Перед вахтой - Алексей Кирносов

— Ну, пусть посидит, это не смертельно, — легко согласился командир роты. — Перед соревнованием даже полезно. Когда у вас первый бой?

— В понедельник тринадцатого, — ответил Антон.

— Вот видите! — обрадовался командир роты. — Надо копить силы. А в городе они только растрачиваются, поверьте, уж я знаю, как курсанты проводят свое увольнительное время. Все к лучшему в нашем лучшем из миров, товарищ Охотин!

— Можно и так утешаться, — сказал Антон. — Разрешите идти?

Вечером он позвонил Нине из опустевшего клуба. Не было дома. Наверное, пошла куда-нибудь с мичманом, где ж ей быть, подумал он. И долго еще слушал безжизненные гудки в трубке.

Потом он пошел в пустой кубрик и привязал к шее восьмикилограммовую гантель. Сел на табурет. Сунул пальцы ног под батарею отопления и стал тренировать пресс, сгибаясь назад до полу и вперед до подоконника. Это упражнение от всего помогает.

3

Утром в актовом зале был парад и подъем флага спартакиады. Антон шел в строю под грохот оркестра старшего лейтенанта Трибратова и чувствовал себя предельно ловким и собранным. Он стоял на сцене в голубых трусах и голубой майке, отливающих шелковым блеском, а разного рода начальство произносило речи с трибуны, напутствовало, вдохновляло, выражало уверенность и объясняло, как необходим спорт для военного человека.

После парада гимнасты ушли в спортзал, пловцы поехали в бассейн, а волейболисты с баскетболистами — в спортивный зал базы. На клубной сцене остались боксеры. Начались бои, прибавилось в зале народу, и обстановка сразу стала деловой и напряженной.

Антон смотрел, как дерутся легковесы, болел за свой курс, кричал вместе со всеми и хлопал в ладоши, когда видел красивый удар. Зал накалялся, и кое-кто пробовал свистеть, но на свист подбегал офицер и грозил вывести из зала. Тогда слишком эмоциональный зритель орал во всю силу молодой глотки:

— Давай, Алик, давай!

И если Алик все-таки не «давал», с другой стороны следовало:

— Там никаких «давай» уже не будет…

Антона тронули сзади за плечо. Он обернулся.

— Привет, — сказал Колодкин. — Началось.

— Приятно посмотреть, — отозвался Антон.

— Наше дело воевать, смотрят пусть гости, — высказался Колодкин. — Смотаемся в пустой класс, поработаем?

— Пал Палыч не велел, — отказался Антон.

— Пал Палыч тебе подыгрывает, — уязвил его Колодкин. — Потому и не велел, чтобы у тебя была уверенность после случайно выигранного боя. А я бы тебя нынче поколотил.

— Хватит, наколотился, — ответил Антон. — Помнишь, что сказал Петр Великий шведскому генералу Левенгаупту? Он сказал: выпьем за учителей наших. Прошло твое время, Коля Колодкин, и скатился ты до положения второстепенной державы.

— Смело заблуждаешься, милый поросенок, — усмехнулся Колодкин. — Даже уважения достойно. Ну, не хочешь драться, упрашивать не стану. Сиди глазей.

Он откинулся на спинку кресла и, обидевшись, закусил губу.

— Пойдем, мастерюга, — решил Антон и поднялся. — Политики говорят, что никогда не вредно дать по физиономии потенциальному противнику. А кто будет судить?

— Пригласим пару сведущих, — оживился Колодкин. — Одного с твоей стороны, другого с моей. Это не важно. Сами поймем, что к чему и кто кого.

На судейство пригласили Дамира Сбокова и Гришку Шевалдина, опять за что-то не уволенного Скороспеховым. Григорий притащил в пустой класс два полотенца, бачок с водой и цинковый обрез, чтобы было куда плеваться. Дамир Сбоков, вооружившись рулеткой, отмерил ринг и огородил столами.

Ну, поплыли, — сказал Колодкин и перепрыгнул через стол.

Выражение наивной доброты сошло с его мясистого лица, губы сжались. Прищуренные глаза напоминали лампочки карманного фонаря. Антон принял стойку и после команды Дамира «бокс» кинулся на эти яркие глаза и сжатые губы зная, что если победит сейчас, то победит и двадцатого, и для того, чтобы побеждать всю жизнь, надо побеждать каждое сегодня.

После первого раунда, обтирая ему лицо мокрым полотенцем, Григорий сказал тихо:

— Ты штык, Антоха!

