Москит - Рома Тирн

— Этому по крайней мере хватило ума проглотить яд, — многозначительно произнес Джерард. — Твое счастье, если Главный ничего не узнает. Впрочем, — добавил он, не дождавшись от Викрама ни слова, — операция прошла успешно, хотя ты чуть не погиб. Наверное, теперь считаешь себя бессмертным?

Джерард насмешливо хмыкнул и потянулся к радио. Викрам угрюмо наблюдал за суматошными движениями своего наставника. От запаха миндаля горчило во рту. Новости передавали только на сингальском и только о террористической акции в аэропорту. Взлетно-посадочная полоса полностью разрушена. Заправка невозможна, ни один самолет не приземлится в Коломбо и не покинет страну. Оставшихся на острове иностранцев эвакуируют с военного аэродрома на Мальдивы, где им придется ждать подходящих чартеров. Джерард продолжал посмеиваться, прыгая со станции на станцию.

— Каково, а? Я продумываю, ты претворяешь мои планы в жизнь. Мы с тобой отличная команда.

Викрам крутил ручку своего радиоприемника. Джерарда он игнорировал.

«Целая серия взрывов прогремела в международном аэропорту Катунаяке в Шри-Ланке. Семь самолетов сгорели. Страна отрезана от внешнего мира. Министерство иностранных дел Великобритании советует воздержаться от путешествий в данный регион. Ответственность за террористический акт взяли на себя тамильские сепаратисты. Правительство Шри-Ланки объявило чрезвычайное положение».

— Значит, Главный выступил с заявлением, — медленно проговорил Джерард. Его энтузиазм испарился, он напрягся, стиснул руль. — Мог бы и мне сообщить, — пробормотал хмуро. — Кто сделал запись? Кто доставил? Кто-нибудь из ублюдочных тамильских неучей!

— И что теперь? — спросил Викрам.

— Едем дальше на юг, — отрезал Джерард.

— Есть задание. Никто не сделает, кроме тебя. И кстати, Викрам… Оружие тебе не понадобится. Пока. На время надо затаиться. Я уже предупредил Главного, что ты работаешь на меня. Использовать тебя в обычных вылазках — слишком большая роскошь.

Они подъезжали к лагерю.

— Поспи немного, — сказал Джерард.

— Потом. Возьму вещи Гопала.

— Что? Да их наверняка растащили. Ты и впрямь надеялся, что кто-то останется в живых? Считай, тебе крупно повезло. Помни, с этого момента ты подчиняешься мне, — добавил Джерард после паузы. — Ложись. Через пару часов я тебя разбужу.

И он заглушил мотор.

8

Она ждала Тео на гребне холма, в том самом красном платье, что впервые надела в свой семнадцатый день рождения. Маленькая и хрупкая. С распущенными волосами. Тео сразу понял, что она плакала, — значит, слышала новости по радио. Слышала о взрывах и не знала, спасся ли он. Но он вернулся. Пусть даже их разлука кажется бесконечной, он вернулся, и усталость, тревоги за нее, пережитый кошмар — все исчезло за те минуты, пока он спешил ей навстречу. Впереди уже был виден дом, золотистый в предвечернем солнце, и каменные львы, и блекло-голубые ворота, и водопад бугенвиллей на стене сада. Все в точности как в день отъезда Тео. Беспросветно долгие недели в Лондоне, шумная премьера, похвалы в прессе — ничто теперь не имело значения. Вот и море, вечное, невыразимо прекрасное, и день словно застыл в одном этом мгновении. До рези в сердце родной пейзаж и заплаканные черные глаза, совсем близко.

Напрасны были тревоги.

— Вот я и дома! — с нежностью произнес Тео и тихо рассмеялся, подумав, как же подходят друг другу Нулани и этот пейзаж — прекрасные, неизменные. — Я говорил тебе, что вернусь, правда? — Он взял ее ладони. — Так почему ты плачешь? Завтра же, — Тео улыбнулся, — завтра же мы пойдем к твоей маме и поговорим с ней.

Нулани разрыдалась, прежде чем он успел сказать еще что-то. Тео позволил ей выплакаться, молча слушал, как изливается со слезами отчаяние ребенка, которого война лишила семьи. Проводя рукой по волосам, думал о том, сколько она уже потеряла за свою недолгую жизнь и сколько еще, возможно, потеряет; сколько страданий выпало на ее долю и сколько неизгладимых отметин осталось на сердце. А Нулани все плакала, она не знала, как рассказать про боль, ожидание и ужас последних недель, про страх, что он не вернется, как рассказать, что мама этим утром умерла?

