Роковой оберег Марины Цветаевой - Мария Спасская

Мария Спасская

Роковой оберег Марины Цветаевой

Владелец антикварного магазинчика месье Жандре нервничал. Вот уже битый час в зале прогуливалась девица, ничего не покупая и ни о чем не спрашивая. Девица была самая обычная, невысокая, полненькая, в очках, с прямыми пепельными волосами, расчесанными на прямой пробор и забранными назад в незамысловатую прическу, скрытую под неброской шляпкой. Такие девицы толпами расхаживали по Парижу, но мало кто из них заглядывал в пыльный полуподвал с потрепанными временем безделушками в самом конце улицы Бонапарта и уж тем более, никто не тратил свое драгоценное время, простаивая у витрин. «Должно быть, воровка», — мелькнуло в голове у месье Жандре, но антиквар тут же с негодованием отринул эту мысль. «Да нет, на воровку не похожа. Скорее, малышка просто застенчива». Раздираемый противоречиями владелец магазина не спускал глаз со странной посетительницы и как только заметил, что внимание ее привлекли карманные часы на цепочке с альманахом и репетиром, заметно оживился:

— Мадемуазель желает поближе посмотреть брегет Наполеона? — учтиво осведомился продавец.

Марина вздрогнула и жадно впилась глазами в лицо сухонького горбатого старика, удивительно похожего на колдуна из сказок Гофмана. Старик был так мал, что почти не возвышался над прилавком, и Марина не заметила его раньше. Воспитанная на немецком романтизме, девушка воспринимала мир сквозь призму удивительных историй о рыцарях и прекрасных дамах, которые мама — талантливая пианистка с немецкими корнями в родословной — частенько читала им с сестрой. Собеседник М. точно вышел из одной из сказочных историй и как будто прочел ее мысли. Брегет приковал внимание девушки с первого взгляда, и, хотя об этом ни слова не было сказано на сопроводительном ярлычке, Марина сердцем почувствовала, что это Его вещь! Вот уже больше года Бонапарт был страстью и болью Марининой жизни. Как то, роясь в библиотеке отца, пятнадцатилетняя дочь профессора Московского университета Ивана Цветаева натолкнулась на роман Ростана «Орленок», героем которого был французский император Наполеон I. В книге увлекательно говорилось о его единственном законном сыне, рожденном от австрийской эрцгерцогини Марии Луизы, которую Бонапарт никогда не любил. Невзлюбила толстую австриячку и Марина, страстно жалея кокетливую авантюристку Жозефину, до последних дней Наполеона державшую в своей маленькой ручке его отважное сердце. Однако любимая Жозефина не могла родить наследника французского престола, и император вынужден был с ней расстаться. История любви, убитой во имя долга, потрясла впечатлительную девушку до такой степени, что Марина отправилась в книжные магазины на Кузнецком мосту и скупила все имеющиеся портреты как самого Бонапарта, так и его сына Франсуа Жозефа Шарля, в трехлетнем возрасте навсегда разлученного с отцом. Юноша получил титул герцога Рейхштадтского и вошел в историю как Орленок, ибо орел был геральдическим символом Наполеона. Орленок умер от чахотки в двадцать два года, так и не успев стать орлом. Совсем недавно от этой же страшной болезни скончалась мать девушки, оставив Марину и трех других детей — родную Маринину сестру Анастасию и единокровных Леру и Андрюшу — на попечение профессора, и подобное совпадение особенно потрясло впечатлительную поэтессу. Этого слова Марина не любила. Цветаева предпочитала, чтобы о ней говорили — поэт, ибо, сколько себя помнила, все время сочиняла стихи и относилась к своему занятию очень серьезно. Настолько серьезно, что с энтузиазмом взялась за перевод ростановского «Орленка» и более полугода жила жизнью молодого герцога Рейхштадтского. Загоревшись идеей оформить свою комнату в отчем доме, расположенном в Трехпрудном переулке, в стиле ампир, неугомонная поклонница Наполеона объехала Москву в поисках обоев с «пчелками». Но, не найдя императорских «пчелок», удовлетворилась обоями темно красными, усыпанными золотыми звездами, и почти на каждую звезду приколола по портрету Бонапарта. А над письменным столом, за которым трудилась над стихами, Марина повесила овальный потрет герцога Рейхштадтского работы Лоренса. Подбирая рифмы, она любовалась на нежное личико мальчика лет девяти, задумчиво глядящего вдаль огромными темными глазами и словно видящего там, в будущем, свою печальную судьбу. Не успокоившись на достигнутом, Цветаева пошла дальше. Как то отец, заглянувший в комнату дочери, был потрясен кощунством — в киоте вместо иконы красовался портрет завоевателя корсиканца. Разгневанный профессор стал требовать вернуть икону на место, однако Марина, неистово сверкнув глазами, схватилась за подсвечник, как за оружие, с самым недвусмысленным намерением до последнего отстаивать свои святыни и ясно давая понять отцу, что он для нее не авторитет. Смущенный и расстроенный порывом М., Иван Владимирович закрыл за собой дверь, уважая право дочери на собственное мнение. И вот в окружении драгоценных реликвий Марина, запершись у себя в комнате, с утра до ночи переводила «Орленка». Вдохновенно работала она до тех пор, пока не узнала, что русский перевод уже существует. Мгновенно охладев к работе, Цветаева забросила Ростана, ведь его уже касались чьи то руки, шептали чьи то уста, подбирая слова и рифмы, а быть второй Марина не хотела. Тогда беспокойным духом шестнадцатилетней сумасбродки завладела новая мысль — проехаться по местам своего героя, посетить его могилу и посмотреть на великую Сарру Бернар в роли Орленка. Профессор Цветаев, занятый созданием музея изящных искусств, больше не вмешивался в жизнь дочери, и когда та выразила желание отправиться во Францию для учебы, только развел руками.

