Последние каникулы - Лев Хахалин

— Я его… падло… сявка… пришью… по пальцам!..

— Слава богу, слава богу! — подбегая к песку и видя поднимающегося Кочеткова, лепетал Вадик. Он схватил, его за перемазанные раствором плечи: — Жив? Сядь, сядь! — удерживая его от какого–то стремительного движения, повторял Вадик, но тот, слепо крутя головой, все пытался рвануться куда–то. Отряд сбежался к куче песка, обступил их. Кочетков вскинул голову и улыбнулся. Вадик перевел дух.

— Удачно приземлился, — сказал Кочетков, похлопывая по песку. — Тута мягко. Чего встали? Работать! Работать, негры!

Ребята молчали. Как бы с трудом передвигая ноги, подошел бледный, с проступившими веснушками комиссар.

— Смени мне подсобника, — буркнул Юре Кочетков. — Нервный он очень.

— По пальцам бьет, сука! — сверху закричал Вовик. Одетый в Комиссарову тельняшку, он метался на стене второго этажа. — И не подходи, пришью!

— Нужен ты мне очень, — сказал Кочетков. — Шестерка. Меняй подсобника! — Он доставал папиросы, и Вадик заметил, что пальцы у него дрожат.

— Что было–то? — спросил комиссар ребят, оглядываясь.

— Я скажу, скажу. Не побоюсь! — Воаика трясло. — Он мне сразу говорил; «Будем в паре работать — нас не догонишь. Покажем класс!» А как не успеваю ему кирпичи подкладывать — по пальцам бьет, вроде случайно. Я говорю: «Не успеваю», — а он бьет! Доктор, посмотри! — Вовик сбежал вниз.

Вадик вдруг вспомнил, что еще вчера не успел спросить его про бинты на пальцах. Теперь он смотал грязные, неумело наложенные бинты, и все увидели синие, воспалившиеся фаланги.

— Ой! — вскрикнула Галя.

— Что же ты, гад, делаешь? — изумился комиссар, приседая на корточки и заглядывая Кочеткову в лицо.

— А ну вас! — плюнул Кочетков, вставая, — Он меня со второго этажа скинул — я претензий не предъявляю: бывает… Все! Цирк закончен.

— Пусть уходит! — сурово сказал Автандил. — Я с ним работать не буду. И точка! — Он швырнул на землю мастерок.

— Садист!.. — заорал Вадик, так и не отпуская распухших пальцев Вовика и сдерживаясь, чтобы не подуть на них. — Ты и убить можешь.

— Я — нет, — презрительно сказал Кочетков. — А этот вот интеллигент с «пером» ходит. — Он подмигнул Вовику.

Все посмотрели на Вовика, и он отступил было, но Вадик быстро перехватил его за кисть, цепко, как на занятиях, сжал ее.

— Отдай сам, — прохрипел багровый комиссар. Он подошел и стал ладонью похлопывать Вовика по пояснице, полез под тельняшку.

— На бедре, — подсказал Кочетков, выдувая дым через ноздри. — Галя, кыш отсюда. Мужика раздевать будут.

— Не надо! — сказал Автандил. — На бэдре? Тогда в кармане дырка, чтобы ручку схватить.

Все уставились на самодельную финку в руках комиссара: ничего пугающего в ее виде не было, жалкий кусок металла.

— На кого ж ты изготовился? — грустно спросил комиссар Вовика. — Сволочь ты, оказывается. А ну, снимай тельняшку. Хотел тебе подарить, а теперь снимай. — Вовик стянул тельняшку и неуверенно протянул комиссару. — Кидай ее в костер! — презрительно бросил комиссар и неторопливо, но с опущенными плечами пошел на сходни. За ним потянулись ребята.

— Юра, — отдышавшись, распорядился Вадик, — этого беру на перевязку, а Кочетков пусть лежит на жестком. Отлежится, я его посмотрю.

— Все в порядке, не возникай! Во, гляди! — Кочетков несколько раз присел, подпрыгнул. — А что если я на бережок? Спину погрею, отмоюсь. — Он брезгливо передернул грязными плечами. — Купаться можно, а, доктор?

— Чеши, чеши отсюда! — издали сказал Вовик уже прежним голосом.

— А то пошли на пару, скупнемся! — предложил ему Кочетков.

До обеда еще немного поработали, но настроения уже не было, посматривали на часы. А в лагере, пугая кухонную бригаду мрачностью, разбрелись по раскладушкам, молчали. Вадик, понурившись, сидел в медпункте, когда туда неслышно скользнула Оля, погладила чистыми прохладными ладонями по лицу. Тот обет молчания, который они не нарушали все прошедшие дождливые вечера, оставаясь вдвоем в этой комнатушке, отделенные только тонкой стенкой от ребят, не раздражал, не томил; можно было сесть рядом и, показывая друг другу слова в романе, «говорить» о чем угодно.

— А чего это вы там делаете? — спросила их из–за стенки Галя.

— Книжку читаем, — отозвалась Оля.