Позже Тео смотрел на ее лицо, серебристо-бледное в свете луны. Она плохо спала все последние недели, но сейчас уснула. В заоконной тьме, шелестя шелком, шептало море, и ночь возвращалась к нему вспышками жара, прикосновений и шепота. Прикасаясь губами к ее плечу, гладкому, как прибрежная галька, он ощущал запах моря. Так близко; она никогда не была так близко. Собственные ладони казались ему слишком грубыми и шершавыми, когда он гладил ямочку на ее горле, притрагивался к мочке уха, уголку губ. Она ответила на его поцелуй. Притянула его голову к себе и поцеловала в губы. Он не шевелился, пока она касалась его, безмолвно смотрел, как она сбрасывает покров детства. Обнаженные, они лежали на залитой лунным светом кровати, и он целовал ее грудь и все, что до сих пор принадлежало ее девичьему одиночеству. Он ждал, он был терпелив, и лишь почувствовав, что тугой узел внутри нее чуть ослаб, вошел в нее, двигаясь трепетно, словно птица, погружающаяся во тьму леса. Все глубже и глубже, и, затронув самые сокровенные ее уголки, не в силах сдерживать желание, растворился в ней. Свет почти померк, и тьма укрыла их, и даже шорох моря словно отдалился. Она улыбалась в темноте и смотрела на него, и эта улыбка, прекрасная и печальная, сказала ему, что теперь он всегда будет видеть себя только ее глазами.

Потом они уснули. И все горькие, страшные события дня, взрывы в аэропорту, часы у кровати больной матери, тоска по брату — все уснуло вместе с ними. В покое, под рокот моря ночь незаметно шла на убыль. Проснувшись, Тео уловил в воздухе зеленую свежесть недавнего дождя. Улыбаясь в темноте, подумал, что из таких мгновений и соткан рай. Казалось, он целую вечность странствовал, сквозь время и многие жизни. Снова вспомнились бесцельные лондонские недели, премьера фильма, ненужные знакомства. Никогда он больше не оставит ее одну. После похорон матери они уедут в Коломбо и поженятся. Суджи уже одобрил. Рохан с Джулией обрадуются. Он позвонит им утром. Ночью он забыл об остальном мире. Эта ночь была только ее. И его. Днем будет время для остального.

Луна исчезла за облаком. Он ощутил сухость во рту. Долгие перелеты всегда вызывают обезвоживание. Однако разбудила его не жажда, а какой-то шорох в саду. Он прислушался. Скрипнула калитка? Тихо, моря почти не слышно. Но ведь что-то его разбудило? Тревога медленно разворачивала внутри змеиные кольца. Если бы кто-то проник в сад, вспыхнули бы лампочки над воротами. Показалось. Тео все-таки решил выйти на веранду, посмотреть, что и как, и напиться. Ночной бриз шевелил листву, Тео расслабился, но тут увидел желтое пятно — на дороге тускло и неподвижно светили автомобильные фары. Должно быть, Суджи тоже заметил — он стоял у окна.

— Это ее дядя, сэр, — прошептал Суджи.

В руках у Суджи был лом. Как долго он стоит здесь?

— Пока вы спали, этот человек два раза приезжал. Думаю, он ее ищет. Надо ее спрятать, и поскорей. Очень, очень плохо, сэр, что ее дядя здесь появился.

— Ты давно не спишь?

— Почти всю ночь. Я боялся, что они станут искать ее. Ей надо было вечером вернуться домой, сэр. Вы спрятали деньги в тайник?

— Да, не волнуйся. Вряд ли он сюда за деньгами пришел. Прости за беспокойство, Суджи. Иди-ка в постель. Я поговорю с ним.

— Нет, сэр, — резко сказал Суджи. — Вы не понимаете. Раз он здесь, то ничего хорошего не жди. Он не должен ее здесь найти. А еще лучше, если он никого не найдет.

На взгляд Суджи, Тео слишком долго жил по другим правилам. Он разучился видеть очевидное, и даже события последних месяцев не заставили его поумнеть. Он давно уже не различал грани между тем, что видел, и тем, что хотел увидеть. Суть вещей ускользала от него. И он не послушал Суджи.

— Я выйду и поговорю, — повторил Тео. — Я хочу жениться на Нулани, он может не тревожиться на этот счет. Так ему и скажу. И он успокоится, не сомневайся.

Мольбы и заклинания Суджи были тщетны. Вооруженный лишь надеждой, Тео отправился на встречу с дядей Нулани.

Тот был не один, Суджи это знал. Он различил голос Тео и родственника Нулани, потом еще один, незнакомый. Видеть он их не мог, но раздраженные голоса слышал прекрасно. А потом раздался звук. Какая-то часть его сознания знала, что с таким звуком ломается кость от удара. Затем низкий протяжный крик и выстрел, и еще выстрел, и резкий вой мотора, быстро затихший вдали. Суджи будто пригвоздили к месту, его трясло, подкатила тошнота, сознание окаменело от ужаса. Он слышал голос, кто-то стонал совсем рядом, и лишь через долгий-долгий миг он понял, что это плач его сердца.

Суджи склонился над девушкой. Она спала, окутанная темнотой, не ведая о том, что случилось. Не ведая, что она снова одна и в опасности, что эта ночь убила ее мечты. Суджи приподнял ее за плечи и потряс, пытаясь разбудить. Три потери за такую короткую жизнь, думал он и шептал — тревожно, сумбурно. Тоскливый, бесконечно одинокий гудок поезда прорезал тишину. Суджи видел, что девочка еще не стряхнула с себя сон и смысл его слов ускользает от нее. Он видел, что ее расслабленное тело еще отключено от сознания и она не готова ощутить отсутствие Тео. А может, никогда и не будет готова, с острой жалостью подумал Суджи. Он видел, как с каждым его словом она просыпается, как слова проникают в ее сознание, пока она не поняла с дикой отчетливостью, что больше не услышит голоса Тео Самарадживы.