Мой Однолюб. В его сердце другая - Лина Коваль

себя. Если бы не его вранье. Я бы и не стала… Его поступки словно сорвали с меня маску, и мне стало все равно, какая я перед ним. Красивая и скромная, или наоборот.

Я вообще веду себя развязно. Закрытым внутри граням очень нравится дневной свет, поэтому они завладевают моим сознанием полностью.

Член у Соболева такой же, как и все части его тела. Большой и упругий, с выделяющимися под тонкой кожей венами. Забрав ствол в ладонь, сдвигаю её к основанию, а затем возвращаю обратно.

Проделывая это снова, робко поднимаю глаза на Ваню. Его грудная клетка с каждым вздохом больше становится, скулы чуть покраснели, волосы выглядят так, будто их хорошенько вспахали.

Мы занимаемся сексом. Это осознание страшит больше, чем все происходящее в реале.

Склонившись, Ваня целует меня и мягко толкает назад. Уперевшись локтями о поверхность кровати, подтягиваюсь подальше, к изголовью.

Соболев стягивает трусы, нагибается и захватывает из кармана брюк презерватив. Я зло смотрю, понимая, что он ходил с ним в ночной клуб.

Снова злюсь, но именно в тот момент, когда мы оказываемся голыми и красивое мужское тело нависает надо мной, вся моя решимость вместе с дерзостью улетучиваются.

— Ваня… М-м-м… Ваня…

— Ч-что? — хрипит он, тоже стараясь успокоиться.

— Я… обманула. Не было ничего…

Виновато прикусываю нижнюю губу и с нежностью смотрю на него.

— Блядь, — выплевывает.

— Разозлить тебя хотела.

— У тебя получилось, — кивает, разводя мои ноги шире.

— Ваня, — вскрикиваю. — Мне страшно…

Не сводя глаз со сжатых коленей, спрашивает:

— Хочешь остановиться?

— Нет, — округляю глаза в ужасе, но ноги не раздвигаю.

Соболев вздыхает тяжело. Робко наблюдаю, как он умело справляется с защитой и укладывается рядом.

Старательно целует в губы, а теплая ладонь с добрыми намерениями отправляется гулять по моему телу. Вскоре соски каменеют от движения горячего языка, мышцы живота расслабляются и под натиском умелой мужской руки, бедра гостеприимно раскрываются.

Мое сознание уплывает.

В голове туман с гуляющим по мозгам ветром. Там, внизу приятно, скользко и неприлично сыро. Соболев своими пальцами будто на качелях меня болтает, волнообразно наслаждение множится.

— Готова, Тай? — хрипит он.

— Сейчас лучше, да… — повернув голову, упираюсь лбом в бицепс.

Вес его тела, которое теперь придавливает сверху, ощущается горячим. Приставив головку к входу, Ваня мягко толкается бедрами. Я прислушиваюсь к себе, ожидая дискомфорта, о котором так часто говорили подружки.

Зажмуриваю глаза, но ничего ужасного не происходит. Сначала кажется, что внутрь вставили кол, но с каждым движением ощущения меняются и становится приятнее. Даже очень.

— Больно? — Ваня спрашивает.

— Нет, — удивленно отвечаю. — Нет…

— Это хорошо, — выдыхает он и… широко улыбается. — Я сам разволновался что-то…

Слежу за тем, как плавно соединяются наши тела.

— Ох, — закатываю глаза, выгибаясь, когда Ваня меняет угол проникновения. Член приятно скользит по стенкам. — Мне вот так… нравится.

— Значит, будем так, — произносит, повторяя последний толчок. А затем совершает еще один.

Внизу живота будто напряжение собирается. Ощущения сначала едва уловимые, эфемерные, хрупкие. Затем они становятся все гуще и основательнее. Ваня укладывает ладони мне на талию, сжимает её и смотрит. Большими пальцами поглаживает чуть выше пупка. Поднимает взгляд на меня, а я не выдерживаю и содрогаюсь всем телом. Так хорошо становится, что в ушах отчаянно звенит.

