Крах Великой империи. Загадочная история самой крупной геополитической катастрофы - Литагент 1 редакция
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тимановский Н.С. «Железный Степаныч» был ранен на фронте 17 раз
Именно с именем Корнилова связано появление в русской армии знаменитых ударных батальонов. И не случайно первый сформированный отряд получил именное шефство легендарного генерала. Ударники этим необычайно гордились. Литера «К» на погонах ко многому обязывала этих и без того беззаветно преданных Родине людей. Корниловский ударный полк предпочитал погибнуть в бою, но ни в коем случае не отступить. Не опорочить тем самым имя своего обожаемого генерала. Эти люди могли идти в атаку без единого выстрела, не замечая смерти шедших рядом товарищей, перестраиваясь в ровные шеренги на ходу. Каким был Корнилов, такими были и его корниловцы.
Новый Верховный главнокомандующий слыл человеком без излишних сантиментов. Его преданность России не нуждалась в дополнительных публичных доказательствах.
Глядя на действия сборища неудачников из Временного правительства, он прекрасно понимал: спасти страну от полного краха способны сейчас только военные. Нужна диктатура. Пора вводить военное положение. И да – немедленно открывать военно-полевые суды. Хватит уже болтовни. Бесконечное словоблудие депутатов Государственной думы, волею случая ставших министрами, довело страну до последней черты. Пора снимать белые перчатки и без всякого сожаления надолго убирать их в шкаф.
Корнилов Л.Г.
Знамя русской контрреволюции
Руководивший в ту пору Временным правительством Керенский в глубине души отдавал себе отчет, что по сути это единственный вариант остановить Россию от стремительного падения в пропасть. Но и согласиться на это он не мог. Иначе кем бы он был при такой конфигурации власти? Очевидно, что диктатором может быть только Корнилов. Керенский в лучшем случае был бы одним из рядовых министров. На это он пойти не мог, потому что его фанаберии с избытком хватило бы на весь Петроград. И потом, никто ведь не даст гарантии, что в какой-то момент диктатор Корнилов не прикажет поставить к стенке бывшего главу правительства Керенского за все им совершенное. Лавр Георгиевич ведь мог, чего тут греха таить.
Поэтому премьер-министр решил тянуть время, лавируя между военными и революционной стихией. Разумеется, в глубине души Керенский затаил лютую обиду на Корнилова. Это свойственно подобным людям. Сначала изгадить все, что только можно, а потом обижаться на тех, кто пытается помочь. Естественно, выдвигая свои условия. Лавр Георгиевич никаких иллюзий по поводу Керенского не испытывал. Он прекрасно понимал, какой невероятный ум руководит сейчас страной. Но первое время виду не показывал. Правда, такое положение дел продолжалось недолго. Боевому генералу надоело наблюдать бесконечный интеллектуальный туман.
Анабиоз Корнилова ожидаемо закончился в августе 1917 года. В Москве должно было пройти государственное совещание. Керенский был категоричен: генерал должен выступать только по военным вопросам, политических проблем не касаться вовсе. «А за глинтвейном, любезнейший премьер-министр, мне для тебя не сбегать?» – подумал, вероятно, в тот момент Корнилов и поступил с точностью до наоборот. Выступил с ярчайшей политической речью. Однозначно лучшей за всю историю русской контрреволюции.
Закономерно случился эффект разорвавшейся бомбы. Тут любые слова не в силах передать настроения слушателей. Помните знаменитые строки Марины Цветаевой «Сын казака, казак. Так начиналась – речь. Родина. Враг. Мрак. Всем головами лечь»? Эти строки были написаны как раз под впечатлением того самого выступления.
Публика, внимавшая Корнилову, была в совершенном восторге. Можно даже сказать, в экстазе. В стране взошла новая яркая политическая звезда. Генерала забросали цветами, юнкера несли его на руках. Керенский с непередаваемой обидой следил за этим. И не только он. Активные участники февральских событий во главе с Милюковым также были крайне озадачены. Они прекрасно понимали, что рано или поздно Корнилов совершит давно ожидаемый всей армией разгон Временного правительства. Со всеми вытекающими из этого для его бывших членов возможными последствиями. Милюков, например, считал, что военная диктатура невозможна без поддержки широких слоев населения. Одно только это – анамнез и диагноз маститому политическому деятелю.
Все это наслаивалось на очередные неудачи на фронте. Немцы уже заняли Ригу. Ударные отряды не могли удерживать ситуацию под контролем. Разагитированные солдаты все чаще отказывались повиноваться офицерам. Месяцы абсолютной вакханалии не прошли даром. Нужно было принимать экстренные меры. И тут сказалось, что Корнилов был военным, а не политиком. Никакой внятной программы действий, включающей, например, экономический блок вопросов, у генерала на тот момент не было. То, что обычно приводят как «Программу Корнилова», – более поздний документ. Составлен он был уже в Быховской тюрьме, где оказались лидеры военного выступления. И являлся он продуктом коллективного творчества, а вовсе не сводом мыслей одного только Лавра Георгиевича. К примеру, видным соавтором был генерал Деникин. Он, собственно, эту программу потом совершенно справедливо охарактеризовал как восполнение пробела.