— Странно как–то, — сказала Галя. — Все странно. «Мы странно встретились и странно разойдемся…» — запела она. — Все это странно. И книжку вдвоем про себя читать странно. И погода эта странная. И сама я странная, интересная студентка. — Она помолчала. — Одна Олька даром времени не теряет, вот что странно еще. Доктор, я странная?

— Загадочная! — ответил Вадик, не удерживая улыбки.

— Вот спасибо! — будто бы обрадовалась Галя. — Оль, ты ревнуешь? Это будет не странно. Мы ж с доктором рядом, через стеночку спим. — Она стукнула по колыхнувшейся стенке. — Может быть, у нас с ним сны одинаковые.

— Балаболки! — внимательно все выслушав, определила Оля. — Пойдем, поешь! Вон Моня уже стучит.

— Когда заниматься–то начнешь?

— А это, доктор, не ваша забота, — отрезала Оля. А потом улыбнулась ему.

Кажется, никогда по–другому и не было — он сел, не выбирая, на первое же свободное место (и Моня чистыми руками подал ему миску с борщом), надкусил толстый ломоть хлеба и как уткнулся носом в миску, так и не поднимал головы, пока ложка не заскрежетала о донышко.

Во второй половине дня, как обычно, пришли степенные, молчаливые каменщики из совхоза, и все уработались до стонов.

А после ужина комиссар задержал отряд в столовой.

— Надо решить, что делать. Ведь ЧП у нас! — произнес он устало. — Чтобы не тянуть, предлагаю: отчислить Вовика, а Кочеткову объявить выговор.

— За что отчислять? — вскочил Автандил. — За то, что в Кочеткова раствор бросил?

— Как — раствор? — оторопел комиссар. — Не толкнул? Валя, ты мне что сказал? — привставая на цыпочки, спросил он. — Кочетков?

— Нет его, — отозвался Игорек. — Лежит он. Спина у него болит.

Вадик быстро пошел в избу. Только что, вернувшись в лагерь, он заглянул к дремавшему Кочеткову, осмотрел его, не реагируя на подначки, и решил про себя, что все обошлось…

Кочетков лежал, покуривая. Белая чистая майка красиво обтягивала его смуглый сильный торс, на выбритом лице были покой и свобода.

— Где болит? Покажи спину, — сбросил с него одеяло Вадик.

— Перестало. — Кочетков натянул одеяло на себя. — Все прошло. Но — болело! Вся спина болела.

— Что же ты, когда падал, не сгруппировался? — Вадик презрительно усмехнулся. — Десантник!

— Почему не сгруппировался? — лениво и высокомерно ответил Кочетков. — Мы себя сбережем. Но спина болит. — Он ухмыльнулся.

— Я, конечно, не невропатолог, — сказал Вадик. — И чтобы ошибки не было, отвезу тебя завтра в район, к специалисту.

Он подошел к двери, и Кочетков, словно выброшенный из постели пружиной, достал его в прыжке на пороге, притиснул к косяку.

— Слушай! — прошипел он. — Не волнуйся. Поболит–поболит и пройдет. Обещаю. Ну, Вадик!

— Дурочку валяешь. — Вадик освободился от его рук. — Так прыгнуть с больной спиной нельзя, Кочетков. Попался ты! — засмеялся он.

— Ты такой прием знаешь? — Схватив Вадика за поясной ремень, Кочетков резко присел, готовый кинуть его на пол. И Вадик неловко, левой рукой, ударил его в основание шеи, по нервному сплетению. Кочеткова отбросило.

— Откуда знаешь? — без обиды в голосе, искренне заинтересованный, спросил он.

— Добрые люди научили. Чтобы от подонков отбиваться, — с порога ответил Вадик. — … Дурочку валяет, не хочет сюда идти. Ручаюсь, здоров! — входя в тихую столовую, объявил он. — Его надо отчислить, ребята, а не Вовика.

— Сначала выговор объявляют, — неторопливо, раздумчиво напомнил порядок Игорек. — Можно, конечно, задним числом… Уже делали это. Но не советую. Что это все задним да задним числом! И чего суетиться! Осталось две недели! До того ли? Тактически неверно.

— Тактика — стратегия… — произнес комиссар, — А уважение у нас к себе есть? Ну, давайте помолчим… Обучил он нас этому. — И замолчал.

А отряд без команды разошелся.

Укутались в кожанку, дошли до своего места под обрывом, влезли в нишу; как уютно было на Олином плече! Он все время задремывал, но беспокоила его ее одышка, он спрашивал:

— Приступ? Дать капель?

— Нет, нет, — шептала она, теснее прижимаясь к нему. — Поспи! Мне домой захотелось. И яблок наших. Знаешь, какие у нас яблоки?! Крепкие, зеленые, с желтинкой, а вкусные!.. Я тут не утерпела, сорвала у дяди Саши… Не то. Ах, яблоки!..

До них доносились голоса бушующих в доме егеря гостей, потом над обрывом продавщица Вера хохотала и взвизгивала, отбиваясь, а мужик сопел, и только после того, как Вадик догадался шумно сбросить несколько кусков глины в воду, они ушли.