Прибыв в Париж, Марина принялась ходить по музеям, набираясь впечатлений о своем кумире, а вечерами отправлялась в театр на Ростана. Сжигаемая фанатичной любовью к Бонапарту, Марина пробиралась за кулисы и умоляла Сарру Бернар подписать открытки, на которых великая француженка была изображена в роли Орленка. Когда Марина наведалась за кулисы в третий раз, Сарра не выдержала напора бесцеремонной русской и, выхватив протянутую открытку, размашисто черкнула через все свое лицо «Это не я!», внизу поставив автограф. Эта спонтанная выходка отрезвила поклонницу, тем более что пожилая Бернар не так уж и походила на юного герцога Рейхштадтского, как его рисовала себе Марина. После обидного конфуза с театрами было покончено, но оставалось еще немало мест, где можно было найти Его следы. В Париже Марина решила поселиться на улице Наполеона, но, к ее огорчению, таковой здесь не оказалось. Зато нашлась улица Бонапарта, на которой и сняла квартиру юная Цветаева. Маленькая и узкая улочка вся, как будто специально, состояла из книжных магазинов и антикварных лавочек, по которым без устали прогуливалась шестнадцатилетняя почитательница героического корсиканца в надежде отыскать что-нибудь еще о своем божестве. Мариной было куплено немало вещей, напоминающих о Бонапарте, а в тот день ей попались новые сокровища: старый истрепанный календарь с Его изображением, пара фарфоровых чашек, одна с Наполеоном, другая — с Жозефиной, и вот теперь — Его брегет!

Девушка отвела завороженный взгляд от морщинистого лица гофмановского колдуна и недоверчиво спросила:

— Это точно Его часы?

— О да, мадемуазель! — широко улыбнулся маленький горбун, обнажив редкие зубы. От этой улыбки по спине у М. пробежал холодок — на мгновение старик напомнил ей Мышатого[1], серого, длиннорукого, лишенного шерсти, завладевшего в пятилетнем возрасте всеми ее помыслами и ставшего ужасом и любовью ее детства. Это он, Мышатый, или, как еще его называла Марина, Черт, обитавший в комнате Леры на застеленной кровати старшей сестры, передавал ей привет из детства и делал знак, что перед девушкой простирается горизонт бесконечных возможностей. Хозяин лавочки, заметив смятение посетительницы, сверкнул бесцветными глазами Мышатого и с воодушевлением продолжал: — Эти дорожные часы с альманахом и репетиром Наполеон заказал в мастерской Бреге за месяц до своего Египетского похода. Часы проделали с корсиканцем весь его героический путь, он верил, что именно они приносят ему удачу. Бонапарт не расставался с брегетом вплоть до тысяча семьсот девяносто восьмого года. Он потерял часы во время битвы у пирамид, и, хотите верьте, мадемуазель, хотите нет — судьба Бонапарта тотчас же переменилась. Я думаю, вы знаете, как он закончил свои дни.

— Да, знаю, — чуть слышно прошептала ошеломленная девушка. И, все еще не веря в удачу, выдохнула: — Откуда они у вас?

— Принес сын булочницы с улицы Ля Фер, — небрежно откликнулся антиквар. — Все знают, что отец этой уважаемой женщины во время Египетского похода служил при штабе императора и прошел бок о бок с Наполеоном весь его тернистый путь. Сын булочницы говорит, что дед нашел этот брегет в тот самый момент, когда пушечное ядро накрыло его самого и его боевых товарищей. Тяжелое ранение помешало младшему адъютанту вернуть утерянный брегет хозяину, хотя он и знал, чья это вещь. Ну, а потом у доблестного воина императорского войска больше уже не было такой возможности.