Между Мирами - Андрей Валерьевич Степанов

никогда не делай. Видишь, ты не можешь до меня дотянуться, – продолжил объяснять он, стоя не в самой удобной для этого позе – на одной ноге, чуть наклонившийся вперед и с вытянутой рукой, – потому что у тебя остается незащищенной спина и левый бок. Потратишь кучу времени, чтобы вернуться в прежнее положение.

– Так и от этого удара защититься можно.

– Верно, нет такого особого удара, которым можно р-р-раз! – он уже встал ровно и махнул перед собой саблей, – и с первой же попытки победить. Можешь отойти, пропустить – развернуть запястье никто не рискнет, иначе на такой скорости сам получит очень неприятную травму.

Мы продолжили практиковаться. Особенностью нашей тренировки стало неожиданное использование финтов, которые старый вояка пытался мне объяснить и показать. Времени на подобное уходило достаточно, так что к вечеру, когда я оброс не одним десятком синяков, мы успели разобрать и опробовать не слишком много приемов.

Но Анатолий остался доволен:

– Хорошие успехи. Если твои руки завтра будут способны двигаться – наработаем еще. Признаюсь, ожидал меньшего.

– Меньшего? Я же так и не смог достать вас. Ни разу.

– В моей практике были люди, которые даже атаковать ни разу не смогли. Даже на деревянных саблях, – усмехнулся он.

То ли это был комплимент моему здравомыслию, то ли у Анатолия Ефимыча просто поднялось настроение – непонятно. Но мы закончили на более веселой ноте, нежели начали после разговоров об императорской семье.

Глава 26. Отъезд

Я вернулся к себе в комнату, потому что не знал, когда закончат остальные. В действительно я был не прочь поговорить с кем-то, кроме вояки, потому что мое одиночество больше суток не длилось никогда.

Телефона здесь не было – только старый телеграф на тот случай, если произойдет что-то из ряда вон. Настоящий кадетский или какой он был на самом деле лагерь. Не детский сад.

Я сходил в душ, взял книгу и уселся на кровать. Ушибы гудели – Анатолий Ефимыч не жалел сил, и я был рад этому. Иначе все тренировки не имели бы никакого смысла.

Прошло уже три дня, но растущей уверенности в себе я не ощутил. Скорее наоборот, понимал, что надо было начинать два-три года назад. А пять дней больше похожи на баловство. И тогда странно, что Трубецкой поддержал мое решение.

Я понял, что уже с полчаса сижу, уставившись на одно и то же предложение на странице. Стряхнув с себя оцепенение, я продолжил читать, но в дверь постучали.

– А мы к вам, – Уваров уже смотрел мне за спину, оценивая габариты комнаты.

– Мы?

– Нас не очень много, – он подвинулся, и я увидел на лестнице еще четверых. – Мы вас и не задержим вовсе!

– Заходите быстрее, – я отступил вглубь комнаты и впустил ребят. – А разве вам можно в такое время покидать расположение? Или что там у вас, казармы?

– Нельзя, потому и ненадолго мы, – пояснил Илья и зашел последним.

У меня не нашлось стульев для всех, поэтому пришлось усесться на полу. Я присоединился к остальным и вместе мы сформировали небольшой круг.

– Вы здесь надолго? – спросил один из ребят.

Я не нашелся, что ответить, потому что никогда до этого мне не приходилось быть в центре внимания. Пусть даже пяти человек. Они были младше меня, кто на год, кто на два, а кто и на три. Один выглядел, как школьник. Остальные смотрелись более-менее моей ровней.

И я вспомнил свое первое впечатление – дети здесь кажутся старше. Они серьезнее, раньше начинают заниматься каким-то делом. Такие точно есть и в моем мире, но встречаются они с каждым годом все реже и реже.

– А ты надеешься, что я побыстрее отсюда уберусь? – усмехнулся я, а следом за мной Илья и остальные. – Я никого из вас не знаю, может, представитесь сперва?

Уваров определил порядок и по очереди представил мне сперва двух младших – Власа и Прохора, потом Вавилу, тот был чуть постарше, и, наконец, Елисея и Симона. Эти двое оказались младше меня всего на год.

Поначалу все они держались настороженно, но сохраняли любопытство. Вероятно, ждали, что я выкину какую-нибудь еще штуку. Самое интересное, что двое громил, с которыми Илья поначалу подступился ко мне, не пришли.

– А где твои, хм, более крупные друзья? – не удержался я от колкого вопроса.

– Один в лазарете до сих пор. Лечат воспаление в ранах. А другой не изъявил желания.

– Странно даже, чего это он не захотел, – сказал я, и последовали новые смешки.

Народ постепенно расслабился, и мы продолжили дневную беседу. Еще одно поразительное отличие – никто не пытался копаться в нижнем белье, если можно так выразиться. Не задавали непристойных вопросов, не пытались вызнать то, чего им не следовало бы знать.

При этом поток вопросов не иссякал и касался не только императорского семейства, но и меня. И здесь мне уже пришлось врать и изворачиваться как можно.

Потому что Анатолий Ефимыч уже видел в моих словах что-то не то. Его фраза про «нижегородский говор» плотно засела у меня в голове. Русский акцент в России – никогда бы не подумал, что можно в своей же стране звучать иностранцем.

Примерно через полтора часа поток вопросов начал ослабевать и вскоре иссяк вовсе. И тут я взял инициативу в свои руки. Меня давно разбирало любопытство про отношения между людьми в Империи. Особенно это обострилось после Володи и Егора, двух братьев с абсолютно противоположными мнениями о государственности.

И выяснил, причем очень скоро, что Влас был сыном школьного учителя и сам проявил инициативу, выпросившись сюда. Но главное было в другом – он не первый год жил с этими желаниями и готовился. Хотя, как я понял, большого конкурса в этот лагерь не имелось.

Прохор, его ровесник, не горел особым желанием становиться, по его словам, «ищейкой», но за его отцом были кое-какие провинности, из-за чего ему грозило серьезное наказание. И парень, чтобы спасти отца, согласился проявить гражданскую позицию в столь раннем возрасте.

Я не очень разобрался, как взаимосвязаны эти моменты: преступление и наказание отца, этот лагерь и то, что учеба здесь пойдет в зачет искупления. Да и сам Прохор малость юлил, но я знал его пару часов и разобраться, врет он или просто чего-то стесняется, я не сумел.

Те, кто постарше, жаждали приключений. Все трое наслушались историй о разведчиках и свято верили в то, что именно им предстоит уничтожать врагов государства. О том, что среди врагов может оказаться кто угодно, даже близкие, они пока не думали.

– А почему вы не захотели в Университет? – спросил я, вспомнив слова Подбельского, что все равны и могут учиться там, где захотят.

Так, например, если Влас и Прохор попали сюда из семей победнее, то у Вавилы оба родителя