Безумный поклонник Бодлера - Мария Спасская

Покончив с предсмертным письмом, Бодлер отложил перо и неожиданно для всех ударил себя в грудь перочинным ножиком. От резкого толчка опрокинулся стул, и самоубийца с грохотом упал на пол. В зале послышались возгласы удивления и визг танцующих на сцене девиц. Перепуганная Жанна кинулась к хозяину кабачка.

– Зовите врача, олухи! Он умирает! – истошно кричала она, вбегая на кухню.

Доктор не заставил себя долго ждать. Стуча башмаками, он торопливо вошел в зал кабаре, раскрыл чемоданчик и склонился над пострадавшим, осматривая рану. Порез оказался неглубоким, и Шарль, пришедший в себя, испуганно наблюдал, как эскулап обрабатывает небольшую ссадину, оставшуюся от тупого короткого лезвия. Закончив процедуры, доктор сложил инструменты в чемоданчик и рекомендовал больному полный покой, после чего Шарля перенесли в отель. И вот тогда Бодлер начал писать матери письма, полные тоски и угроз, что, если она не придет к нему поговорить, он повторит попытку самоубийства. Все разговоры Шарля касались исключительно денег, поэтому Каролина избегала подобных встреч. Но, пересилив себя, мать бросилась к постели раненого сына. Поднявшись по мраморной лестнице отеля «Пимодан» под самую крышу, она толкнула дверь затянутой в перчатку рукой и переступила порог пугающей ее комнаты. Оглядев царивший там беспорядок, пыльный стол, заваленный книгами диван, Каролина пришла в ужас.

– О господи, Шарль! – вырвалось у нее. – Как ты живешь в этом кошмаре? Я немедленно пришлю людей, и тебя перевезут к нам, на Вандомскую площадь!

– Нет, мама, твой муж не захочет меня видеть, – слабо прошелестел бледными губами великий притворщик Бодлер.

– Жак не посмеет мне отказать! – заверила его перепуганная Каролина. – Тебе нужен хороший уход, а какой уход может предоставить твоя африканка?

Жанны не было дома, и она не могла достойно ответить обидчице. Когда мадемуазель Дюваль вернулась из театра, то нашла лишь свои вещи. Книг и одежды Бодлера в номере не было. Вопреки заверениям Антуана Аронделя, Шарль оставил ее, несмотря на браслет.

– Слушай, Вов, ты можешь отвезти меня в одно место? – быстро спросила я, отрываясь от монитора, на котором просматривала статьи о Бодлере.

– Пять минут, только с дверью закончу, – пробормотал Лев, орудуя какой-то железякой, должно быть, обнаруженной в подсобке.

– Вы знаете, Кира, – вдруг раздался женский шепот за моим плечом, и я вздрогнула от неожиданности, ибо за чередой своих мыслей и думать забыла о тете Наташе. – Я поняла, почему Володя пронес любовь к вам через многие годы. Вы удивительно красивая и тонко чувствующая девушка.

– С чего вы так решили? – оторопела я от столь неожиданного заявления.

– Вы любите хорошие стихи и не боитесь связать себя с мужчиной, у которого проблемный ребенок. А хотите, я вам покажу, что отложила для Киры?

Сказать, что не хочу, не повернулся язык. Я лишь смущенно улыбнулась и попросила:

– Может, чуть позже? Я хотела еще воспользоваться электронной почтой.

– Позже так позже. Как скажете. Работайте, не буду вам мешать.

Соседка Льва отошла в сторонку, и я отправила Ольге письмо с настоятельной просьбой связаться со мной по телефону Левченко, как только она освободится.

– Ну что, дверь готова, – объявил Володя. – Теть Наташ, принимайте работу.

– Надо же, как хорошо закрывается, – похвалила соседка. – Кира, а я ведь вас помню. Вы с Володей все время гуляли во дворе и собирали в его кепку шампиньоны.

Точно. Собирали. Низко опустив голову, мы бродили между деревьями по палисаднику и высматривали чуть приподнятые холмики земли, в которых белели шляпки шампиньонов. Их было очень интересно выкапывать специально отломанной для этого палочкой и класть прямо в Вовкину кепку. Грибы были все в земле, и белая подкладка кепки постепенно чернела. Добычу мы приносили бабушке Льва, и она говорила, что прямо сейчас пожарит нам грибочки на сливочном масле. Затем заглядывала в холодильник и охала – масло закончилось! Бабушка бежала в магазин и возвращалась с плотным пакетом, содержимое которого старательно от нас прятала. Но однажды мы все-таки увидели, что, помимо пачки масла, она приносит из магазина еще и лоток с покупными шампиньонами, которые нам и готовит. Ровненькими, беленькими и экологически чистыми. Не то что наши, собранные во дворе, где земля вряд ли пригодна для выращивания съедобных грибов. Я собиралась сказать Вовкиной бабушке, что врать нехорошо, но Лев попросил этого не делать. Он хотел, чтобы бабушка думала, будто мы ничего не знаем. Странные люди. Вроде бы обманывали друг друга, но при этом оба казались невероятно счастливыми.

– Кепка потом была вся грязная, но бабушка не ругалась, – улыбнулся Вовка, точно прочитав мои мысли.

– Кстати, как она? – встрепенулась бывшая соседка.

– Спасибо, хорошо. Я на той неделе звонил, у них все в порядке.

