Итальянские маршруты Андрея Тарковского - Лев Александрович Наумов

если он отправится в Швецию, США, Великобританию или любую другую страну, внешние советские службы будут иметь основания депортировать его в Москву на одной из границ. Как быть? В дневнике Тарковский записал[800], что беседовал по поводу этого вопроса с «квестором Рима». Упомянутая должность — вовсе не литературная форма, отсылающая к помощнику консула или следователю времён Империи. В Италии XX века квестор — главный полицейский чиновник, начальник квестуры, то есть аппарата, который, помимо прочего, занимается вопросами иммиграции и предоставления видов на жительство. Иными словами, режиссёр уже бывал в этом департаменте многократно, но не называл его таким образом.

Разумеется, далеко не всякий иностранец, решая вопрос о легальности своего статуса, общался с квестором напрямую, но дело Андрея становилось значимым на государственном уровне. И хотя, безусловно, Италия в меньшей степени намеревалась использовать Тарковского во внешнеполитических играх, чем, скажем, США или даже Франция, упомянутый компонент всё же присутствовал и проявлялся всё более явно.

Пост квестора в то время занимал Джованни Поллио. Он объяснил режиссёру, что в Москве сейчас находится без малого двести его соотечественников, и если местные власти поведут себя «неосторожно», советская сторона может, в свою очередь, отыграться на них. По этому поводу Тарковский написал: «Я не совсем понял, в каком контексте он это сказал: в смысле предупредить меня о возможности просить политического убежища или случайно, что было бы похоже на итальянцев. Очень грустно всё и как-то мучительно грустно, то есть тоскливо».

На фоне описанных событий Донателла Бальиво вела свою работу над фильмами о режиссёре. Уставший сопротивляться, а с другой стороны, не занятый собственными картинами Андрей согласился даже поучаствовать в монтаже. Нужно сказать, что студия «Ciak» оказалась важным прибежищем для Тарковского, своего рода «офисом». Именно в её стенах он проводил встречи с теми людьми, кого не мог или опасался приводить к себе в Сан-Грегорио, а также не хотел приглашать в ресторан. Как правило, это были разговоры с московскими и посольскими чиновниками. Встречаться на территории последних режиссёр очень боялся.

Однако многих главный герой настоящей книги звал к себе с радостью. Так 22 августа их с женой посетила чета Де Берти. В разговоре выяснилось, что глава «RAI» не очень-то верит в благополучное развитие событий в деле Тарковского. Он полагал, что семью будут держать в Москве до последнего, поскольку это единственный реальный рычаг влияния на режиссёра. Услышав это, Андрей не очень-то расстроился, поскольку, видимо, не придал сказанному большого значения. Заметим, что Де Берти окажется недалёк от истины.

25 и 26 августа Тарковский вновь был в Римини. О предстоящей поездке он писал ещё месяцем ранее[801]. Поводом послужил выход книги «Андрей Рублёв» — итальянский перевод «романа», лежащего в основе фильма. Да, сам режиссёр многократно называл текст романом как в дневнике, так и в устной речи — на выступлениях — хотя подзаголовок указывает, что это именно сценарий[802].

Как и многие другие рабочие вояжи описываемого периода, этот не вызывал энтузиазма. Тарковский считал, что должен отправиться в Римини, но не хотел «из-за Тонино»[803]. Неужели друзья поссорились? Вовсе нет, но здесь режиссёр и сценарист определённо должны были встретиться, и это могло помешать плану: некоторое время назад в Сан-Грегорио они решили изображать, будто поссорились. Всё дело в том, что начало происходить то, о чём предупреждал квестор. В Москве был очернён чрезвычайно лояльный к советской власти итальянский журналист, друг Гуэрры. Ему инкриминировалось уголовное дело по статье о гомосексуализме. В дневнике Тарковский отметил[804], что в результате его обменяли на Александра Пронина, разоблачённого агента КГБ. Реальный сотрудник органов, по иронии судьбы, оказался однофамильцем ставшего фольклорным майора из романов Льва Овалова. Внимание к произошедшему старались не привлекать, однако агент упоминается в ряде книг, посвящённых деятельности советских спецслужб восьмидесятых годов[805].

В то же самое время Тонино не дали советскую визу, и, значит, ему нельзя было поехать с женой в СССР, а ведь тогда в Москве могла произойти их последняя встреча с очень тяжёло болевшей мамой Лоры. Безжалостная методика работы органов не отличалась разнообразием. Отказ пока был выписан на год и выглядел, как предупреждение. Теперь, когда Андрей уже практически принял решение остаться, нужно было всеми силами демонстрировать, будто Гуэрра к этому не имеет никакого отношения, хотя на самом деле, не было человека, сыгравшего в итальянской истории Тарковского более существенную роль.

Саму идею изображать ссору предложил режиссёр, несколько более искушённый в подобных делах. Кстати, многие близкие люди приняли эту игру за чистую монету и начали обвинять Тонино в трусости, что несправедливо и глупо, ведь если когда-то ему хватило смелости вытащить Андрея в Италию, то сейчас бояться точно было нечего.

В Римини Тарковский встречался и с издателем своей книги Марио Маджоли. Выпуск сценария «Андрея Рублёва» организовал тоже Гуэрра, опубликовавший у Маджоли на тот момент две, а впоследствии — десять собственных книг. Так что ссора друзей была сугубо «декоративной», и сценарист продолжал помогать режиссёру изо всех сил. По словам[806] Тарковского, Марио был «мил и корректен». Это косвенно указывает на то, что прежде, при подготовке издания, возникали какие-то шероховатости. Но основная цель приезда состояла вовсе не в этой встрече.

В Римини режиссёр был приглашён католическим молодёжным обществом «Comunione e Liberazione»[807]. Упомянутая организация была и остаётся во многом политической. Внутри Христианской демократической партии Италии на её базе даже было создано подразделение «Movimento Popolare»[808]. У «Comunione e Liberazione» имелась собственная газета под названием «В субботу», выходившая тиражом в несколько сотен тысяч экземпляров. Организация занимала жёсткую позицию против разводов (легализованных по результатам референдума в 1974 году), против абортов (легализованных в 1981-м), за базовые христианские ценности, а также против коммунизма. Иными словами, выступления режиссёра в рамках мероприятий этого общества значили куда больше суммы сказанных им слов.

Упомянутая организация «Movimento Popolare» и её учредитель Роберто Формигони сыграют в жизни Тарковского чрезвычайно существенную роль. В частности, именно они будут лоббировать предоставление ему жилья во Флоренции. Впрочем, встреча с Андреем стала огромной удачей и для самого «Movimento Popolare». Одним из уставных направлений деятельности общества было способствование сближению католичества и православия. Не так много людей могло быть полезно для этого, но Тарковский, безусловно, подходил.

Формально режиссёра пригласили в рамках ежегодного фестиваля «Встречи во имя дружбы», проходившего с 21-го по 28 августа. Организаторы регулярно звали деятелей культуры, искусств, священнослужителей и других интересных спикеров для публичных