Второй раунд он провел спокойнее, хранил силы скупо, как модница хранит деньги до решающей минуты, когда в продаже появятся самые модные кофточки. После раунда, приложив ему полотенце к разбитой губе, Григории шептал на ухо:

— Веди ближний бой, старина, у него грабли длиннее и масса больше, дальний бой ему выгоден. Видишь, какую он издали привесил тебе на губу сливу…

Антон все это знал, но не так просто было подойти близко к Колодкину. Дамир выкрикнул «бокс», и начался последний раунд. Антон прорвавшись все-таки сквозь перчатки Колодкина провел все три минуты около его массивного тела, не давая махать ручищами, и если бы кто из гостей знал, что в классе идет такой жестокий бой, непременно прибежал бы сюда из клуба. Вдыхая острый запах чужого разгоряченного тела, Антон работал хуками и апперкотами, разбивая глухую защиту. Он выжидал момент для удара, в который вложит оставшиеся силы. Наконец, инстинктивно уловив этот момент, он пригнулся и, распрямившись телом, дал снизу в подбородок.

Колодкин опустил руки и стоял, глядя на Антона широко раскрытыми глазами. Глаза уже не сверкали, и лицо было печальным и добрым. И это удивило Антона. Он тоже опустил руки

— Раунд! — крикнул Дамир. — По очкам выиграл Колодкин!

Колодкин вдруг качнулся, выставил руки, и рухнул на четвереньки, и стоял так долгую минуту, пока Григорий не кинулся вместе с Антоном и, подняв его, не усадил на табурет.

— Нокдаун… — произнес Колодкин. — Вот так фикус… Что же это со мной?.. Дамир, дай воды. А вы идите, ребята. — Он посмотрел на Антона и Григория. — Ничего страшного. Двадцатого все будет по-другому.

Антон снял перчатки. Одеваясь, сказал:

— Двадцатого будет точно так же.

— Мичман, бачок и обрез занесите на первый курс, — нахально велел Григорий Дамиру. — Я там брал у дневального.

В понедельник тринадцатого Антон выиграл у первокурсника «за явным преимуществом» еще до конца второго раунда. Сплетение примет, оказывается, сулило несчастье не ему. Он совсем не устал, не успел прочувствовать прелесть схватки, и было жаль, что так быстро. А в среду достался сильный и упрямый перворазрядник с четвертого курса, и у него Антон едва вырвал победу по очкам. Зато в пятницу он жестоким ударом уложил третьекурсника в нокаут еще в первом раунде, и за этот нокаут Пал Палыч побранил Антона, ибо не спортивно портить человеку физиономию, когда видишь, что выигрываешь «за явным».

Колодкин тоже шел, не оступаясь.

— Если он победит тебя двадцатого, то получит звание мастера спорта, — прикидывая что-то на пальцах, сказал Антону мичман Сбоков, вдруг подобревший после его третьей победы. — Он мечтает выйти из училища на флот мастером спорта. Потом, знаешь, у офицера не будет времени заниматься этим делом.

— А я мечтаю получить первый разряд, — пожал плечами Антон, очень теперь, после трех побед, независимый. — Видите, мичман, наши с Колодкиным мечты несовместны.

— Уж я-то лучше прочих знаю, о чем ты мечтаешь, — сказал Дамир, и в глазах его сверкнула старая неприязнь, но тут же погасла. — Можешь завтра записываться на увольнение.

— Так запросто отпускаете? — удивился Антон перемене.

— Что поделаешь, раз уж вы так влюблены друг в дружку, — поморщился мичман. — Власть старшины роты ничто пред властью любви.

— Не знал, что Нина в меня влюблена, — молвил Антон.

— Я устал выслушивать, — отмахнулся Дамир. — Каких только она в тебе идеальных качеств не поотыскивала… Что смотришь ананасом? Да, святой Антоний, обидно. Но насильно мил не будешь, это неспроста сказано. Молчи, молчи, я всю твою мысль понимаю. Однако посуди сам: зачем мне девушка, которая влюблена в другого?

— И вас кто-нибудь полюбит, — идиотски искренне посочувствовал мичману Антон.

— А может, меня и любят! — произнес Дамир, приподняв подбородок. — И не какая-нибудь, а очень красивая и достойная девушка. А то, что она не умеет играть на рояле, не так уж важно.

— Конечно, — охотно согласился Антон.

В субботу он провел время большой приборки в клубе, глядя, как дерутся коллеги. Так увлекся, что опоздал в строй на увольнение. Пытался мышкой прошмыгнуть на свое место, но мичман остановил его взглядом и кивнул головой в сторону кабинета. Антон поплелся в кабинет и уселся там в кресло командира роты Александра Филипповича Многоплодова, который, удовлетворяя страсть к спортивным зрелищам, возложил обязанности по увольнению личного состава на своего мичмана. Антон слышал команды, и топот роты, уходящей из коридора, и удар оснащенной сильной пружиной двери за последним уволившимся… Пришел Дамир, не сердито посоветовал:

— Слезь с чужого места, чемпион. Наглеешь. Антон убрался с командирского кресла.