Каков же был план действий Корнилова в августе 1917 года? Введение смертной казни на фронте. Согласимся: в тех условиях в этом была необходимость. Сильная власть посредством переформатирования правительства. Сложно, но в принципе можно. Отставка самого Керенского, совмещение должностей министра-председателя и Верховного главнокомандующего, и как закономерный итог – единоличная диктатура. Тут уже был бы целый воз всевозможных трудностей, тем паче, что сам Корнилов, склоняясь к диктатуре как к единственно возможному пути преодоления Россией жесточайшего политического кризиса, хотел сделать это в рамках легитимного перехода власти. Иначе говоря, генерал входил в жесткое противоречие с действительностью.
Корнилов мыслил категориями, которые в тот момент уже не были панацеей. Он искренне считал, что если иметь условные три армии (фронт, крепкий тыл и мощный железнодорожный транспорт), ситуация начнет стабилизироваться. Проблема заключалась лишь в том, что подобный механизм мог помочь в 1916 году, а для августа 1917 года нужны были более глубокие решения. Но Корнилов не был политиком. Невозможно даже сказать, каких взглядов он придерживался. Любовь к Родине – это прекрасно, но совершенно недостаточно для политической деятельности. А диктатура, хоть и военная, – это уже чистая политика. В ней Корнилов проиграл. Вместе с ним проиграла тогда и вся историческая Россия. Был упущен последний шанс избежать прихода к власти радикальных революционеров. За это потомки имеют полное моральное право сказать отдельное спасибо господину Керенскому.
3 августа 1917 года Корнилов представляет главе правительства план первоочередных мер для приведения русской армии в чувство.
Керенский в принципе согласен с предложениями, но просит генерала отложить их обсуждение в правительстве. А уже на следующий день выдержки из доклада Корнилова оказываются в распоряжении газеты «Известия». И начинается откровенная травля генерала. Тут старались все: и либералы, и умеренные революционеры, и, разумеется, большевики.
Корнилов решает начать действовать. Больше терпеть уже невозможно. Тем более что прорыв немцев под Ригой в перспективе создавал угрозу Петрограду. Керенский это понимал. Он решил дать генералу больше власти и даже объявил столицу на военном положении. К городу начали стягиваться воинские части – понятно, с каким настроением. И тут на арену, раскланиваясь перед публикой во все стороны, выходит Борис Савинков, легендарный лидер боевой организации партии социалистов-революционеров. Вы только вдумайтесь в этот дуэт руководителей России в тот исторический период: Керенский и Савинков. Большей насмешки над русской государственностью и не придумаешь.
Савинков Б.В. Знаменитый террорист, ставший военным губернатором Петрограда
Бывший организатор убийств Плеве и члена августейшей фамилии исполняет фантастический кульбит и становится правее Корнилова. Он соглашается с необходимостью ввести смертную казнь и немедленно начать аресты большевиков. Он целиком и полностью за диктатуру, хотя еще совсем недавно был ярым противником оной. Чтобы воздействовать на Керенского, Савинков совершает театральный поступок – подает в отставку. Она не принимается. Напротив, он получает благословение главы правительства отправляться к Корнилову и находить с ним судьбоносный консенсус.
Предполагалось создать триумвират для управления страной до созыва Учредительного собрания. Керенский – Савинков – Корнилов. Вот в этом немощь и дикость Временного правительства проявляется отчетливее всего. Представим себе конец ноября 1941 года. Немцы ведут успешное наступление по всему фронту. Создается угроза самому существованию нашего государства. Сталин собирает в Кремле Политбюро. Уставшим и невероятно хмурым взором смотрит на пришедших Молотова, Берию и Кагановича. Великий вождь привычно ходит по кабинету. Гнетущую тишину никто не вправе разорвать. Первым должен говорить Сталин. Все это понимают и ждут. А он не торопится. Думает о чем-то своем. Трубку набивает. А потом поворачивается и говорит: «Спасти положение может только триумвират. Поэтому, товарищ Молотов, сдавайте дела. И вы, товарищ Берия, бросайте заниматься всякой ерундой. Будем на троих рулить страной. Введем, так сказать, коллективную ответственность. Глядишь, тем самым и сломаем хребет проклятым тевтонам. Они ведь, супостаты, такого коварства от нас не ожидают. А пока они будут приходить в чувство, сибирские дивизии им по сусалам надают, как предки наши Наполеону в 1812 году».