– А хочешь, Володь, позвони им с моего аппарата, – засуетилась женщина. – У меня безлимитный тариф, исходящие звонки бесплатные. И роуминг по всей России. Мне тоже интересно, как Кирочка поживает.

Левченко взял протянутый смартфон и набрал нужный номер.

– Ба, здравствуй, это я, – тепло проговорил он после непродолжительного молчания. – Я звоню с телефона тети Наташи. Заехал к ней на пару минут. Наталья Павловна передала Кирюшке целую сумку нарядов. Как там Кирочка? Да что ты? В реабилитационном центре так сказали? Хороший голос? В хоре поет? Конечно, хочу.

– Володь, ты включи громкую связь, – зашептала тетя Наташа, забирая аппарат у счастливо улыбающегося Володи и нажимая нужную клавишу. Из динамика смартфона полился хрустальный детский голосок, старательно выводящий:

– В юном месяце апреле, в старом парке тает снегИ веселые качели начинают свой разбег.Позабыто все на свете, сердце замерло в груди,Только небо, только ветер, только радость впереди!

Девочка пела, и внутри меня что-то обрывалось и падало. Песня закончилась, и Кира кокетливо спросила:

– Ну как, папуль?

– Потрясающе, Кирюшка! – искренне откликнулся Лев. И тут же тихо добавил: – Пока, малышка моя, я скоро к тебе вернусь с целой сумкой красивых платьишек от тети Наташи. Ты у меня самая любимая девочка. Помни об этом.

– Я помню, – тихо проговорила дочь Льва, поняв, что пришла пора прощаться. – И жду тебя. Очень-очень жду.

Тетя Наташа украдкой вытерла слезы, забрала умолкший аппарат и бодро проговорила:

– Как хорошо поет! Прямо талант! С Кирой что же, специально занимаются?

– Да, педагоги из реабилитационного центра для слабовидящих детей. Там работают удивительные люди, – скупо улыбнулся Вовка, и знакомые мне ямочки заиграли на его порозовевших щеках. – Денег из бюджета почти не выделяют, и они работают практически на голом энтузиазме.

– Я где-то читала, что таким деткам хорошо помогает общение с дельфинами, – подсказала соседка. – Кирочка с дельфинами не пробовала плавать?

– Ну что вы, теть Наташ, она даже на море никогда не была, – смутился Володя.

– Ну, ничего, еще побываете, – женщина обнадеживающе похлопала его по плечу и деловито спросила: – Чайку попьете? Я мигом вскипячу.

– Спасибо, нам нужно ехать, – оборвал знакомую приятель, глядя на мое озабоченное лицо.

Мы вышли из магазина и Лев, убирая пакет с детскими вещами в багажник машины, спросил:

– Куда теперь?

– На Красносельскую, – откликнулась я. – Я знаю, кто боготворит Бодлера.

Покинув Жанну, Шарль долго не продержался и в роскошных родительских апартаментах. В порыве раскаяния он снова поклялся исправиться, даже позволил записать себя в Национальную школу Хартий, где готовили архивистов. Однако жесткий устав, царивший в доме Опика, стеснял ему грудь, мешая дышать свободно, и Шарль, написав матушке прощальное письмо с просьбой не искать его, сбежал куда глаза глядят. Он поселился в меблированных комнатах и начал публиковать критические статьи в столичной прессе, встречаясь с самыми разными девицами. Но душою он все равно оставался с Жанной, рождающиеся под его пером статьи были пронизаны воспоминаниями о бывшей возлюбленной. «Есть люди, краснеющие, когда до них вдруг доходит, что их любимая глупа. Такие тщеславные, много о себе мнящие люди достойны питаться лишь непотребными колючками или общаться лишь с синими чулками. Глупость часто украшает привлекательную женщину. Именно она придает глазам мрачный отблеск темных омутов и маслянистую неподвижность тропических морей» [8] . Попутно Шарль готовил к выходу сборник стихов, хотя основные произведения главной книги его жизни еще не были закончены. Верный своим привычкам, Бодлер жил будущим. Стоило ему сложить несколько строк, как ему казалось, что стихотворение готово и доработать его – пара пустяков. На самом же деле работа над текстами велась кропотливая и долгая, день за днем отодвигая долгожданный триумф. Внезапно Шарль обнаружил, что у него есть духовный собрат. Однажды, прочитав рассказы Эдгара По, он был несказанно потрясен жестокостью сюжетов и отточенностью форм его новелл, а также дурной славой, которой был овеян их автор. Настоящий писатель и должен быть таким – больным, вызывающим недоумение у обывателей ну и, конечно же, пробуждающим отвращение своей бурной беспорядочной жизнью. Отныне Шарль каждое утро молился Богу, вместилищу всей сущей силы и справедливости, и трем своим заступникам – отцу Франсуа Бодлеру, няне Мариетте и Эдгару По. Как только Бодлер узнал, что в Париже проездом находится американец, который, по слухам, имел честь беседовать с его кумиром, он тут же отправился в гостиницу на бульвар Капуцинок, где остановился счастливчик, и потребовал свидания. Американец просил обождать, сказавшись занятым. Не дожидаясь, когда приезжий освободится, Шарль поднялся в номер и, не обращая внимания на башмачника, разложившего перед иностранцем кучу ботинок, Бодлер налетел на него с расспросами.