Сто лет одного мифа - Евгений Натанович Рудницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1954 году американцы освободили дом Зигфрида, и у Винифред появилась возможность вернуться в Байройт – если не в Ванфрид, то в достаточно просторный и удобный для житья дом, построенный ее покойным мужем рядом с семейной виллой. К тому времени у нее возникли серьезные проблемы со здоровьем, и ее возвращение было связано также с необходимостью пройти длительный курс амбулаторного лечения, который было невозможно осуществить в горной деревушке. Когда она обратилась к врачу по поводу появления у нее кровянистых выделений, тот диагностировал у нее рак шейки матки и назначил курс радиационного лечения, проводившийся в течение нескольких месяцев в Эрлангене. После этого Винифред окончательно поселилась в доме Зигфрида; в разговоре с детьми она по-прежнему называла его «домом фюрера». Старавшийся забыть о коричневом прошлом семьи Виланд был сильно расстроен соседством с матерью и поставил между пресловутым зданием и Ванфридом высокую стену. По этому поводу Винифред писала: «Виланд, по-видимому, не в восторге от моего решения, поскольку первым делом он воздвиг между Ванфридом и отремонтированным домом четырехметровую разделительную стену!.. Она отвратительно выглядит и загораживает обзор и солнце по вечерам». В свою очередь, обитательница построенного ее мужем здания оборудовала его по своему вкусу, обустроив первым делом «столовую строгого стиля во вкусе фюрера»; из ее письма Герди Троост можно узнать, что она расставила мебель так, как «она некогда стояла у USA в его части дома, когда он у нас жил. – И моя тайная радость не знала границ. ЕГО письменный стол, ЕГО кресло и т. д. и т. п.». В кругах, где она вращалась, аббревиатура USA означала вовсе не «Соединенные Штаты Америки», а «Наш благословенный Адольф» (Unser seliger Adolf), и единомышленники легко узнавали друг друга по ее употреблению. Вполне естественно, что дом, куда Виланд принципиально не ходил, стал любимым местом общения старых друзей. Отлично разбиравшиеся в особенностях отношений отца с их бабушкой дети Виланда (такие же необузданные, как и потомство Винифред в раннем детстве) любили порой вскарабкаться по приставной лестнице на стену и кричать оттуда: «Хайль Гитлер, бабушка!» Что касается Готфрида, то чаще всего он «заставал ее сидящей за письменным столом в комнате перед столовой на нижнем этаже. Она непрерывно курила свои американские сигареты без фильтра или рассматривала через открытое окно парк Ванфрида». В связи с изменением политического ландшафта Германии в середине 1960-х (в 1966 году неонацисты из Национал-демократической партии Адольфа фон Таддена получили три места из сорока двух в городском совете Байройта) Готфрид также писал: «…у моей бабушки пробудилась надежда на окончательную победу. Тетушка Фриделинда с негодованием наблюдала, как ее мать снова начинает понемногу примеривать на себя одежды первой леди и принимать у себя близких ей по политическим взглядам друзей».
В дальнейшем у нее бывали члены семьи Митфорд, в том числе Дайана со своим мужем Освальдом Мосли, и Винифред не скрывала своего теплого отношения к лидеру британских нацистов, чью автобиографию она читала, затаив от волнения дыхание: «У меня дружеские отношения с ним и его семьей, которой, разумеется, приходится сталкиваться с большими проблемами по линии взаимоотношений Англия – Германия – Европа. Несомненно, Мосли относится к самым разумным англичанам, и он снова – после того, как он и его жена были изолированы во время войны, – обрел почву под ногами». Она сохранила неприязненное отношение к Черчиллю (что вполне понятно!), но, как ни странно, с почтением отозвалась в письме Герди Троост о Шарле де Голле: «…я захвачена этой личностью так же, как и Вы и наши добрые немцы, чьи отклики выдают их тоску по ФЮРЕРУ!». Винифред считала, что в нынешней ситуации фюрер «мог бы только приветствовать германо-французскую дружбу».
В дом Зигфрида захаживали многие известные личности «из бывших» – Ильзе Гесс, Эмми Геринг и ее дочь Эдда, Герди Троост, а также те, кто своим присутствием воскрешал у хозяйки самые теплые воспоминания о фюрере: развлекавший гостей на приемах во время фестивалей его домоправитель Артур Канненберг (после его смерти Винифред писала в 1963 году госпоже Троост: «Вместе с ним исчезла частичка всех нас!»), адъютант Гитлера Николаус фон Белов, пилот Гитлера Ганс Бауэр, бывшие секретарши и камердинеры и, разумеется, сохранившая на всю жизнь дружеское расположение к Винифред Лотте Бехштейн. Поддержкой бывшей хозяйки байройтского предприятия пользовался и некогда могущественный интендант Веймарской оперы и организатор выставки «Дегенеративная музыка» Ганс Зеверус Циглер. После того как он переселился в Байройт, ему, как и многим другим культуртрегерам Третьего рейха, прошедшим денацификацию, но потерявшим прежнее влияние и впавшим в бедность, также пришлось просить помощи у Винифред, и она помогала ему по мере сил. В доме Зигфрида бывал и известный советским телезрителям по сериалу Семнадцать мгновений весны бывший адъютант Гиммлера генерал Карл Вольф, с которым хозяйка познакомилась в 1960 году в Мюнхене. Поскольку он способствовал сдаче германской армии в Италии, в результате чего были спасены десятки тысяч жизней, на Нюрнбергском процессе он выступал свидетелем обвинения, однако после отставки в 1961 году с поста директора ЦРУ Аллена Даллеса, с которым Вольф вел переговоры в Швейцарии, его положение резко ухудшилось, тем более что было доказано участие генерала в депортации евреев в лагеря смерти. В конце концов его приговорили к пятнадцати годам тюрьмы, но через восемь лет освободили по состоянию здоровья. В доме Зигфрида продолжали привечать Августа Кубичека, познакомившего Гитлера в юности с творчеством Вагнера и бывавшего по его приглашению на фестивалях в Байройте. Теперь он снова стал желанным гостем в Доме торжественных представлений – тем более что в 1953 году вышла его книга Друг моей молодости Адольф Гитлер; многие из приведенных в ней фактов историки ставят под сомнение.
В целом Винифред могла быть довольна своей жизнью на покое, да и сыновьям было не так тревожно, когда мать находилась у них на глазах. Они старались по возможности не поднимать тему прошлого семьи, однако в тех случаях, когда мать переходила границы дозволенного, им приходилось вмешиваться. Так было в случае
