у меня есть.

Загрузив посудомоечную машину, я снова потянулась к телефону.

Нет ответа. Наверное, он все еще едет домой.

Я отправила другое сообщение:

Напиши, когда будешь дома. Чтобы я знала, что с тобой все в порядке. Люблю тебя.

Нет ответа.

Ночь я провела без сна, рассматривая тени на потолке. Чего я на него набросилась? А если он по-настоящему разозлился? А вдруг я надоела ему? Какая же я глупая!

Он прав, на нем лежит огромная финансовая ответственность. Никогда раньше мне и в голову не приходило подумать об этом. Разумеется, все расходы оплачивает он. Хелен не работает. Еда, одежда, бензин, бесконечные счета, ребенок, наконец. Все это требует денег. Как можно быть такой бесчувственной эгоисткой?

На следующий день я изо всех сил пыталась сосредоточиться на работе, демонстрируя хорошее настроение, в беспокойной компании третьеклассников. В любую свободную минутку я спешила проверить сообщения. Но их не было. В обед я даже подумала, а не сходить ли в старшую школу на разведку. Может, получится перекинуться с ним парой слов наедине или хотя бы подарить ему ободряющую улыбку? Но времени на это не было.

Только под конец учебного дня пришло сообщение:

Люблю тебя тоже.

И я снова смогла дышать.

Глава 29

Была пятница. Я уже провела утреннее собрание класса, объяснила дроби, а потом мы занимались изготовлением длинной лодки викингов.

Я сидела в углу учительской с чашкой чая и читала, когда вошел Джеймс Дикон, молодой учитель физкультуры, и остановился прямо передо мной.

Сначала я специально не глядела на него. Он принадлежал к так называемым классным ребятам – молодым учителям, недавно получившим квалификацию. У них сложилась своя компания. Они окликали друг друга, используя глупые прозвища, устраивали какие-нибудь выходки, то есть вели себя как дети. По выходным они все вместе куда-нибудь выбирались, и благодаря их громким разговорам мы все были в курсе их похождений. Время от времени к ним присоединялась и Оливия.

– Лора?

Я отвела взгляд от страницы, надеясь, что не покраснела.

Дикон вежливо улыбнулся.

– Боюсь, я опять украл вашу почту. Извините.

– Ничего страшного.

Я протянула руку за конвертом, который он держал в руках. У конверта был слегка надорван угол: видимо, парень начал открывать его. В младшей школе только у него и у меня фамилии начинались на «Д», и Джейн, секретарь канцелярии младшей школы, не отличаясь аккуратностью, часто путала нашу почту, раскладывая по ячейкам.

– Надеюсь, письмо провалялось у меня не слишком долго. – Дикон ухмыльнулся и помахал пачкой конвертов. Не получается у меня следить за почтой, мне больше нравится проводить уроки.

Я кивнула, вскрыла конверт и вытащила письмо. Ничего особенного – реклама от фотокомпании, приглашавшая меня печатать у них все: гравюры, подставки под кружки, сами кружки. Я отрицательно покачала головой.

Вместе с рекламными листовками в конверте был образец общей школьной фотографии. Я никогда не заказывала фотографию индивидуально, но сигналы все же сохраняла как память о прошедших годах. И этот сохраню, несмотря на надпись «образец» наискосок. Возможно, я больше не буду работать здесь.

Я повертела снимок, чтобы поймать свет, и пробежалась взглядом рядам. Ага, вот и я. Стою вполоборота с краю, впереди меня Хилари, но не слишком закрывает. Мне понравилось выбранное мною платье, особенно его лестный вырез смотрится очень удачно. Но вид у меня усталый. Опущенные плечи, напряженное лицо… Интересно, есть ли у полиции копия этой фотографии? Я слышала, там работают специалисты, которые по внешнему виду могут определить чувство вины.

Мой взгляд скользнул по сидящим на траве малышам. Некоторые улыбались, некоторые выглядели застенчиво, один или двое корчили рожицы.

Саре Бальдини это не понравится. Вот она, в накрахмаленной блузке и юбке до колен, с безупречным макияжем. Сидит в центре, как королева, окруженная подданными.

Я поднесла фотографию ближе к свету, чтобы получше рассмотреть других учителей. Затем мой взгляд скользнул по зданию старшей школы на заднем плане.

Моя рука задрожала. Я едва могла дышать. Поднеся фотографию поближе к глазам, я пристально вглядывалась в нее, чувствуя, как сильно, до боли, бьется в груди сердце. Я изо всех сил вглядывалась