Будь моим хранителем (СИ) - Кураева Анастасия

Егор засомневался и спросил, действительно ли у них есть такие ресурсы.

— Мой отец генерал-майор Центра специального назначения ФСБ России.

— Пууууууфххх…. — Егор шумно выдохнул воздух и схватился руками за голову.

— Что? Что это значит? Это очень круто?

— Маша, это очень круто! — Егор качал головой, не веря в услышанное.

— По совместительству отец является также одним из членов Святой Сотни…

21

Глава двадцать первая.

Вскоре мы свернули с оживленной магистрали и теперь двигались по грунтовой дороге вдоль пустого черного поля. Машина то и дело подскакивала на ухабах и виляла, объезжая глубокие ямы.

Максим предупредил Егора, что в связи с грядущими событиями, в Сомнологическом Центре будет небезопасно. Готовится вооруженный захват и, к сожалению, без жертв обойтись не получится. Поэтому в ближайшее время его маме лучше не появляться на работе, пока все не утрясется. А еще лучше было бы ей уехать куда подальше.

Егор тут же набрал номер мамы и настоял, чтоб она взяла отпуск и уехала в Питер. Нужно отдать ей должное, мама не задавала лишних вопросов, лишь попросила Егора быть осторожным.

— Мама давно говорила мне, что в Центре что-то назревает. Многие недовольны политикой Елены, но открыто никто не выступал против нее. Что будет с остальными, так сказать, «мирными жителями»?

Максим уверил, что они предупредили тех, кого могли, рискуя тем самым, конечно, выдать свои планы.

— Всех спасти невозможно. Это война. А на войне без жертв не обходится…

У меня похолодело все внутри. Егор сжал челюсти и промолчал. Мама прошептала «Господи» и перекрестилась. Максим говорил все это уверенным спокойным тоном, будто передо мной сидел не студент первого курса Института Физической культуры, а прожженный вояка, прошедший Вьетнам и Афганистан.

Перед моими глазами мелькали кадры военных действий, которые я когда-либо видела в кино или на фотографиях. Фантазия рисовала жутчайшие картины, стало действительно страшно.

— А что же дальше?

Этот вопрос вдруг сам вылетел из моего рта. Но это был наверное самый главный вопрос.

— Что дальше? Захватите вы этот Центр, скрутите Соколовскую… И что дальше?

Максим, ничуть не смутившись, ответил:

— У власти станут наши люди. Только мирные цели на благо людей. Никаких экспериментов, никаких обязательных браков с нареченными парами. Только добровольное продолжение рода Хранителей.

На мое возражение, что таким образом вскоре Дар совсем иссякнет из крови людей, Максим лишь ответил: «Значит, так тому и быть…»

Егор удовлетворительно кивнул. Иногда мне казалось, что вопрос о добровольном выборе спутника жизни волновал его больше всего в этой истории. Я же жутко злилась. Все это было неправильно и пока я не понимала, что именно.

Впереди показалось небольшое селение. Машина плавно заехала в деревню и продолжала движение вдоль узких улиц. Небольшие дома с деревянными ставнями и резными крылечками, выглядывали из-за низких заборов. Кое-где ближе к дороге, местные жители торговали остатками урожая уходящего года. Картошка, яблоки в больших железных ведрах и домашние закрутки, типа компотов и варенья. Все это богатство стояло на больших деревянных помостах прямо около дороги.

Мы остановились на окраине деревни около последнего дома. Длинный забор, выкрашенный в зеленый цвет, скрывал от нас дом, стоявший в глубине сада. На заборе помимо таблички с указанием улицы и дома, висела табличка по-меньше. Она гласила: «Ветеринар». Я удивилась. Мама тоже перехватила мой нахмуренный взгляд и пожала плечами.

Мы вышли из машины. Здесь пахло совсем по-осеннему: сыростью; пожелтевшими листьями; подгнившими яблоками, упавшими в траву; и еле уловимым дымком, какой бывает, когда топишь самовар.

— Ну, чего вы стоите? Проходите.

Макс отпер калитку и пропустил мою маму и Егора вперед. Мне же перегородил дорогу.

— Пока тебя не захлестнул вихрь семейного воссоединения, я бы хотел поговорить.

