Сто лет одного мифа - Евгений Натанович Рудницкий

с публикацией книги Циглера Адольф Гитлер: изложение пережитого (Adolf Hitler – aus dem Erleben dargestellt). Поскольку она оказалась фактически под запретом, с ее содержанием можно было ознакомиться только в доме у Винифред, где устраивались читки отдельных глав. Тут уже Виланд не выдержал и послал Циглеру раздраженное письмо, поставив вопрос ребром: «…непонятно, почему Вы считаете для себя приемлемым снова поднимать в обществе тему Адольфа Гитлера и Ванфрида. Начиная с 1945 года как фестивальное руководство, так и городские власти Байройта пытаются заставить всех забыть об этой смертельно опасной теме. После Аушвица вопрос о Гитлере не обсуждается. Вы сослужили скверную службу моей матери, Байройтским фестивалям и городу Байройту».

* * *

В январе 1955 года семья Вольфганга переехала в новый особняк, выстроенный на Зеленом холме за фестивальным театром. Впоследствии Готфрид вспоминал: «Наше новое жилье превратилось во вместительный придаток Дома торжественных представлений. Отец ничего не хотел знать, кроме культа Вагнера и вагнеровского наследства. Он огородил участок вокруг дома высокой каменной стеной, деревянным забором и кустами, через которые можно было что-либо увидеть только из окон второго этажа. Поскольку теперь Дом торжественных представлений уже не был виден летом из сада, я иногда чувствовал себя так, словно нахожусь в тюрьме. Я лишился большого парка виллы Ванфрид, прилежащих к нему городских улиц и запретных игр с „детьми Виланда“». К тому времени антагонизм «Фазольта и Фафнера» достиг кульминации, и линия разграничения пролегла не только между семьями враждовавших братьев, но и между сотрудниками Дома торжественных представлений, где, по словам Готфрида, «образовались две соперничающие группы, которые действовали друг против друга и постоянно интриговали». Что касается детей Виланда и Вольфганга, то если им до того запрещали играть вместе во дворе Ванфрида, теперь им нельзя было сидеть на спектаклях друг возле друга в семейной ложе – Готфрид и его сестра Ева «должны были сидеть слева в первом ряду зрительного зала». Членов двух семей больше нельзя было увидеть вместе и на фотографиях.

Это разделение строго соблюдалось и во время гастролей в Барселоне, где были представлены две самые популярные в то время байройтские постановки Виланда – Парсифаль и Валькирия. Поездка состоялась в апреле 1955 года, когда после прохладной и дождливой Франконии Готфрид оказался в солнечной цветущей Каталонии, поэтому она произвела на мальчика незабываемое впечатление. Ему также запомнился восторг, с которым там встречали его бабушку: «Бабушка Винифред при каждом удобном случае напоминала, „как же замечательно эти испанцы помогли нам, немцам, бороться с большевиками“. Она с восторгом рассказывала о Гитлере, превозносила его испанского соратника каудильо Франсиско Франко и предавалась воспоминаниям о „прекрасных временах“ нацистской диктатуры. Хозяева от всего сердца аплодировали ей, мой отец молчал, а я ликовал вместе со всеми: „Франко-Гитлер! Франко-Гитлер“. Я не знал, что это значит». Кое о чем он начал догадываться после того, как познакомился с демонстрируемой в кинотеатрах перед началом сеансов еженедельной кинохроникой и стал просматривать газеты, журналы и таблоиды, которые читали родители: «Во время одного из школьных походов в кино нам показали пропагандистские материалы нацистской Германии, съемки съездов НСДАП в Нюрнберге и развязанной Гитлером мировой войны: марширующие гусиным шагом немецкие солдаты, истерическое массовое ликование по поводу „фюрера“, военные преступники вермахта – и все это сопровождалось музыкой Рихарда Вагнера. Меня потрясли картины нагромождения трупов в концлагере Бухенвальд. В испуге я рассказывал отцу об этом ужасном фильме, и прежде всего о том, какую музыку я при этом слышал. „Ты еще слишком мал, чтобы это понять“, – ответил он. Но поскольку этот ответ меня не удовлетворил, он закричал, что мне лучше пойти поиграть или сесть наконец за уроки, чем спрашивать о вещах, которые я все равно не пойму. Было сказано, что, если я буду настаивать на своих вопросах, меня высекут, и я предпочел умолкнуть. Но я был полон решимости дойти до сути дела. Следующую попытку добиться истины я предпринял со своей бабушкой, которая на мой вопрос о том, были ли в Третьем рейхе на самом деле концлагеря, ответила: „Это все пропаганда нью-йоркских евреев, желающих очернить всех немцев!“» Все же почтение, оказанное Винифред и его отцу в Барселоне, произвело на Готфрида сильное впечатление и укрепило его самосознание как потомка Вагнера: «Я поверил, что мне суждено великое будущее. Сразу по возвращении в Байройт обнаружилось появившееся у меня высокомерие».

По-видимому, восторженное отношение каталонцев к генералу Франко было в какой-то мере наигранным, поскольку испанский диктатор, будучи противником каталонской автономии (не говоря уже о независимости), не пользовался там большой популярностью. Но судить о политических предпочтениях в тоталитарной стране, где вслух говорят только то, что положено, довольно трудно. Зато вполне логичным стало заключение во время этой поездки договора с барселонским театром Лисеу на показ там фестивальных постановок 1955 года. Затем братья вылетели в Буэнос-Айрес, где договорились о проведении гастролей в период между 24 апреля и 23 мая 1957 года: предполагалось четырежды показать все Кольцо, но этот проект реализован не был. В своих мемуарах Вольфганг писал: «Помимо принятого как раз в то время в ФРГ закона о защите немецкого культурного достояния, разрешающего представлять культурные ценности (в том числе находившиеся в частном владении) для показа за рубежом только в исключительных случаях и по особому разрешению, заключению этого договора помешала разразившаяся в Аргентине небольшая революция». Скорее всего, власти ФРГ не дали Вагнерам согласие на гастроли в этой стране, поскольку ее правительство справедливо упрекали в укрывательстве нацистских преступников.

Глава 27. Усовершенствование шайбы Виланда

После того как семья Вольфганга покинула садовый домик рядом с Ванфридом, в расположенную на его первом этаже квартиру из четырех комнат и кухни вселилась Фриделинда, и к ней в гости сразу потянулись многочисленные друзья и знакомые, поскольку она была готова их принимать в любом количестве и в любое время суток. Из-за того что ей постоянно приходилось убирать свое жилище и мыть за гостями посуду, она окрестила домик, по аналогии с Домом торжественных представлений (Фестшпильхаус), Домом торжественного мытья (Фестшпюльхаус). Впрочем, застать ее дома было не так-то просто. Она, например, с удовольствием навещала все еще живших в Нусдорфе Лафференцев – в частности, отмечала с ними Рождество 1955 года. Там бездетная тетушка уделяла много внимания детям, играла с ними, учила кататься на роликовых коньках и при этом не отказывала себе в удовольствии хорошо поесть и выпить, поскольку участвовала в приготовлении праздничного ужина: в то время как хозяйка занималась рождественским гусем или