Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота - Андрей Юрьевич Андреев

Ваш Паррот

149. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Дерпт, апрель 1810 г.][543]

Государь!

Граф Завадовский передаст Вам первый том моих «Начал физики». Это первый большой труд, который я написал с тех пор, как в Дерпте нахожусь, и не мог я отказать себе в удовольствии Вам его посвятить[544]. Примите дар с таким же чистосердечием, с каким я его Вам подношу; сделал все возможное, чтобы не был он Вас недостойным. Тщетно пытался я сохранить в посвящении верность тому холодному стилю, какой подобные посвящения отличает обыкновенно; в том не преуспел и надеюсь, что чувство, сквозь этикетные формулы пробивающееся, не вызовет у Вас неудовольствия. Испытываю даже особое удовлетворение от того, что это посвящение, такое, как оно есть, выходит в свет почти в то же самое время, что и указ о финансах[545]. – О да! хотел бы я написать книгу об Александре I, способную для Европы сорвать то покрывало, каким по вине гибельных обстоятельств его добродетели укрыты. – Жаль мне, что финансисты Ваши ни лучше действовать не умеют, ни лучше свои действия объяснять. Не думайте, впрочем, будто воображаю я, что правительство могло новых налогов избежать; но распределить их нужно было иначе. <Неужели этот г-н Якоб, который англичанина Смита переводил, так дурно понимает то, что переводит? Как жалею я, что не был> Если бы я этой зимой в Петербурге побывал! Быть может, сумел бы Вас предупредить о некоторых важнейших положениях; но на сей раз приехать не смог. Если желаете Вы узнать правила, которые, надеюсь, могли бы послужить основой для преобразования системы финансов, напишите мне. Сочиню для Вас записку. Мне мои собственные финансы не позволяют никаких трат экстраординарных, а потому путешествие в Петербург для меня есть вещь невозможная.

Быть может, огорчение Вам причиняю; <я та сова, которая дурное предсказывает[546]. Но не забывайте, что сова – еще и птица Минервы. Особенно> Но не забывайте, что я Вам пишу под диктовку тех чувств, какие в Вашем окружении неизвестны. Не пренебрегайте сердцем

Вашего Паррота.

150. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Дерпт], 10 августа 1810 г.

Только что прочел я, Государь, указ от 3 июня о займе[547] и слышу, что готовятся новые проекты по финансовой части. Дай Бог, чтобы проекты эти были более тщательно обдуманы, чем заем. Что у Вас за финансисты!

Рубль из чистого серебра нынче идет за 3 рубля 30 копеек ассигнациями, а Вы обязуетесь погасить заем, давая рубль серебра за 2 рубля ассигнационных. Желаете Вы также проценты выплачивать серебром, то есть по курсу 3 рубля 30 копеек в ассигнациях, и это при условии, что курс их не понизится. Иначе говоря, частное лицо, которое Вам одну тысячу рублей даст, через семь лет получит назад свою тысячу рублей с лажем 1 рубль 30 копеек на 2 рубля, данных взаймы, или 65 процентов своего капитала. При этом еще и доходная ставка поднимется до 10 процентов. – Какое правительство, Государь! когда-либо такой заем объявляло? А если курс ассигнаций Ваших еще ниже упадет, если он до 4 рублей снизится, тогда заемщики получат в придачу 100 процентов капитала и 12 1/8 процентов дохода за семь лет. – Я такие расчеты понять не могу. Остановите, заклинаю Вас, этот чудовищный заем, который Вас на 100 миллионов беднее сделает (не считая процентов), если он удастся, а у иностранцев создает ужасное представление о состоянии Ваших финансов. Вдобавок этот заем понизит курс ассигнаций. – Идея сжигать ассигнации кредиту на пользу не пойдет; ведь эти сожженные сто миллионов не составляют, пожалуй, и одной восьмой от всей суммы, находящейся в обращении. Да и кто поверит, что их в самом деле сожгут, если публика по займу столь для нее выгодному может судить о бедственном состоянии финансов?

Государь! Есть две возможности: либо заем удастся, поскольку население Вам верит, и в этом случае получите Вы взаймы 100 миллионов, а вернуть придется 200 миллионов с ростовщическими процентами, либо заем удастся только частью, и тогда Вы от этой части сто процентов потеряете и, что гораздо хуже, узнает Европа, что Вам не удалось заем произвести, а такой беды, сколько мне известно, ни с одной, даже самой маленькой державой до сей поры не случалось.

Для погашения долга выделяется часть государственных имуществ для продажи. Но подсчитана ли заранее цена, по какой они продаваться будут? Окончательный срок возвращения займа определен в семь лет. Таким образом, Государь, Вы государственные имущества выставляете на продажу с торгов принудительную. Покупатели остерегутся первыми покупать; будут, само собой разумеется, ждать, пока срок окончания торгов не приблизится, а поскольку торги Вашим распоряжением открыты, придется эти имущества продавать, не гонясь за ценой; не говорю уже о мошенниках, которые в таком случае непременно явятся.

Государь! Я не финансист, хотя в юности эти материи изучал. Однако позвольте мне начертание составить о способах улучшить состояние финансов. Основываться буду на правилах надежных и простых, особенно для России (страны сельскохозяйственной), независимых от тех тонкостей, какими люди, подобные Смиту и его комментаторам, нас пичкают. Хотел бы Вам их предоставить с немедленным применением к нынешнему положению дел. Затем сможете их с финансистами обсудить. Выскажу там также свое мнение о займе, но (обещаю Вам) более сдержанно, чем теперь, и, чтобы только наименее обидную сторону осветить, исходить буду из второго моего предположения – что заем произвести не удастся.

Государь! Когда будут Вам представлять сложные проекты финансовые, особливо такие проекты, в которых государство выступает исключительно в роли банкирской конторы, вспомните, что Сюлли и Кольбер на подобные хитрости не пускались, что первый Францию, разоренную гражданскими войнами, превратил за немногое число лет в державу процветающую, а второй доставил Людовику XIV средства для ведения бесконечных войн, не разорив нацию. Фридрих II, к нам наиболее близкий, так же поступил с Силезией и Бранденбургом. Умел он брать, это правда, но отдавал куда больше, промышленность создавая.

Больно мне думать об огорчении, какое Вам это письмо доставит. Но должен ли промолчать? – Конечно, нет. Ваш Паррот на это не способен до тех пор, пока Вы его доверие не отвергнете.

151. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Дерпт], 22 августа 1810 г.

Государь,

Забудьте <хоть на несколько мгновений> Ваше недовольство, заслуженное или нет, и выслушайте Вашего верного Паррота, который хочет с Вами говорить о предмете чрезвычайно важном. <В течение долгого времени, когда были мы разлучены> Я с Вас ни