По большей части сейчас я думала не о скорой встрече с отцом, а о предстоящем штурме, о невинных людях, которые могут пострадать. Я как-то грустно проводила взглядом удаляющиеся спины моей мамы и Егора. Потом посмотрела на Максима. Этот разговор давно назревал. Теперь уже от него никуда не деться. Макс заговорил тихим спокойным голосом, иногда отводя глаза в сторону, в особенности в самые неловкие для него моменты.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я хотел, чтобы ты знала. По началу, просьбу твоего отца: присматривать за тобой, я воспринял без особого энтузиазма. Сама понимаешь, возраст — четырнадцать лет. Я хотел гонять во дворе мяч с пацанами, а не провожать тебя ежедневно со школы домой или на какой-то очередной кружок.

Он виновато посмотрел мне в глаза, потом продолжил:

— Потом ты стала мне действительно интересна. Я стал интересоваться твой жизнью уже не просто для работы, а потому что мне хотелось знать о тебе больше…

Я молчала, слушая его монолог и поражаясь про себя, как я не замечала ежедневного хвоста за собой, учитывая еще то, что Макс мне всегда нравился. Ведь когда тебе кто-то нравится, ты на автомате всегда находишь предмет своей любви в толпе. А я ни разу не заметила за собой слежки.

Потом он вспомнил последний звонок и наши первые уединенные беседы. И огромное чувство облегчения, когда я согласилась с ним встречаться. Но всегда оставалось одно «Но». Тайна, которую приходилось скрывать неизвестное количество времени. И чем дальше отношения становились серьезнее, тем сильнее Макс хотел, чтобы я вообще никогда ничего не узнала.

— Я очень жалею, что ты узнала все таким образом. Так не хотелось впутывать тебя во все это. Если бы не это похищение, все могло бы быть совсем по-другому. Провернули бы это дельце с Соколовской и жили бы как раньше…

— Дельце? Вооруженный захват ты называешь дельцем?! — я вспыхнула как спичка. Казалось, я только и ждала этой красной тряпки, чтобы ринуться в бой. Максим хотел было оправдаться, но я не дала: — И как ты вообще это все себе представлял? Была бы твоя воля, ты бы вообще мне никогда не признался? Серьезно? Строить отношения на лжи? И где ты был последние недели? Следил за мной?

Я уже знала, что Максим видел нас тогда с Егором около подъезда. Но какое это имело значение сейчас.

Я скрестила руки на груди и сердито следила за Максом. Максим же молчал, ожидая наверное, что я еще что-то скажу. Я посмотрела в открытую калитку:

— Нас уже заждались…

И резко развернувшись на пятках, я уверенно направилась в сторону дома. Тропинка вела прямо к его крыльцу. Справа была небольшая лужайка, два плодовых дерева и висящий между ними гамак. В траве валялись полусгнившие яблоки. Цветы росли там, где им заблагорассудится, видимо за этим тут никто не следил.

Подойдя ближе к дому, я увидела маму, которая обнимала мужчину. Сердце бешено застучало. Я сразу узнала отца. Мы были очень похожи. Светлые волосы пшеничного оттенка и веснушки по всему лицу, рукам и шее. Папа был очень загорелый и выглядел достаточно молодо, лишь около глаз залегли морщинки, которые появляются, когда человек улыбается. Я посчитала это добрым знаком.

Застыв в нерешительности буквально в двух шагах от моих родителей, я обняла себя руками. От волнения меня стала бить мелкая дрожь. Но тут мама немного отстранилась от отца и заметила меня. Она протянула ко мне ладонь, захватывая в кольцо родительских рук. Папа тоже обернулся и, улыбнувшись сгреб меня в охапку, словно я была маленьким одуванчиком. Я и чувствовала себя крохотным беззащитным цветком, стоявшим одиноко в огромном поле и сгибающимся под натиском даже самого легкого дуновения ветра.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Папа сжимал нас так крепко, что я боялась услышать треск своих ребер. Он повторял снова и снова:

— Как же я долго этого ждал… Девочки мои…

Мы стояли втроем одной неподвижной кучкой и вздрагивали от беззвучного плача. Я сильнее прижалась к своим родителям, не веря во все происходящее. Чувствовала сильные руки отца, которые ни на секунду не ослабляли своего захвата. Слышала, как плакала мама и как тяжело стучало мое сердце, разрываясь от печали.