Итальянские маршруты Андрея Тарковского - Лев Александрович Наумов

лекций по вопросам религии и духовности. Всякий раз фестиваль заявлял ту или иную тему, и в 1983 году она звучала так: «Люди — обезьяны — роботы»[809]. Подобная формулировка изрядно удивляла Тарковского, несмотря на то что, казалось бы, связать её с этикой фильма «Солярис» совсем нетрудно. Тем не менее в своих выступлениях главный герой настоящей книги не сказал об этой картине ничего.

В ходе фестиваля прошла пресс-конференция с участием режиссёра, он дал ещё несколько личных интервью. 25 августа был организован круглый стол на тему «Что будет, если человек перестанет задавать вопросы?», в котором, кроме Тарковского, участвовали французский писатель Андре Фроссар, католический философ Рокко Буттильоне и лаканианский психоаналитик Джакомо Контри. Число слушателей в Римини достигало двадцати тысяч человек. Сам Андрей писал о четырнадцати тысячах, не считая тех, кто слушал трансляцию на улице — мест хватило далеко не всем желающим. Режиссёр отметил, что на встречу пришло около восьмидесяти процентов местной молодёжи.

С одной стороны, дискуссия за круглым столом вышла жаркой — особенно остро публика реагировала на слова Контри — но с другой, она не получилась, поскольку каждый участник говорил о своём. Местная пресса освещала фестиваль и вот что писали[810] о главном герое настоящей книги: «Искушённый Западом русский режиссёр Андрей Тарковский, сохранивший в душе любовь к своей земле, — человек большой известности, но небольшого роста. Ему лет под пятьдесят, у него оливковая кожа и вороного цвета волосы. Он опрокидывает на разномастный зал реплику, которая леденит публику, подобно ветру, что гнёт берёзы[811] поздней осенью: „Друзья, на самом деле человек уже давно перестал спрашивать. Уже давно перестал“. В спор вступает Рокко Бутильоне, пытаясь понять, продиктованы ли слова режиссёра одной лишь меланхолией или за ними стоит безнадежность: „Но, Тарковский, во всех ваших произведениях герои только и делают, что задаются вопросами. А все эти молодые люди? Не убедили ли они вас, что вопросы по-прежнему существуют?“ И режиссёр ему отвечал: „Да, если смотреть на них и на нас с вами, то перспектива не так уж и пессимистична. Но сколько нас?“» Общая меланхолическая тональность позволяет согласиться, что Тарковский примерно так и говорил, но всё же процитированные измышления не слишком содержательны, в отличие от «сольного» выступления Андрея. Заметим, кстати, что в других публикациях акценты были расставлены иначе, но не станем на этом останавливаться.

26 августа прошла встреча с режиссёром, дополнительным поводом для которой послужил выход долгожданной книги (см. фото 137). Модератором-собеседником выступал Джулио Боскальи — физик по образованию, он стал одним из активистов «Comunione e Liberazione», а через несколько лет займёт пост мэра своего родного городка Лекко. Далее его политическая карьера будет идти только вверх. Вспоминает Лора Гуэрра: «Где бы Андрей ни выступал в Италии, к нему приходило огромное количество молодежи, которая его знала. Теперь в Римини есть маленькая площадь перед церковью, которая называется „Борго“, носящая имя Андрея Тарковского».

Слова про площадь требуют пояснений. В городе Федерико Феллини существует небольшой и довольно оживлённый район Борго-Сан-Джулиано, центром которого является церковь XVI века Сан-Джулиано-Мартире. Возле неё, действительно, имеется крохотная площадь, но официально с именем русского режиссёра она не связана. Тем не менее совсем неподалёку, в километре на северо-восток, расположен конференц-холл, носящий имя Тарковского (via Brandolini, 13). И напротив него находится церковь Парроккья-Сан-Джузеппе-Аль-Порто, но это современный храм, не играющий такой роли, как Сан-Джулиано-Мартире, а потому никто не назовёт его «борго»[812].

Спустя двадцать один год после поездки в Сан-Франциско с «Ивановым детством», 28 августа режиссёр вновь вылетел в Америку. На этот раз его сопровождали супруга и Ольга Суркова. Ехать Андрей не хотел совершенно, но не бывавшая за океаном Лариса очень настаивала. В аэропорт их отвёз друг Франко Терилли Кикко, который тоже присоединился к стану помощников Тарковского. Сначала путешественники оказались в Нью-Йорке, где их встретил Мирон Брежник и пересадил на самолёт до Лас-Вегаса с промежуточной остановкой в Фениксе.

Лас-Вегас Тарковскому совершенно не понравился[813]: «…Безумный по безвкусице город игорных домов. Как сказал кто-то, „мечта мирового пролетариата“. Словно декорация, построенная Птушко. Что-то безумное. В диких архитектурных картинах. Копии античных скульптур — Марк Аврелий с Кампидольо, например; какие-то раскрашенные гипсовые манекены, изображающие древних римлян. Кормят в Америке чудовищно». Удивительно, как, рассуждая о капиталистических США, Тарковский наводит параллели со своим, всё ещё советским миром, говоря о пролетариате, о кинематографе фантастического режиссёра-новатора, тонкого и ироничного сказочника Александра Птушко, к которому он, безусловно, вряд ли справедлив. Но такова методология: как и в своём кино, Андрей раскрывает незнакомое, непознанное (а порой и непознаваемое) через хорошо известное и родное. В этом отношении куда более показательно другое его высказывание о капиталистическом мире в целом, записанное ещё в Италии[814]: «Материализм поразил всю западную жизнь и парализует её. Здесь материализм — действительно в действии. В России же не материализм, а антиидеализм. Что — то же, что идеализм, но наизнанку».

После окончания работы над фильмом-мартирологом «Ностальгия», Тарковский находит копию снимавшейся в картине статуи Марка Аврелия в самом гедонистическом городе планеты. Хотя, постойте, в ленте тоже снималась копия… Копия там, копия здесь, мир кино будто смыкался с реальностью в кольцо. Уже не просто судьбы двух Андреев тянулись друг к другу, проявлялся куда более фундаментальный заговор бытия.

В Лас-Вегасе Тарковские и Суркова встретились с Томом Ладди, Кшиштофом Занусси и ещё несколькими гостями и сотрудниками Теллурайдского кинофестиваля. Как уже отмечалось, Ладди настойчиво приглашал режиссёра на смотр уже давно. Он делал это и лично (в Каннах), и письменно, и по телефону, и через других лиц — звонил Занусси, Сурковой[815]… С последней Том был знаком много лет. Более того, он поддерживал отношения с Отаром Иоселиани, Андреем Кончаловским, Николаем Двигубским, был помощником Фрэнсиса Форда Копполы, а по воспоминаниям Ольги, называл себя не меньше, чем его «правой рукой». В действительности, Ладди работал директором студии Копполы по специальным проектам.

Немаловажно, что американцы изъявляли желание издать книгу «Запечатлённое время», и переговоры с ними Суркова вела долго. Тарковский же, как выяснится впоследствии, не был настроен на издание книги в США, видя в этом опасность.

Переночевав в Лас-Вегасе, компания отправилась дальше на двух машинах — для гостей организовали настоящий автопробег. Сначала ту из них, в которой ехали Андрей и Лариса, вёл Ладди, но потом он поменялся местами с Занусси, и в этом автомобиле стали говорить по-русски. 29 августа путешественники пересекли штат Невада, заехали в Юту. Там,