Спазмы во влагалище вызывают незамедлительную реакцию Соболева, и он замирает, часто дыша. Растирает лицо ладонями. Как только его бедра отцепляются от моих, мир встает на свои места, и мы непонимающе друг на друга смотрим, а затем оба снижаем взгляд.

— Крови нет, — говорит Соболев, тут же поднимаясь с кровати.

Стягивает презерватив.

— Это что, претензия? — спрашиваю, подцепляя колени к груди.

Молча наблюдаю за упругой задницей, удаляющейся из комнаты. В голове наконец-то выстраиваются в ряд мысли и слова, как это и, должно быть, у нормотипичного человека.

— Какие претензии, Тая? — возвращается Ваня в комнату. — Говорю как есть.

— То есть ты считаешь, я тебя обманула? — вскакиваю с кровати, забывая о наготе. — Если бы я была девственницей, то обязательно была бы кровь? А я обманщица?

Снова злюсь. Как и в прихожей.

— Я так не говорил. Но тебе и не больно было.

— Странно, правда? — едко выговариваю.

— Не знаю… У меня девственниц не было.

Схватив полотенце из шкафа, оборачиваю обнаженное тело. Не понимаю, откуда берется это желание оправдываться?

Зависаю, наблюдая, как мой первый мужчина застегивает ширинку и натягивает рубашку на плечи. Стыдливо прикрываю глаза, понимая, в каком виде Соболев уйдет из моей квартиры.

Боже.

Я ненормальная нимфоманка. И я все еще его хочу. Особенно такого, полураздетого.

— То есть я вру?

— Успокойся, — произносит он, рассовывая по карманам выпавшие на пол сигареты, ключи и телефон.

Мазнув взглядом по полотенцу, Ваня отправляется в прихожую. Иду за ним, все больше и больше себя накручивая.

— Пошел ты, — кидаю в спину, пока он обувается.

Ваня резко разворачивается и, разместив ладонь на шее сзади, привлекает меня к себе. Пальцами сдавливаю порванную рубашку, пока он крепко целует меня в губы.

— Я позвоню, — сообщает, открывая дверь.

Как же этот Соболев бесит!.. Самоуверенный десантник.

— Пока, Тая.

— Пошел ты, — со злостью выкрикиваю в подъезд, таким образом прощаясь.

Глава 26. Тая

— Таисия, здравствуй! Как твои дела?

— Здравствуйте, Яна Альбертовна! Норм… нормально дела.

Прикрывая динамик телефона, отключаю воду в душевой и быстро бегу в комнату. Даже не вытираясь.

— Ты совсем пропала. В гости не заезжаешь, не звонишь.

— Я… — пытаюсь разобрать кашу в голове.

— Ты что там… плачешь, что ли?

— Я… да, — всхлипываю, уже не скрываясь.

Заслонив глаза рукой, хочу сдержать поток воды. Жаль, что у меня, как на душевой лейке, нет выключателя.

— Что случилось, Тая? Все живы?

— Да… Мы… с Ваней не встречаемся больше. Или вообще не встречались. Не знаю. Простите меня.

— Но… как?

— Простите меня, — шмыгаю носом. — Я вас так подвела… Не смогла.

— Тая, соберись, пожалуйста, и успокойся. Такую сырость развела, — голос Соболевой смягчается и будто теплым становится. — Что значит ты меня подвела? Встречаетесь, не встречаетесь — это ваше дело. Я ведь тебе звоню не только поэтому.

— Правда? — с надеждой спрашиваю.

— Конечно, правда. Давай собирайся и приезжай ко мне на обед, мы с тобой обо всем поговорим.

Положив трубку, бегу собираться. Быстро натягиваю джинсы и розовую толстовку. Волосы закалываю наверх, на губы наношу прозрачный блеск. Вызвав такси, завязываю шнурки на белых кроссовках.

На улице злюсь, что не посмотрела в окно, потому что моя обувь превращается в грязевое облако, а одежда сырой. Зонт я, естественно, забыла.

Добравшись до администрации,